– Ох, бабоньки, а вы слышали, что их Мирон сил лишился?
– Да ты что, значит, молодой колдун ему на смену пришел? Или наконец-то этой треклятой деревне хана пришла? – громким шепотом спросила та женщина, что в яркой панаме.
– А ты откуда знаешь про это? – Спросила пожилая тетка.
– Да вчера бабка Матрена к нему ездила, правнука возила, он же у них весь пятнами красными покрытый с рождения. Никто вылечить не может, вот она и повезла его туда. А он ей говорит, что не может больше помочь, даже если настой даст, все равно не поможет. Нет у него больше той силы, что помогала излечить. И вот шут его знает, Мирон от бабки своей черные чары получил, а у самого Мирона никого нет – ни детей, ни семьи, да и родственников у него тоже уже нет. Он ведь единственный ребенок был у Натальи, матери своей. Это я от бабки своей знаю. Наверняка конец этим колдунам, – с какой-то опаской рассказывала Файка.
– Да хоть бы так и было, сам то Мирон не был таким злым, как его бабка, но откуда знать, что у него в голове. Моя бабка тоже рассказывала, что в их деревню все боялись ходить. Этот проклятый алмаз всех губил, кто в деревню случайно заходил, – ответила ей та тетка, что в яркой панаме.
Слушая их, я улыбалась. Оказывается, нашу деревню боятся, да еще и столько сплетен плетут. И встряла в их разговор.
– А если вы не верите, что этот дед может вылечить, и колдуном называете, то зачем же ваша бабка Матрена к нему своего правнука потащила? – удивленно спросила я их, а потом добавила: – Мы, например, с ребятами часто в деревню Нуру на озеро с города ездим – нормальная деревня, люди, правда, городских сторонятся, а так – там здорово, озеро красивое, да и деревня тоже красивая.
– Мала ты еще и не поймешь, когда дети болеют, и их вылечить не могут – и в черта поверишь, лишь бы ребенка вылечить, – все кивнули в знак согласия, и Фаина продолжила: – Ох, девонька, ты поосторожней, там каждый второй порчу наводит. Знаешь, сколько народу померло уже от этого? Лет пять назад их егеря застрелили, все говорят, Мирона родственница это была, сама, конечно, тоже померла, но ведь никто за Федора перед законом так и не ответил.
– А родственница Мирона почему умерла?
– А шут их, ведунов, знает. Люди говорят, Мирон ее и убил за этот проклятый алмаз. Хотя этот алмаз никто в глаза и не видел, а столько горя от него, – с печалью в голосе рассказывала Фая.
– А мы когда были в деревне прошлым летом, нам дед Мирон сам рассказывал про чашу, что она была из глади воды изготовлена, но ведь это всего лишь легенда, то есть сказка.
– Конечно, он нарассказывает чего хочешь, только не все там сказка. К нам сюда приезжал ученый с самой Москвы, давно, правда, забыла, как его зовут, то ли Харитон, то ли Славян. Так вот, он все время что-то искал, у людей выспрашивал в округе, кто о камне что знает. Сказал, хочет книгу написать про эту самую чашу. Вот люди ему и рассказывали, кто что слышал, а он наверняка все выспрашивал неспроста. Потому, когда он исчез, то те, с кем он разговаривал о чаше, вскорости слегли и один за другим померли.
– Да ладно, такого не может быть.
– Вот тебе крест, – и она три раза перекрестилась, за ней перекрестились и другие две женщины.
Автобус остановился, мне пора было выходить, женщины ехали дальше.
Всю дорогу до дома я переваривала услышанное. Ведь это бред, такого не может быть. Однако я действительно видела чашу во сне и сквозь нее увидела Надю у бабки Клавы.
«Да это просто совпадение и только», – отвечало мне второе «я», которое не верило во весь этот бред.
В половине четвертого я была уже дома. Камень в виде чаши, закатившийся утром под кровать, я не увидела. Выдохнула из себя весь воздух, и у меня поднялось настроение. Правильно мама учила – «куда ночь, туда и сон». Вот и случилось – все, что я не хотела больше помнить, исчезло. Я от радости завалилась на огромный диван и запела:
– Я видела сон, и прошу об одном:
Чтобы он не оказался вещим.
Да, я все понимаю. Сердцем верю.
Но в душе началась война.
Тьфу нафиг, к черту эту войну. Завтра зачет, а я сегодня еще ни разу книгу не открыла. Но сначала надо поесть, – сама себе приказала я и пошла в кухню.
До вечера я зубрила все, что мне показалось важным, и уже к девяти часам вечера, уставшая, сидела на диване полусонная. Если честно, ждала девять часов, совсем забыв о том, что Никита сейчас не в Москве, и в девять он не позвонит, потому что у него сейчас там, на Дальнем Востоке, просыпаться начинает только солнце, но не люди. Приготовив вещи на утро, я пошла в ванную. Вот что-что, а это больше всего мне нравилось из городской жизни. Набрав полную ванну чуть теплой воды, я нежилась в ней, скрываясь от жары. Май совсем забыл, что он весенний месяц, и днем стояла невыносимая жара, и только ночью веяло прохладой. Лина мне показала, как включать кондиционер, но мне не нравился его неестественный холод, поэтому я им не пользовалась.
После ванны меня клонило ко сну, и я сразу же пошла в комнату. Привычка просыпаться рано так и осталась, но и спать тянуло тоже рано. Как всегда, перед сном мысли возвращались в детство.
Я скучала по нашим посиделкам с Надей. Как мы придумывали приколы с ней, а потом ночью бегали по деревне, ставя из картошки колотушки в окна, и, сидя в кустах, тянули за леску, чтобы картошка била в окно. Как за нами иногда выбегали соседи, грозились поймать и отшлепать по заду. Подкидывали кошелек, наполненный навозом, а находившие его прятали, а потом он вылетал из их домов за ворота. Мы смеялись нам было весело, ведь те, кто быстро прятал кошелек в карман, думали, что в нем есть деньги. Однажды мы пригласили к себе еще четверых наших одноклассниц – Лиду, Веронику, Ольгу и Валю – и решили духов вызывать. Мои родители ушли на день рождения к Левиным, и поэтому нам никто не мог помешать. Рядом через ограду в огороде у нас жил Вовка Сагин, был он на два года старше нас. Вовка торчал в огороде и увидел, что ко мне пришли еще девчонки, и, видно, подслушал, что мы задумали, да пошутил над нами так, что мы запомнили это навсегда. Когда мы шумно усаживались вызывать духа, Вовка подпер нашу дверь граблями. А когда потушили свет и начали серьезно вызывать дух бабки деда Мирона, Вовка затарабанил в дверь, мы бросились бежать из комнаты, но дверь не открывалась. От страха никто не мог зажечь свет. Вот мы тогда испугались до смерти, орали, наверно, на всю деревню. Лида и Вероника аж плакали. Когда Вовка понял, что мы от страха сейчас помрем, он открыл дверь и зажег свет, ржал, как конь, на весь дом, смотря на нас. Видно, от страха у нас волосы стояли дыбом. С тех самых пор у нас даже мысли такой не было – вызывать духов.
А однажды на Рождество мы с Надей решили погадать на валенках – в какую сторону деревни мы замуж уйдем. Тогда над нами пошутил Надин дед. Когда мы кинули свои валенки через забор на дорогу, дед их быстро забрал и принес в дом, поставил за печку. Я с Надей вышли их искать, но никак не могли найти куда они улетели. А тут мимо нас пробегала баба Нюра. Надя крикнула:
– Баб Нюра, вы валенки наши не брали?
Баба Нюра, запыхавшись, махнула рукой и попросила сбегать к деду Мирону, чтобы он к ним пришел – у ее деда Яши сильно спину прихватило, да и лошадь их что-то слегла. Мы, конечно же, побежали за дедом Мироном.
А когда домой зашли, дед Надин нам и говорит:
– Это вы шо ли валенками кидали за околицу? Одним деда Яшу прибили, другим лошадь его. Вот он валенки утащил и сказал, что найдет, чьи валенки, и отрабатывать заставит вместо лошади. А та, чей валенок в размере больше, замуж должна будет выйти за их сына, который овдовел пару лет назад.
Все наши деревенские говорили: «Аркашка ее в гроб загнал». Мы тогда с Надей переглянулись и вместе соврали:
– Нет, мы не кидали валенки.
– Дед, ты чего, забыл? У меня и валенок нету, – продолжала Надя.
– Как нету? А чей же ты кидала?
Надя, не задумываясь, сразу же ответила:
– Мамин.
– Ну, тогда мамке придется замуж выйти за Аркашку.
Вся деревня знала дядю Аркадия, какой он дурак, если хоть капельку выпьет самогона. И мы с Надей весь вечер переживали, чтобы лошадь выжила, и тете Любе не пришлось выходить замуж за Аркашку, да и нам отрабатывать – быть вместо лошади и возить телегу. Тогда нам было не смешно, потом, когда мы выросли, смеялись до слез, вспоминая наш детский страх.
Я лежала с закрытыми глазами, с улыбкой вспоминала мое детство с Надей, и сама не заметила, как уснула.
Глава 2
Раннее утро разбудило меня лучиком света, который пробился сквозь тонкий тюль на окне. Я привстала на одном локте, щуря глаза, и по очереди их то открывала, то закрывала, играя с солнечным светом. Спала я сегодня как убитая, и тело чувствовало прилив физических сил, в голове все мысли были четко разложены по полочкам. Давно у меня не было такого здорового и светлого утра. Только я пробежалась мысленно по своему здоровому состоянию, как рука, на которую я опиралась, почувствовала жжение в ладони. Я улеглась на подушку и подняла руку – она сжимала тот самый камень, который вчера я не нашла под кроватью.
– Да что же это такое, что за фигня меня преследует? – громко крикнула я и выскочила из кровати, бросив камень на подушку, где секунду назад покоилась моя голова.
Он словно горел от солнечного луча. И в голове зазвучал голос деда Мирона.
– Посмотри через чашу! – приказывал его голос.
– Нет! Я не хочу ничего знать, я не хочу быть ведьмой. Слышите меня?
Что было в последующую секунду, я даже сразу и не сообразила: то ли солнце спряталось, хотя в комнате было так же светло, как и до этого, то ли камень потух. Я подошла ближе. На подушке лежал обыкновенный стеклянный камень, выглядел, как граненый стакан. Я смело взяла его в руку, он был теплый.
– Надеюсь, мои глюки на этом закончились? – спросила я не то себя, не то эту стекляшку.
Но, когда размахнулась и хотела выкинуть камень в окно, в эту минуту рука безжизненно, словно парализованная, опустилась вниз, и камень вылетел из руки на пол.
– Мамочка родная! – испуганно прошептала я и выбежала из комнаты.