Судьба и ее перипетии

– Я просто увидел в вас своего младшего брата, которого у меня никогда не было, и я искренне обеспокоен… Он запнулся и опустил свои длинные ресницы на сцепленные руки, внезапно став похожим на застенчивого мальчика.

– Да не переживайте вы так! – воскликнул Стивен, тоже смущенный реакцией старшего мужчины. – Я же не со зла так сказал. Задавайте хоть сотню вопросов, с удовольствием отвечу! И, отвечая на ваш предыдущий вопрос, могу сказать, что в нашем поселении не так уж и много полисменов, а мой постоянный напарник заболел, потому что ходил в таком же тонком пальто, как у вас.

– Мне очень жаль, – искренне ответил Бернард, – но за меня не беспокойтесь! Когда доберусь до места, наконец переоденусь.

Мужчины дружно рассмеялись и вскоре замолчали. Вдруг выражение лица полисмена изменилось: его взгляд стал строгим и сосредоточенным, губы сжались в твердую линию, и он сразу стал как будто бы на несколько лет старше. Бернарду стало не по себе от такой резкой перемены, и он посмотрел туда, куда был направлен взгляд молодого человека, в то самое мгновение, когда тот резко затормозил. Их слегка тряхнуло.

Бернард увидел, как неподалеку от старого каменного дома дерутся двое мужчин: один из них, взлохмаченный и в куртке, на размер больше его самого, толкает второго, такого же экстравагантного типа, в грудь, но тот второй не собирается уступать первому; спустя секунду его кулак врезается в челюсть этого первого, и тот, покачнувшись и прижимая руку к своей челюсти, схватил обидчика за ворот куртки.

Рядом с ними на асфальте стояли две зелёные бутылки, справа от них разлетелись осколки, по всей видимости, от третьей бутылки. Не успел Бернард моргнуть, как Стивен уже направлялся к дерущимся, сжимая в руках ружье.

Миллер вышел из машины следом и благоразумно остался возле нее, мгновенно оценив, что единственным оружием у тех двоих были бутылки, а Стивен был вооружён огнестрелом, и, потому, сила была на стороне Стивена; следовательно, ему, Бернарду, лезть туда не стоит.

Тем временем Стивен быстро и решительно уладил спор между спорщиками, и Миллер, не без удивления, обратил внимание на то, что мужчины на прощание добродушно похлопали полисмена по плечу и пожали друг другу руки. Когда Стивен шёл обратно к машине, Бернард заметил, что его лицо вновь приобрело спокойное и юношеское выражение.

Бернард вцепился руками в дверь автомобиля, его слегка трясло от переизбытка адреналина и эмоций, и он очень стыдился этого. Стараясь скрыть своё состояние от Стивена, он глубоко вздохнул, но тот, хоть и видел возбужденное состояние своего нового друга, благоразумно сделал вид, что не заметил этого.

По истечении пяти минут, не больше, они подходили к входу в полицейский участок.

– Посидите здесь, я сейчас принесу чай, – сказал Стивен, кивнув на стул возле большого дубового стола, и прошел в дверь ведущую в небольшую комнатку слева от этого стола, волоча за собой большую сумку и ружье.

Бернард все еще оставался под впечатлением от резкой перемены в поведении Стивена и, с задумчивым видом, кивнув, прошел к столу. Он уселся на стул и потер руки, подув на них невольно, вспоминая, как набрел на кафе и как был поражен увидев прекрасную хозяйку этого заведения. Девушка была редкой красоты, но и на редкость недружелюбная. Правда, когда он уже отчаялся, что она пустит его согреться и набраться сил, и слезы потекли из его глаз от жалости к себе и перспективе умереть в нескольких километрах от цели, она вышла из своего кафе и сама позаботилась о нем, угостив чашкой чая и предложив помощь в том, чтобы добраться до поселения.

Мысли снова вернулись к первой встрече. Глядя на нее впервые, Бернард не ожидал, что она будет столь холодной и неприветливой. Если бы ситуация была не столь критичной и девушка была повежливее, то он бы отнесся к ней с трепетной застенчивостью, которую он ощущал теперь, спустя время и преодолев опасности, которые ему грозили. Она вызвала в нем яркие эмоции, которые давно уже не посещали его.

Неожиданно в его голову пришли, совсем абсурдные, на его взгляд, мысли о ней: он представил ее в том кафе, такую же одинокую, но самодостаточную, и ему захотелось прижать ее к своей груди и поцеловать прямо в уста. Бернард отчаянно потряс головой, удивляясь неожиданной тяге к этой ледяной, едва знакомой леди. Спустя несколько секунд после волнующих фантазий, он вновь подумал о ней не как о привлекательной женщине, а как о своей спасительнице.

Ночь сгущалась за окном, и хотя ветер стих, Бернард был счастлив, что девушка все же сжалилась над ним, и теперь он сидел внутри здания в хорошей компании. «Не такая она, получается, и ледяная», – подумал он. Представив, что мог сейчас идти вдоль дороги, а возможно, и не дожить до этого часа, учитывая, какой был ветер всего двадцать минут назад, он невольно содрогнулся, ощутив в своем сердце цепкий укол одиночества.

К этому горькому и леденящему чувству прибавилась тяжесть невыраженных и непонятных ему эмоций по отношению к этой девушке, хозяйке кафе. Он представил, как идет по краю шоссе, все еще храня внутри себя, в глубине своего сердца, те эмоции, примешаные к обиде, и как ветер со снегом охватывает его, не давая шанса на выживание. Он очень явно, со стороны, увидел самого себя, идущего, и как он падает, замерзший, одинокий и никому не нужный, на землю, не в состоянии идти дальше, и как слой за слоем его покрывает такой редкий в этом месяце снег.

Увидел, как угасает его существо с похороненными внутри мыслями и чувствами навсегда, один в целом мире, не имея возможности поделиться с кем-то своим внутренним миром – своей внутренней вселенной.

«Ну, ка, соберись!» – приказал он себе, с трудом выбираясь из своих собственных жутких фантазий о его предполагаемой судьбе, той самой, которая непременно постигла бы его, если бы девушка не сжалилась. – «Ты жив, в тепле и уюте; добрый друг предлагает тебе и поесть, и попить, и даже привести себя в порядок, так что жизнь не так уж и жестока! А какая могла сложиться судьба, но не сложилась – уже не важно, ведь это теперь в прошлом, и не стоит забивать голову ненужными волнениями и переживаниями».

Его мысли прервал вошедший в комнату Стивен, который держал стакан чая в витиеватом подстаканнике в одной руке и клетчатым пледом в другой.

– Бернард, пойдемте в другую комнату, там есть хороший кожаный диван. Там вы сможете вздремнуть после того, как сделаете все свои дела, а утром я вас отвезу куда надо, – сказал он, протягивая плед взбудораженному собственными мыслями мужчине. Тот крепко прижал плед к себе и быстро последовал за полисменом в другую комнату.

Усевшись на диван, он тихо застонал от того, как все его кости и мышцы приятно потянулись на мягкости дивана, и мужчину снова стало клонить в сон. Однако он не собирался ложиться до тех пор, пока не приведет свой бедный, измотанный организм в порядок. Но прежде всего ему нужно было выпить чай, пока тот не остыл.

Он подвинулся в сторону, оставляя место для Стивена, и укрылся пледом от самых ног до верха груди, после чего взял из рук полисмена, терпеливо ждущего, пока Бернард удобно устроится, стакан с чаем.

– Как только попьете чай, я покажу вам, где ванная комната, чтобы вы могли согреться и снаружи, а также, привести себя в порядок, – сказал Стивен.

– Спасибо, Стивен! Я не знаю, как отплачу вам еще, но такая доброта и забота не должны оставаться неоплаченными. – проговорил глубоко тронутый Миллер.

– Нет нужды, Бернард, если вы не хотите оскорбить меня, – отмахнулся молодой человек. – Ведь я делаю это от чистого сердца.

Бернард почувствовал комок в горле, потому что сильно растрогался, и в смущении опустил глаза, глядя в стакан. С довольством он увидел, что в чае плавают сочные дольки лимона, а на дне собралась горка песка. Он перемешал чай с сахаром миниатюрной ложечкой и сделал глоток. Тело приятно охватило теплом изнутри, а сердце стало трепетать словно птица: такое бывало с ним, когда его переполняли сильные чувства. И вот, оно трепыхалось сейчас, переполняясь благодарностью и счастьем. Кочевая жизнь начинала приобретать краски и подходила к концу.

В данный момент Бернард был по-настоящему счастлив и жалел только о том, что подобные моменты невозможно где-то бережно сохранить, как обычно хранят дорогие сердцу фотографии в альбоме.

Вопреки своим чаяниям, Нэнси крайне плохо спала в эту ночь. Ей снились беспокойные сны, будто она находится в помещении, и она знает, что в соседней комнате находится тот мужчина, которого она довезла до вокзала. Помещение напоминало вокзал, но это был не он. Внезапно она видит этого мужчину – он выходит из какой-то комнаты внизу, под деревянной лестницей, но его лицо размыто, и она не может сразу вспомнить, как он выглядит наяву. Несмотря на то, что мужчина был красив, мимо неё проходили сотни посетителей в день, и она потеряла способность запоминать лица, которые видела и с которыми разговаривала меньше, чем хотя бы половину дня.

Вдруг начинается стрельба в сторону мужчины, и девушка, вздрогнув от неожиданности, бросается его спасать. Кувыркнувшись через голову, она сбивает его с ног пытаясь вспомнить как его зовут, чтобы обратиться к нему, но не могла. Она тащит его за собой в укрытие, цепляясь за его тонкое пальто, но оно разрывается под её руками, и прерывистый крик вырывается из её горла, заставляя её проснуться. Поежившись, она села на кровати, включила ночник и взяла в руки книгу, чтобы отвлечься. Нэнси смогла заснуть только к утру, прямо с книгой, прижатой к груди, и не помнила, что ей дальше снилось.

Глава 4. Дядя Чарли.

Ночь пробежала быстро и незаметно – только, казалось, Бернард привёл себя в порядок и поел, как уже забрезжил рассвет, хотя солнце ещё не коснулось лучами крыш и деревьев, лишь осветило добрую часть неба. Несколько часов Стивен и Бернард общались, шутили, снова пили чай вдвоём и играли в карты.

Стивен был искренне рад, что столь интересный и разносторонний, на его взгляд, человек составил ему компанию. В какой-то момент Бернард все больше и больше начал клевать носом. По настоянию Стивена, видевшего состояние друга, он расположился на мягком диване и, укрывшись пледом, быстро провалился в сон.

Когда он открыл глаза, на улице уже вовсю светило солнце, и снег почти совсем растаял. Рассвет давно миновал, но полисмен дал своему новому другу выспаться. Никто из начальства Стивена не заходил в комнату, где мужчина спал.

Когда Бернард встал с дивана, он с радостью обнаружил себя свежим, бодрым и, наконец, отдохнувшим, будто вовсе не было тех тяжких дней скитаний. Он чувствовал, что не лишним было бы отдать костюм в прачечную, но сейчас такая роскошь ему была недоступна. Потому он довольствовался ощущением чистоты вымытой кожи под костюмом, а также сытым желудком и ясным, после сна, сознанием.

Пришло время отправляться в путь и не злоупотреблять больше гостеприимством молодого полисмена. Ему было немного совестно, что он не может ничем отблагодарить парнишку за доброту, но он обещал себе, что, как только у него появятся средства и возможности, он обязательно сделает это. Как именно? Он пока не знал, но был уверен, что придумает.

Таким образом, успокоив свою совесть, он вышел из комнаты при полном параде. Ну, при относительно полном: костюм его хоть и был красив и изысканен (ещё бы, он скопил на него за полгода с зарплат фабрики), но он был помят, местами потрепан, не имел одной пуговицы и на животе красовались несколько маленьких пятен.

Стивен посмотрел на него с нечитаемым выражением, которое, однако, было очень дружелюбным и даже полным восхищения.

– Прекрасный костюм, Бернард! – сказал он, поднимая вверх большой палец. – Странно, что я не заметил его вчера.

– Я сначала был в пальто, а потом, когда ты оставил меня, чтобы я мог привести себя в порядок, я разделся до рубашки, поэтому ты его и не видел. Спасибо большое что оценил! – он хвастливо приподнял подбородок и улыбнулся своей белозубой улыбкой. – Мне очень приятно! Я вообще люблю костюмы тройки, а этот имеет для меня особое значение! – Тут он смущенно посмотрел на пятна и добавил, – Конечно, он нуждается в чистке…

– Это снова подарок отца? – предположил Стивен, приподняв бровь и улыбнувшись.

– Нет, это моя первая серьезная покупка! – ответил Бернард увлеченно. – Кстати, моему отцу и матери тоже очень понравилась этот костюм. Я сам тоже очень рад, ведь, костюмы-тройки моя страсть!

– Кажется, я теперь знаю, что подарить тебе на день рождения, Бернард, – проговорил Стивен задумчиво, но все ещё улыбаясь, отчего Бернард не мог понять, шутит он или нет. – Когда у тебя день рождения, Бернард?

– Был в сентябре, – ответил мужчина, все еще держа голову чуть вверх, и присаживаясь на кресло, которое стояло недалеко от двери.

– Хм, – полисмен задумчиво почесал подбородок, глядя на Бернарда, после чего выдал: – Я подарю тебе тот костюм, о котором подумал, на Рождество, если, даст Бог, доживем. Но и о дне рождении твоем в следующем году тоже не забуду!

Далее, перебрасываясь разными фразочками, мужчины снова выпили чай и вышли из полицейского участка. Стивен и Бернард расстались очень хорошими друзьями, и полисмен выразил желание увидеть Бернарда еще, когда тому будет удобно навестить его. Бернард понял, что смог затронуть в душе юноши какую-то струну, ту, которая обычно затрагивается только много уважаемыми людьми, и он был горд этим.

К своему удовольствию, он теперь совсем не ощущал разницы в возрасте между ними и всем сердцем надеялся, что Стивен тоже не ощущает. Отойдя довольно далеко от участка и оглянувшись на него еще раз, Бернард слегка хвастливо подумал о том, что в первый же день в поселении, где ему предстоит жить какое-то время, он обрел такого влиятельного друга, как этот служитель закона, и даже заручился его уважением и поддержкой.

Эта мысль немного устыдила его, так как его чувства к другу были искренними, хоть и не лишенными некоторого самодовольства. Да, Бернард был самодовольным человеком, к тому же очень склонным к патетике (хотя и отрицал это), но он был также очень добрым и бескорыстным человеком, который никогда, несмотря на всю свою самоуверенность, не считал себя выше других.

В оправдание ему можно сказать, что самодовольство появилось со временем, из-за того, что родители часто баловали его, а так же он всегда был очень удачлив в учебе, его всегда хвалили учителя.

Несмотря на все вышеперечисленное, доброта, посеянная в его сердце еще в детстве, никуда не исчезла, и таким образом он сочетал в себе несколько различных натур, что делало его чрезвычайно очаровательным. Никто не мог осудить его или упрекнуть.

Расспросив прохожих о доме дяди Чарли и о нем самом, он добрался до смутно знакомой аллеи. Его охватило чувство ностальгии, и он стал замечать то, что изменилось за время его отсутствия здесь. Он был немного удивлен, что некоторые из прохожих странно реагировали на его расспросы о дяде Чарли, но абсолютно все знали его.