Дневники и письма

С улыбкой она наклонилась к нему и сердечно протянула руку. Выглядит блестяще. Она прищурила глаза и засмеялась. Оглядела его сверху донизу.

– У вас мокрые волосы, вы, наверное, только с постели. Вам непременно надо быть у меня завтра, сегодня у меня дамский клуб. Смотрите, какие прелестные цветы, – в коляске у нее было полно больших желтых цветов, – посмотрите на этот, как он прекрасен, слишком прекрасен. Я дарю его вам. И вот этот. Пожалуйста, по одному в каждую руку.

На прощание она протянула ему ладонь и, прищурившись, взглянула на него:

– Адьё!

Он остался стоять на пыльной проселочной дороге. В каждой руке он держал по большому цветку и смотрел вслед коляске. Он чувствовал себя немного растерянным. Взгляды, рукопожатия, цветы – что все это означает? Он вздрогнул. Она обернулась и засмеялась.

Он направился домой, старательно пряча цветы, чтобы никто не увидел, и думал, думал…

* * *

Всю вторую половину дня они бродили по лесу и веселились. Шутили, смеялись, будто школьники.

Он точь-в-точь такой, как ей нравится, они так подходят друг другу, сказала она, и он ощутил прилив гордости.

В огромной шляпе с алой, цвета киновари, подкладкой она выглядела забавно, по-детски. Такая соблазнительная – ходит, опустив голову, собирает цветы, приходит в восторг, когда находит какой-нибудь красивого цвета. Он не мог оторвать глаз от ее шеи. Волосы были подняты, и шея выглядела такой обнаженной.

* * *

К вечеру стал собираться дождь, по небу без остановки быстро-быстро двигались тяжелые тучи.

С моря дул ветер. Церковь стояла белая и печальная, вокруг – могилы.

Он ждал ее, она зашла к каким-то знакомым. После беготни по лесу он устал, ему было холодно.

Она казалась не такой красивой, как накануне, выглядела старше.

Они зашли в темную комнату. Из-за низко висящих туч все было каким-то унылым. Они разожгли огонь и присели у камина. Повисло молчание, они не находили, что сказать друг другу.

Зажгли лампу. Вошла фрёкен Нильсен. Он смутился еще больше. Из двери в сад вид открывался величественный – море, синее-синее. Воздух, пейзаж, вода контрастировали с желтым светом лампы. Желтый свет ярко освещал головы, бросал золотистый отблеск на тарелки и скатерть. В тени прятался синий, чисто синий.

Долгие паузы. Стук ножей и вилок о тарелки.

– Будьте любезны! – внезапные слова звучали ужасно торжественно.

У меня было чувство, что обе дамы смотрят на меня и находят чудаковатым – и ем я, наверное, странно. Может, я чересчур редко пользуюсь ножом?

Я покрылся испариной, еда застревала в горле.

– Вы почти ничего не едите, у вас плохой аппетит? – спросила хозяйка.

– Да нет.

Я покраснел, пробормотал что-то про необычайный аппетит и стал есть с удвоенным энтузиазмом. Теперь надо бы что-нибудь сказать.

– Красиво, синий пейзаж за окном, – произнес я. – Напоминает Пюви де Шаванна[27 - Пьер Сесиль Пюви де Шаванн (Pierre-Cеcile Puvis de Chavannes, 1824–1898) – французский художник-символист.].

Как напыщенно звучит, подумал я про себя, они, должно быть, считают меня скучным.

Вид у меня, наверное, страдальческий.

Дамы переглянулись.

Моя дама, сидевшая напротив меня, уткнулась в тарелку, и мне показалось, я заметил легкую улыбку. И хуже всего было то, что я улыбнулся ей в ответ.

– Так вы нашли подающее надежды дарование?

– Художественное дарование, – уточнил я, изо всех сил стараясь придать своим словам шутливый тон.

– Прекрасно. Встреча двух великих творцов, родственных душ.

Я увидел, что ее разбирает смех, она покраснела от усилий его сдержать. И наконец смех вырвался наружу, взрыв смеха из тех, что внезапно прекращается, чтобы начаться вновь. Она отложила нож с вилкой, схватилась за живот и стала хохотать с открытым ртом. Ее смех ранил меня, оскорбил, я почувствовал себя жалкой вошью, стол, тарелки заплясали у меня перед глазами.

Я из последних сил напрягся и попытался засмеяться вместе с ней, сказать что-нибудь, но смех и слова застряли в горле.

Она изнемогала от смеха.

– Я больше не могу, не могу-у-у, – прохрипела она, пошла в угол комнаты, села на корточки и смеялась, смеялась.

Как же я ее ненавидел.

Внезапно смех прекратился и повисла тишина, как после бури.

– Мне кажется, вы безумец, – произнесла фрёкен, – совершенный безумец.

Я не нашелся, что на это ответить.

Потом я вскочил из-за стола и вышел в комнату с камином.

Я чувствовал себя обескураженным, меня кидало в жар. Я прислонился лбом к холодному окну, чтобы немного остыть. Потом пришла она и стала обмахивать меня веером.

Полутьма. Веер. Как она очаровательна… И как я ее ненавижу.

Я наскоро распрощался и отправился восвояси.

Никогда больше не вернусь, ни за что на свете, и пусть она остается при своем. Я шел быстро, опустив голову и засунув руки в карманы, произошедшее не выходило у меня из головы. Я думал о своем унижении за столом, у меня горели уши, ее смех звенел у меня в ушах, я скрежетал зубами от ярости. Не хочу больше ее видеть, никогда.

Иллюстрация в дневнике

Она смеялась над ним, а он возомнил, что нравится ей – он был смешон, жалок, глуп…

Я не показывался в усадьбе Киркебаккен два дня. Больше не выдержал. Надо показать ей, что не замечаю ее, с достоинством пройти мимо.

Я втайне мечтал, что она склонит гордую голову из любви ко мне, хотел унизить ее, как она унизила его.

Я встретил ее в саду.