Потерянная душа

Не знаю, кто тогда сказал из них:

– За племянницу нас могут и выгнать.

Скворцова только рассмеялась ехидно, ответив:

– Ща посмотрим, как она будет нас выгонять. Не ссыте, она даже строгой не может быть, ща расплачется и только.

И демонстративно прошла по всему двору в здание детского дома.

Родители, подбежав к нам, стали суетится, вытирая грязь с лица, отряхивали с меня грязь. Мне было стыдно в эту минуту перед этой девчонкой, которую зашугали в этом доме и смотревшую сейчас на меня с тоскливыми глазищами.

– Мам, да все у меня хорошо, – одернулась я, – подумаешь, подралась маленько.

– Дочка! – сказал отец. – Я горжусь тобой. – И, повернувшись к девочке спросил: – Тебя как зовут? – протягивая ей руку помощи, поднимая ее с земли, всю грязную и мокрую.

– Полина, – тихо ответила она.

– За что они с тобою так? – спросила ее я.

Она пожала плечами и промолчала.

– Девчонки, быстро домой переодеваться, сейчас такси поймаем, а то заболеете. Это хорошо, что после дождя солнце вышло, – и папа выбежал за ворота детдома в поисках такси.

– Спасибо тебе за помощь, – сказала мне Полина. – Мне пора, а то еще больше попадет, за то, что сорвала линейку.

– Куда это ты пойдешь? – запротестовала моя мама. – Тебе переодеться надо, у тебя есть вещи во что переодеться?

– Да, конечно, есть, – ответила Полина, круто развернулась и побежала вдоль забора.

– Полина, подожди! – крикнула я и побежала в вдогонку за ней.

Но тут появился мой отец, сгреб нас двоих в охапку и, толкая к воротам, сказал:

– Такси ждет, поехали, девчонки, мыться и переодеваться.

Полина стала отнекиваться, сказала, что ей нельзя без спроса выходить за ворота. Но отец слушать не стал:.

– С директором мы договоримся, поехали, и даже слушать не хочу отговорки. Самое важное не заболеть сейчас, а все остальное решаемо.

Так я подружилась с необыкновенной девочкой из детского дома где хозяйкой была моя тетя Нина.

Вечером того же дня тетя Нина нам рассказала, как детям тяжело живется в детдоме. Она наизусть знала каждого ребенка, его судьбу, даже помнила день и число их появления в детском доме.

От Полины мать отказалась в роддоме, маленькая кроха сначала жила в доме малютки, а позже ее перевели в детский дом, когда ей исполнилось пять лет, ее удочерили. Вот тогда две девочки, стоя в комнате, ждали с нетерпением родителей, которые хотели удочерить девочку, Скворцова и Полина. Выбрали Полину. Скворцова затаила обиду на Полину, хотя сама очень добрая девочка. Но так несправедливо сложилась судьба Полины, что приемные родители оба погибли. При каких-то загадочных обстоятельствах. Никто из родственников не захотел брать приемную девочку к себе, и Полина вернулась опять в детский дом, где Скворцова каждый день напоминала ей о том дне, когда Полина специально старалась понравиться. Тетя Нина не могла наказывать, она только штрафовала учеников уборкой помещений, сказав:

– Они и так наказаны жизнью. Не могу я их наказывать, сердце за каждого болит. А Скворцова на самом деле совсем другая, это она из-за того, что за все время пребывания в детском доме ни разу не понравилась ни одной паре, стала как ежик. А когда с ней сидишь и разговариваешь она беззащитная, такая же, как и все дети этого дома.

Слушая тогда тетю Нину, я вспомнила о том, как я страдаю от своего высокого роста. Но по идее, оказалось, я самая счастливая, у меня замечательные родители, у меня есть родня, бабушки, дедушки, которые меня любят и души не чают. Не то что те дети, глаза которых я видела, когда они с завистью смотрели на меня. Да, в тот день я стала к своей проблеме роста относиться со смехом. Но комплекс все же остался. Потому что все близкие мне друзья были ниже меня. Но я старалась вида не подавать своего недостатка.

Пока я гостила у тети, я сдружилась с Полиной, оказывается, она знала много приемов карате, потому что приемный папа у нее был тренером по этому виду спорта, он и научил ее себя защищать. А когда я спросила, почему же она тогда не защищала себя, она ответила:

– Силой не докажешь ничего, ведь они сами такие же несчастные, как и я. Ты просто не поймешь, что такое жить без родителей. Я ведь даже забыла, что они мне были не родные. Но когда попала обратно, я вспомнила, как мы стояли со Скворцовой в комнате, как она мне поправляла бантики и, как старшая сестра, напутствовала: «Ты должна им понравиться, ты не можешь не нравиться». И все время меня двигала вперед себя. Но в душе сама очень хотела понравиться, и чтобы именно ее удочерили. Это я вспомнила, когда снова оказалась здесь, в этом доме. Лида Скворцова добрая, она в том далеком детстве была мне как сестра. Но каждый выживает как умеет. Она сказала мне как-то: «Если я буду доброй и такой же наивной, как ты, то на твоем месте оплеванная буду сидеть я».

И у меня зародился план: подружить их снова, как тогда две маленькие девочки, стоявшие в комнате в ожидании родителей.

Оставалась одна неделя нашего отпуска в России, и я не стала терять время. Поговорила с отцом, он согласился мне помочь. И возил меня каждый день в детский дом. Лида пару дней грубила и на сближение не шла, но на третий день своего приезда в детский дом я отозвала ее одну в сторону и честно сказала:

– Давай знакомиться, меня Тина зовут, я приехала сюда на каникулы, и у меня нету времени с тобой долго пытаться подружиться. На следующей неделе я улетаю домой и не знаю, когда еще смогу приехать, но мне очень хочется, чтобы ты и Полина стали мне подругами. Очень хочу, хочешь – верь, хочешь – нет.

Она минут пять молча смотрела на меня и смачно жевала жвачку, потом протянула руку сказала:

– Меня Лидой зовут, а фамилию ты слышала, Скворцова. Ты мне тоже понравилась, ведь не заложила меня тогда своей тетке, а Полинку я все равно ненавижу.

– Да ладно, я и без тебя знаю, что она тебе нравится. И в детстве ты ее любила как сестру.

– Что, наша директриса тебе рассказала?

– Нет, просто догадалась.

– Я злая на Полинку, и причем очень сильно, ведь она за все время, что жила счастливо с приемными родителями, ни разу не вспомнила обо мне, ни разу не приехала, а я ее ждала, каждый день ждала и бегала к воротам.

– Лида, как сказала бы моя мама, «пока ты несовершеннолетняя мы отвечаем за тебя с папой, и мы принимаем все важные решения». Видно, родители у Полины тоже принимали за нее решения. Поэтому она и не могла тебя навещать.

– Ой, не защищай ее.

– Я не защищаю. Просто думаю, если было бы наоборот, и ты бы жила в той семье, наверняка тоже не смогла приезжать к Полине.

– Я бы сбежала, но навестила бы ее.

– Это ты так думаешь. Но живя там, в семье, ты бы думала по-другому.

– Откуда тебе знать, как бы я думала? Ты вон вся такая из себя красивая, в шмотках фирменных, любимая доченька небось, тебе не понять нас никогда!

– Не заводись, Скворцова! Слушай, ты первая, кто сделал мне комплимент.

– Да не ври?

– Честно, меня все называют там, где я живу, хыжая?

– Что это означает?

– Рыжая, просто неправильно выговаривают букву «р» и получается хыжая, да еще и Гулливером, фонарем и каланчой. Одним словом, кличек у меня как у собак, целая куча. А вот Тиной меня почти никто не называет.

– Вот у вас, благополучных, проблемы, обалдеть, – засмеялась она.

Когда Лида засмеялась, я увидела в ней искренность ее смеха, да такой заразительный, что тоже рассмеялась. Но не одна я заразилась ее смехом, поджидающие ее девчонки тоже стали смеяться и тихо подходить к нам. Так я подружилась со всем ее окружением.

Когда я уезжала, они все пришли меня провожать, прощались мы со слезами на глазах. Чувство потери тогда впервые ощутила я. Но мы не потерялись там, в аэропорту, я подарила свой телефон Скворцовой, а отец свой подарил Полине. Мама свой подарила Ольге, самой старшей из девочек. Нам было неловко что телефонов у нас всего оказалось три, а Лида рассмеялась и сказала: