Судьба амазонки

– С тобой я советоваться не буду, – глаза служаки неожиданно погрустнели.

– У тебя нет дома, нет детей, а в душе нет любви… – голос юного проповедника обволакивал сознание. – Не думай, что у меня мало опыта. Можно прожить длинную жизнь и остаться слепым, ничего не поняв. Можно за год и два увидеть свет, который не видят другие. Донести его до людей – моя задача и призвание.

– У тебя уже есть ученик, – Зигвард стряхнул оцепенение и махнул рукой в сторону дома барона. – Иди и занимайся его прозрением, он ждёт. Меня не трогай, я останусь верен своим покровителям на небе и земле. Они не учили меня ничему плохому. Мне нечего стыдиться. А если есть за что – сам отвечу.

Помощник герцога отошёл прочь, сел на своего коня и поехал вслед за господином. В его сердце закралась досада. Он отдавал должное уму, образованию и способностям хлипкого паренька. Зигвард чувствовал, что Берт умеет задеть какие-то потаённые струны его сущности. И всё же опытный воин не хотел подпускать к себе близко чужого человека, тем более доверить ему свою боль, что накопилась за долгие годы одиноких странствий. Самое ужасное, что друг герцога видел истинную причину, почему диалог между ними невозможен. Юноша как две капли воды был похож на того парня из прошлого, которого предпочла бывшая возлюбленная. Такого сходства Зигвард простить не мог! Рядом с ничего не подозревавшим Фридбертом всегда уравновешенный командир вдруг становился агрессивным и замкнутым. Остановить себя советник герцога был не в силах, да и не хотел.

Берт долго стоял перед дверью в покои барона и не решался войти. Хозяин дома, несмотря на данное обещание, не желал видеть юного проповедника и под разными предлогами не раз отсылал его прочь. Правда, он не впускал к себе вообще никого, да и сам не покидал своего убежища без надобности. Дела маленького государства были полностью переложены на плечи герцога. Даже сообщения об очередной вылазке беспокойных соседей не трогали несчастного отца. Он все последние дни самозабвенно молился своим языческим богам и ждал, что дочь вернётся. Как часто ему казалось, что дверь вот-вот откроется и потерянная радость жизни живительным водопадом обрушится на него и воскресит угасающий огонёк надежды.

Чуда не происходило. Барон упрямо не верил, что исправить ничего нельзя. Запоздало организованные розыски Архелии были тщетны, и ловкая подруга-охотница провела беглянку через все засады, посты и ловушки. Девушки незаметно покинули пределы родного княжества, и вслед за ними стремительным ручейком ускользнуло из дома счастье. Только сейчас барон понял, как много значило в его жизни присутствие родной упрямой души. Он сполна оценил потерю не сразу. Для отца не было большей радости в жизни, чем видеть каждодневно озарённое внутренним светом лицо самого любимого человечка – своего ребёнка. Своё маленькое «я», своё удачное (или не очень) продолжение на Земле, которое в свой черёд с благословения небес даст новую жизнь другому маленькому «я». И оно будет справедливо требовать у старшего «я» места под солнцем, своей части в богатстве, своей доли любви, понимания, участия. Бесконечно попрекаемая за сумасбродство и непослушание, эта маленькая частица души получит в конце концов всё, что могут ей дать любящие родители. Она пройдёт собственный путь и угаснет, как все предшествующие «я». Как хочется видеть этот путь, участвовать в судьбе ребёнка, быть неравнодушным свидетелем взлетов и падений… «Где ты, дочка?» – пульсировало в голове отца, добровольно заточившего себя в маленькой тесной комнатке. Тишина наваливалась на плечи, как скала.

Сзади притаившегося в коридоре Фридберта послышался шорох. За спиной робко переминалась с ноги на ногу маленькая девочка в потрёпанном платье с серебряными украшениями поверх. В руках она держала деревянную плошку с горячей настойкой.

– Ты к барону? – поинтересовался юноша.

– Да. Меня хозяйка послала лекарство ему отнести.

– Иди назад. Я сам ему отдам, – протянул он руку.

Девочка шустро спрятала питьё за спиной и упрямо поджала губки:

– Но мне сказано!

– Ой, посмотри, как плохо не слушаться! Ты пролила отвар на пол.

Маленькая посыльная смутилась и покраснела. Она с грустью оценила количество оставшейся настойки и пробормотала:

– Немножко осталось…

– Давай мне, меня ругать не будут. А ты иди. Хочешь новую игрушку или наряд? Вот, держи денежку. И беги, беги отсюда!

Она неуверенно подала ему плошку, взяла монету, но уходить не спешила.

– А если мама спросит, я ей скажу, что ты дал… Хорошо?

– Конечно. А сколько тебе лет?

– Мама говорит, что шесть зим перезимовала.

– Умница, ты старше кажешься. Ну, беги.

– Осторожно, не разлей!

Сияющая от похвалы девочка, дав последнее указание, выпорхнула на свежий воздух: к солнцу, цветам и птицам.

Берт проводил её взглядом и решительно шагнул в низкий проём двери, держа в руках целебный напиток. Данный некогда обет наконец пересилил страх и робость. Юноше казалось, что он идёт в клетку к дикому безжалостному зверю. Таким и был барон до сломившего его события. Однако перед Фридбертом предстал совсем иной человек. То, что увидел юноша, не вязалось с многочисленными рассказами о неисправимом вояке.

Горе до неузнаваемости изменило барона. Его душа стала хрупкой, а характер податливым, как у маленького дитя. Берт сейчас должен был воскресить надежду в сердце покинутого отца, а затем превратить её в веру. Веру, что помощь придёт не от старых, не внимающих его молитвам богов, а от нового всесильного Всевышнего. Того, что может взрастить прощение и любовь даже в душах смертельных врагов и тем более повздоривших близких людей. Юный проповедник знал, что его святой долг помочь прозреть старому вождю. Юноша более не сомневался, по силам ли ему такая задача.

– Берт? Приветствую, – барон поднял руку. Его морщины дрогнули. Устав от одиночества, он старался изобразить улыбку.

– Я осмелился принести вам лекарство вместо той маленькой девочки.

– А… Неля… Она милая, совсем как моя маленькая…

Он тяжело закрыл веки, пытаясь восстановить во всех деталях подзабытый детский облик своей дочери. Архелия никак не вспоминалась ему улыбающейся милашкой. Напротив, перед глазами вставал образ строгой девушки с огромными серыми глазами и непослушными прядями спутанных волос. Он знал каждую царапину на её железной укороченной кольчуге, помнил во всех подробностях орнамент на её дорогих доспехах. Чужому человеку невозможно было поверить, что под прикрывавшими грудь железками бьётся доверчивое и ранимое девичье сердце. Его девочка вышла один на один с беспощадным миром…

Берт прервал тяжёлые воспоминания барона, вкрадчиво произнеся:

– Она обязательно вернётся. Я буду молиться об этом.

– Ты? И твой бог сможет вернуть её?

– Если и вы будете обращаться к нему…

– Не проси невозможного.

– Сколько жертв уже принесено и сколько ещё понадобится. Вашему народу тяжело стало исполнять волю жрецов, люди начали роптать. Те, кто советует вам вести постоянные войны, разве заботятся о благе государства? Они решают конфликты между своими богами ценой ваших жизней. И сейчас используют вашу боль для своего обогащения… Сколько даров уже принесено по их требованию, а Архелия не вернулась. Ваши боги не залечат душевных ран: они питаются кровью.

– А ты залечишь? – барон, казалось, пропустил мимо ушей нападки юноши на древнюю веру.

– Мой Бог требует скромности и терпения от своих служителей. Мы не смеем пользоваться чужими трудами…

– Кто «мы»? – перебил его барон. – Вас много?

– Я простой ученик. Истинная вера измеряется не столько количеством людей, сколько силой, с которой они…

– «Быть скромным и терпеливым», – усмехнулся старый вождь, снова прервав речь Берта. – А я всю жизнь провоевал, но ведь я защищал свою землю и народ!

– Многих войн можно избежать. Как рачительный хозяин, заботящийся о благе государства, вы могли бы иначе уладить многие конфликты.

– Хитростью? Мне всегда претило лицемерие, двуличие, заигрывания между врагами. Этому ты пришёл научить меня?

– Простите, я хотел сказать «мудростью».

– По-твоему, я недостаточно умён? А может, и глуп?

Разговор явно шёл в тупик. Юноша не справлялся с упрямой логикой барона. Недостаток опыта давал о себе знать: никогда ему не приходилось вести беседы со столь высокопоставленным человеком, к тому же настроенным недоброжелательно. Никакой учёностью нельзя возместить пробел, образовавшийся из-за юности лет. Берт смиренно опустил глаза и подумал, что лучше ему удалиться. Барон, прижав противника, неожиданно смягчился:

– Ладно, оставайся, – казалось, он видит юношу насквозь. – Расскажи мне, что знаешь, чему научился в странствиях. Я сам решу, чему верить. Садись.

Воодушевлённый Фридберт поднял глаза, и лицо его просияло. В глазах появился незнакомый блеск, который потеснил мрак неосвещённой комнатки. Он сложил свои руки ладонь к ладони и поднёс их к груди.

– Я буду рассказывать о моём Боге стоя. Произносить его имя и сидеть – значит недостаточно любить его.

– Как знаешь. Мне думается, что сидишь ты или стоишь – неважно. Любовь ведь от этого не изменится. Ну, так начинай…

6. В поисках пристанища