Магия любви в конце года

Когда концерт кончился, еще какое-то время не хотелось ни говорить, ни двигаться. Музыканты и жрец-дирижер тоже застыли на платформе. Пока тишину не разрезал первый хлопок ладоней, который тут же подхватили, усилили сотни других рук, и тут уже грянули в полную силу аплодисменты.

После череды оваций и поклонов, музыканты начали спускаться вниз, а гости вставать с кресел, двигаясь в ту сторону зала, где выставлены угощения и напитки. Наступало мое самое нелюбимое время – время ритуальных расшаркиваний друг перед другом, обмена колкостями, любезностями и сплетнями. Я знала, что сейчас будет: какой-нибудь очередной важный господин, чиновник или член совета, бросится на Анкера и уведет, а мне придется присоединиться к компании слишком сильно надушенных женщин в ярких нарядах. И в другой раз я бы обязательно этому расстроилась, но сейчас музыка будто освободила меня от лишний переживаний. Поэтому я только кивнула и улыбнулась, отпуская своего спутника заниматься светской работой.

Пристроившись к стайке разноцветных, как тропические птички, дам, я взяла со столика тарталетку с черной икрой и тонкий бокал с игристым. Мой белоснежный наряд вызвал пару заинтересованных взглядов, но не более того. Девушки были слишком увлечены беседой.

– Думаю, король уже у Лионы в кармане, – уверенно говорила худая брюнетка с длинным породистым лицом, – Дикарка гордая и сухая, как солдатские сухари. Жрица, конечно, привлекательна, но вряд ли Его Величество страдает от одиночества в спальне.

– Ну, не зна-а-аю, – задумчиво протянула низенькая пышечка с румяными щеками, – Королеве, конечно, нужно и воспитание, и образование, но отбор Единоглазого не пропускает недостойных. Так что он вполне может выбирать по симпатии.

Я поняла, что речь идет о королевских невестах. Тема была интересной, и я уже открыла рот, чтобы задать вопрос и присоединиться к беседе, но тут раздался мелодичный звон. Все, включая меня, повернулись в сторону звука. По залу шли жрецы в белых струящихся по полу балахонах и широких круглых шляпах со звенящими колокольчиками. Высокие, темноволосые, с сияющими серебряными глазами – все они были необыкновенно хороши собой. Но лица с правильными чертами прорезали тонкие сеточки морщин – это была зрелая красота мужчин, у которых в любой момент могут появиться первые внуки.

– Жрецы Онифы, – прошептала завороженная процессией пухленькая девушка.

Я молчала, восхищенно наблюдая, как медленно распадается на части ряд служителей богини мудрости, и мужчины по-одиночке направляются к рассеянным по залу группам гостей. Один из жрецов подошел и к нам. Колокольчики на его шляпе жалобно звякнули, когда он резко остановился. На губах мужчины играла улыбка, но серебряные, переливающиеся, как ртуть, глаза без зрачков, были серьезны.

– Змея, только что укусившая себя за хвост, еще не чувствует боли, поэтому не знает, что произошло. Всякий незнающий беззаботен, и от того счастлив. Хотите ли вы остаться в неведении или готовы узнать часть судьбы, приготовленной вам в следующем году?

Девушки вокруг стушевались, а я сама не зная почему, выступила вперед, сжав от волнения кулаки. Жрец кивнул, колокольчики еще раз звякнули, а моя правая рука неожиданно стала тяжелее. Я развернула ладонь, и увидела, что на ней лежит круглая конфета в яркой бумажной обертке. Пока я разглядывала приобретение, жрец уже пошел дальше, к следующей группе гостей. Я тоже отошла в сторону, не желая открывать предсказание под чужими пристальными взглядами.

«Сердце, любившее тебя, лежит в осколках, и ждет, когда его склеит другая. То, что должно уйти, уйдет».

Я беззвучно шевелила губами, читая написанное на изнанке обертки. На последней фразе замерла, не желая верить словам предсказания. В груди поселился страх, а глаза сами начали искать высокую худощавую фигуру Анкера в толпе. Наткнувшись на него взглядом, я почувствовала, что в зале слишком жарко и легким не хватает воздуха. Потому что он широко улыбался, так, как обычно улыбался только мне, когда мы были наедине. А рядом стояла низенькая брюнетка с лисьим носом. Одна из невест короля.

Обожженное вспышкой ревности сердце плакало у меня в груди, пока я пыталась собраться с мыслями. Мало ли причин могло быть у Анкера улыбаться хорошенькой девушке, помимо той, черной и страшной, которая первой пришла ко мне в голову. Он не простой человек и иногда должность заставляет его вести себя вовсе не так, как он хотел бы. Да и одна улыбка не может считаться преступлением, как бы скуп на них он не был. И если бы не предсказание, испугавшее меня буквально минуту назад, может, мне удалось бы быстро избавиться от дурных чувств. Но пока я пыталась успокоиться, Анкер продолжал разговаривать с чужой невестой, я продолжала смотреть, а мое сердце – болезненно сжиматься в груди.

В любой другой день, уверена, я бы отказалась, не раздумывая. Но сейчас, услышав приглашение на танец, ухватилась за него как за спасительную возможность оторвать взгляд от беседующих. Мне нужно было отвлечься и обрести спокойствие мыслей. Поэтому смелому кавалеру повезло.

Несколько шагов в центр зала, где кружились под нежную мелодию пары, я прошла машинально. Заученные движения танца тело выдавало легко, не требуя от меня особой концентрации на происходящем. И только когда музыка заиграла быстрее, а танец стал сложнее, я почувствовала, что сердце снова ровно стучит в груди, слегка ускорившись вместе с моими движениями. Мой партнер широко улыбался, под густыми усами блестели крупные белые зубы, чуть выдающиеся вперед. Глаза мужчины блестели и неотступно преследовали меня, когда очередная фигура танца требовала от нас разойтись на несколько шагов. Явный мужской интерес вызвал противоречивые чувства. С одной стороны, он мне льстил и я ощущала в этом мстительное удовольствие, своеобразный реванш. С другой, откуда-то со дна души начал подниматься старый страх, появившийся после моих злоключений. С похищения прошло довольно много времени, воспоминания сгладились, а любое внимание мужчин перестало вызывать пробирающий до костей ужас. Но иногда он поднимался откуда-то со дна души, будто не исчез полностью, а только задремал.

Мне показалось, что мои ладони стали влажными, и как только танец кончился, я тут же отпустила руку партнера. В горле пересохло, я облизнула губы, и мужчина, заметив это, вежливо предложил сходить за напитками. И я снова не отказалась, потому что нехорошо себя чувствовала и действительно хотела пить.

По краям зала прятались альковы – небольшие углубления в стенах с мягкими диванчиками. На одном из них я и устроилась, стараясь отдышаться, чтобы прийти в себя. Кавалер вернулся довольно быстро, протянул бокал с игристым, который я жадно выпила, и устроился рядом. Его близость показался мне неприятной, и я уже хотела встать, чтобы поблагодарить за галантность и уйти, но мужчина перехватил мою руку, крепко сжав пальцы на запястье. Жест был грубым, и если сначала я замерла от неожиданности, то уже в следующий момент попыталась вырваться. Но он держал крепко, широко улыбаясь, и что-то говорил. В ушах шумело: от музыки, под которую продолжали вальсировать другие гости, и страха, перемешанного со злостью.

– Отпустите меня меня немедленно, – прошипела, не слушая его.

– Как я могу вас отпустить, драгоценная госпожа. Вы же сами выбрали это место для уединения.

Его улыбка стала шире, когда он приподнял брови и перевел глаза вверх, взглядом указывая мне на какое-то украшение из растений, подвешенное сверху. Я не могла сообразить, на что он намекает, только чувствовала, что ситуация меня безмерно раздражает, и что без шумного скандала избавиться от него вряд ли получится. Но прежде, чем я успела что-то ответить, сзади раздался знакомый голос.

– Отпустите мою невесту, маркиз Юстер, будьте любезны. Она плохо знакома с нашими традициями, и вы ее пугаете.

Мужчина тут же отпустил мою руку, а я резко отступила от него, упершись спиной в твердую грудь Анкера. Мне стало спокойно и радостно, что он пришел мне на помощь, пусть это счастье немного отравляли стыд и неловкость от того, что я оказалась в алькове с другим мужчиной. Я еще не забыла, как Анкер улыбался невесте короля, но сейчас это было неважно, потому что он в очередной раз меня спас.

Мне не нужно было оборачиваться, я и так знала, что голубые глаза моего мужчины сейчас обжигают ледяным холодом собеседника. Недаром он быстро пробурчал извинения и проворно, как лосось на нересте, заскользил по натертому паркету подальше от нас.

– Спасибо. Я уже и не знала, как от него избавиться.

Я подняла голову и тут уже меня заставили заледенеть голубые глаза Анкера.

– Зачем ты вообще с ним пошла танцевать?

Прозвучавший вопрос заставил меня впасть в ступор. Рассказывать о предсказании и вспышке ревности не хотелось, а как без этого все объяснить? Выражение на лице Анкера менялось от моего молчания, вокруг сжатых губ появились горестные складки, а взгляд стал не столько холодным, сколько тревожным.

– Сглупила, не думала, что так все обернется. Не хотела просто стоять без дела, – я наконец нашлась с ответом.

– Понятно, – он кивнул.

Повисла напряженная пауза. Пока я искала слова, которые смогли бы разбить эту напряженность, взгляд рассеянно скользил по обстановке. И сам наткнулся на веточку с красными ягодами, подвешенную к потолку алькова.

– А что это за украшение? Я действительно не знаю.

– Это ветка омелы. Она считается символом жизни. В ткани с рисунком омелы заворачивают младенцев. А живыми ветками украшают дома, в которых скоро должен появиться ребенок. В военное время омела становится символом мира, ее присылают с вестником, когда хотят заключить мир. В зимнее солнцестояние ее вешают для забавы. Люди, оказавшиеся под веткой омелы, должны поцеловаться, даже если незнакомы или в ссоре, – он отвечал подробно и бесстрастно, будто читая лекцию, но последние слова прозвучали глухо.

– Какой кошмар! – в моем голосе звучало искреннее негодование, – То есть, весь зал увешан этими ловушками?

На лице Анкера мелькнуло недоверчиво-недоуменное выражение, а затем он громко рассмеялся. От неожиданности я открыла рот, а он схватил меня, притянул к себе и резко обнял.

– Единоглазый не даст соврать, никогда не знаю, чего от тебя ожидать, – шептал он мне в макушку, – Я ужасно испугался, когда увидел тебя в этой нише. Слава богам, что ты в порядке.

В кольце его рук я чувствовала себя, как всегда, умиротворенно. Словно нежность и забота Анкера принадлежат не ему одному, а какой-то высшей силе. И в этом объятии со мной не может случится ничего дурного, просто потому что весь мир на моей стороне. Но стоило Анкеру отстраниться, и ко мне вернулась тревога, поселившаяся в душе после прочтения предсказания. И остаток бала я улыбалась и шутила, поддерживая беседу с другими гостями, но чувствовала внутри какую-то хрупкость. Казалось, одно неосторожное слово или жест, и вся эта радостная бальная суета разобьется на тысячи осколков, как хрустальный шар, упавший с большой высоты на жесткий пол.

Когда Анкер осторожно поинтересовался, не хочу ли я вернуться домой, я с радостью согласилась. А оказавшись с ним наедине в темном и теплом желудке кареты, сбросила туфли, забралась на сиденье с ногами и прижалась сбоку, положив голову на плечо. Он ничего не сказал, только обнял меня одной рукой, а в другую взял мою ладонь. И нежно поглаживал пальцы, сохраняя молчание до конца дороги.

Тишина продолжала сопровождать нас, пока мы шли по обледенелой дорожке к крыльцу. Слуги уже спали, и Анкер сам открыл дверь, снял плащ и помог снять меховую накидку мне. Его руки на мгновение задержались на плечах, и я глубоко вздохнула, стараясь успокоиться и решить, чего я сейчас хочу. Продолжать мучиться страхом или попытаться забыть обо всем, забрав власть у растревоженного разума и передав ее телу.

Конечно же, я выбрала второе.

И когда Анкер повернулся, он получил самый страстный поцелуй из тех, что я когда-либо дарила. Если раньше в этой игре всегда верховодил он, то сейчас я жестоко сминала своими губами его губы и исследовала рот изнутри языком, будто пытаясь доказать, что он может принадлежать только мне. Становилось все жарче, ноги скользили в луже от подтаявшего на обуви снега, и я оступилась, всем телом навалившись на Анкера. Он пошатнулся на мокром полу и оказался прижат к стене. Вместо того чтобы продолжить прервавшийся поцелуй, я приникла еще ближе и зло укусила его в плечо, вымещая остатки ревности и злости. Он хрипло застонал – от неожиданности или возбуждения, не знаю. Меня этот стон только распалил сильнее. И я укусила его еще раз, уже мягче и игривее, сначала в шею, а потом за мочку уха, слегка потянув ее зубами на себя.

Этого он не выдержал. Мое преимущество было моментально утеряно, Анкер подхватил меня под бедра и приподнял в воздух, все так же прижимая к себе. И уже его губы и зубы начали пробовать мою шею на вкус. Пришла моя очередь стонать, цепляясь руками за его плечи, а ногами за талию, чтобы не упасть. А затем мы вернулись к тому, с чего начали, найдя друг друга губами. И так, не расцепляясь, двуглавым зверем двинулись по коридорам в сторону покоев.

Перед тем, как я упала на прохладные простыни и окончательно забыла о том, что умею думать, меня посетила последняя здравая мысль. «Надеюсь, никто не проснулся и не выглянул на шум». Но эта мысль мелькнула и тут же исчезла, стоило раздаться треску рвущейся ткани. Анкер потерял остатки здравомыслия и терпения, необходимые для того, чтобы расстегнуть десятки хитроумных крючков на платье. И просто разорвал ткань декольте, выпуская мою грудь на свободу только для того, чтобы захватить ее самому.

Наша любовная схватка напоминала сотни тех, что были до этого, но при этом отличалась от них так же, как вино отличается от вишневого сока. Объятия были крепче, стоны громче, поцелуи злее, движения резче. А удовольствие – острее. В нем появилась болезненно-горькая сладость: если раньше мы неторопливо и нежно шли до пика, где растворялись друг в друге, сейчас будто бы бежали наперегонки. И мне одновременно хотелось и того, чтобы этот забег быстрее кончился, и чтобы он не заканчивался никогда. Но рывок за рывком мы приближались к черте невозврата, когда уже невозможно замедлиться, даже если это будет стоить тебе жизни. Удовольствие то нахлынывало, то отпускало, как штормовое море набегает на берег, с каждой волной становясь все сильнее. И когда я почувствовала, что последняя, самая высокая волна уже рядом, Анкер стал еще быстрее и резче, буквально выбрасывая нас последними толчками на заветную вершину. На которой, как всегда, ждали блаженство, изнеможение и приятное опустошение.

Первое время не было сил даже чтобы обняться и погладить друг друга, безмолвно благодаря за произошедшее. Мы просто лежали рядом, шумно дыша. А потом Анкер сгреб меня в охапку и прижал спиной к себе. Я закрыла глаза и положила ладони поверх его рук, наслаждаясь близостью. Когда довольно скоро он засопел мне в ухо, я тихо засмеялась, а затем быстро провалилась в сон и сама.

Проснулась, почувствовав солнечный свет на лице. Открывать глаза и вставать не хотелось, поэтому я завозилась, спрятала лицо в одеяле и снова затихла. Анкер уже встал, я слышала, как он ходит рядом с кроватью, видимо, тихо одеваясь. Меня не тревожил этот шум, я погрузилась в приятную дрему, и не сразу почувствовала когда он подошел и очень нежно погладил по волосам. А потом прошептал:

– Не знаю, что происходит, Селина, но я никогда не соглашусь так просто отказаться от тебя.

Я еще не проснулась и не вспомнила все вчерашнее, поэтому не сразу поняла, почему его голос так печален. А когда до меня наконец дошел смысл сказанного, Анкер уже вышел из комнаты.

На завтраке выяснилось, что он и вовсе уехал в замок, обещая вернуться к обеду. Впрочем, я даже была этому рада. Потому что пока мои зубы жевали какую-то несчастную птицу, сердце и разум были заняты гораздо более трудной и изматывающей работой. Перед моим мысленным взором еще раз пробегали все события вчерашнего вечера, на которые я хотела посмотреть свежим взглядом и определиться, как буду жить дальше. Когда решение наконец-то пришло, я горько улыбнулась тому, насколько оно очевидно. Быстро закончила завтрак и пошла собирать все необходимое, чтобы встретить Анкера, когда он вернется. Теперь я точно знала, что ему скажу.

Через пару часов я стояла у окна, вглядываясь в искрящийся под ярким морозным солнцем заснеженный зимний двор. И чутко прислушивалась, чтобы не пропустить топот копыт. Сегодня я не просила Марту подогреть чайничек, а рядом с ним стояла всего одна чашка. И когда вдали показалась темная фигура всадника, я не бросилась прочь от окна, делая вид, что мне все равно.

Я прошла ко входу, накинула теплый плащ и вышла на крыльцо. Молча смотрела, пока Анкер спешивался и передавал узды конюху. А когда он подошел ко мне, тихо произнесла: