Капитализм и свобода

Однако выбор меньшего из зол – частной монополии, государственной монополии и государственного регулирования – нельзя сделать раз и навсегда, вне зависимости от конкретных обстоятельств. Если речь идет о технической монополии на услугу или товар, без которых трудно обойтись, и если монопольная власть приобретает большой размах, даже краткосрочные результаты частной неконтролируемой монополии могут быть неприемлемы, и тогда меньшим злом окажется государственное регулирование или государственная собственность.

Иногда техническая монополия может служить оправданием существующей de facto государственной монополии. Она не может сама по себе оправдать государственную монополию, создавшуюся за счет законодательного запрета с ней конкурировать. Например, совершенно ничем не оправдана наша нынешняя почтовая монополия. Можно доказывать, что доставка почтовых отправлений – это техническая монополия и что государственная монополия является наименьшим из всех зол. Рассуждая таким образом, можно еще обосновать существование государственной почты, но никак не нынешнее законодательство, запрещающее доставку почтовых отправлений кому бы то ни было другому. Если доставка почты есть техническая монополия, то никто и так не выдержит конкуренции с государством. А если нет, то государству незачем ею заниматься. Выход только один: допустить к ней других.

Историческая причина того, что у нас существует почтовая монополия, следующая: частная компания Pony Express, развозившая почту по всему американскому континенту, так хорошо вела дело, что, когда государство занялось трансконтинентальной доставкой почтовых отправлений, оно не смогло успешно с ней конкурировать и стало нести убытки. В результате появился закон, запрещавший кому бы то ни было другому, кроме государства, доставлять почту. Вот почему Adams Express Company является сегодня инвестиционным трестом, а не действующей компанией. Я полагаю, что, если бы заниматься доставкой почты разрешили всем, кто пожелает, ею заинтересовалось бы большое количество фирм, и эта архаическая область экономической деятельности очень скоро претерпела бы революционные изменения.

Другая общая категория случаев, исключающих строго добровольный взаимообмен, возникает тогда, когда поступки одних лиц имеют такое воздействие на других лиц, за которое нереально взимать с них плату или выплачивать им компенсацию. Это проблема «внешних эффектов». Очевидным примером послужит загрязнение источника водоснабжения. Человек, загрязняющий источник, по сути дела заставляет других обменивать чистую воду на грязную. Возможно, что эти другие будут не прочь произвести этот обмен за деньги. Но, действуя поодиночке, они вряд ли смогут избежать этого обмена или добиться надлежащей компенсации.

Менее очевидным примером служит эксплуатация автодорог. В данном случае технически возможно установить, сколько с кого причитается за пользование шоссе, и таким образом передать их в частное обслуживание. Однако когда речь идет об автомагистрали с большим числом въездов и выездов, сбор платы за пользование ею будет чрезвычайно дорогостоящим предприятием, если взыскивать в зависимости от предоставленных каждому индивиду услуг, ибо в таком случае придется собирать дорожную пошлину на каждом въезде. Налог на бензин является куда более дешевым методом взыскания пошлины, более или менее отражающим, в каких пределах водитель пользовался автодорогой. Однако этот метод не позволяет точно соотнести каждую выплату с конкретным использованием автодороги. В связи с этим вряд ли возможно, чтобы частнопредпринимательский сектор предоставлял эти услуги и собирал дорожную пошлину без установления широкой частной монополии.

Эти соображения не относятся к дальним скоростным автострадам с большой плотностью движения и ограниченным числом въездов и выездов. В их случае стоимость сбора платы невелика, и она вносится теперь во многих местах, да к тому же нередко существует множество альтернативных решений, и здесь проблема монополии серьезно не встает. Поэтому есть все основания для того, чтобы эти автодороги находились в частном владении и обслуживании, и компания, обслуживающая автодорогу, должна получать налоги на бензин, взысканные в связи с пользованием дорогой.

Интересный пример представляют парки и заповедники, поскольку они иллюстрируют разницу между случаями, которые оправдываются или, наоборот, не оправдываются внешними эффектами, и поскольку почти все сразу признают содержание заповедников одной из несомненно важных функций государства. Однако в действительности, если внешними эффектами еще может быть оправдано существование городских парков, ими нельзя оправдать государственные заповедники типа Йеллоустонского национального парка или Большого Каньона. В чем коренное различие между ними? В случае городского парка чрезвычайно сложно определить, кто извлекает из него пользу, и взыскать соответствующую плату. Если парк находится в центре города, окружающие его дома выигрывают от существования открытого пространства, и в выигрыше остаются также проходящие через или мимо него. Держать сборщиков пошлины у каждого входа или взимать ежегодную плату с каждого выходящего на парк окна и дорого и сложно. С другой стороны, въездов в государственные заповедники, вроде Йеллоустона, немного; большинство посетителей проводят в них достаточно много времени, поэтому вполне реально поставить по кассе у всех въездов и взимать входную плату. Да сейчас это и делается, хотя плата за вход не покрывает всех издержек. Если публике настолько нравится это времяпрепровождение, что она готова за него платить, у частного предпринимателя есть полный резон обеспечить ее такими заповедниками. И разумеется, сейчас есть немало частных предприятий такого рода. Я что-то не могу себе представить никаких внешних эффектов или существенных монопольных эффектов, которые оправдали бы участие государства в этой области.

Соображения вроде тех, которые я рассматривал в категории внешних эффектов, используются для обоснования буквально всех мыслимых видов государственного вмешательства. Однако во многих случаях такие обоснования суть лишь результаты одностороннего освещения вопроса, а не добросовестное применение концепции внешних эффектов. Эти эффекты – палка о двух концах. Они могут послужить причиной как для сужения деятельности государства, так и для ее расширения. Внешние эффекты мешают добровольному взаимообмену, потому что очень сложно установить факт и измерить степень его воздействия на третьих лиц. Но с этой же сложностью сопряжена и деятельность государства. Трудно установить, когда внешние эффекты достаточно велики, чтобы оправдать издержки, связанные с их преодолением, и еще труднее распределить эти издержки надлежащим образом. В результате, когда государство делает что-то для преодоления внешних эффектов, оно отчасти создает дополнительный набор внешних эффектов тем, что не взыскивает с индивидов, сколько положено, и не компенсирует надлежащим образом их затрат. Какие эффекты серьезнее: исходные или новые, – зависит в каждом отдельном случае от конкретных обстоятельств, и ответить на этот вопрос можно лишь в самых общих чертах. Далее, использование государства для преодоления внешних эффектов само по себе имеет весьма важный внешний эффект, не имеющий отношения к конкретному поводу, вызвавшему соответствующие административные действия. Каждый акт государственного вмешательства имеет своим непосредственным результатом сужение области индивидуальной свободы, а опосредованно угрожает сохранению свободы в силу причин, указанных в первой главе.

Наши принципы не дают однозначных рецептов насчет того, в каких пределах уместно пользоваться государством для совместного выполнения задач, которые нам сложно или невозможно выполнить с помощью строго добровольного взаимообмена. В каждом случае, когда предлагают прибегнуть к государственному вмешательству, нам следует составить балансовую ведомость и записать в разные ее графы преимущества и недостатки такого вмешательства. Наши принципы говорят нам, какие факторы следует записать слева, а какие – справа, и дают нам основания решать, какое значение следует придавать разным факторам. В частности, нам всегда следует заносить в графу недостатков, связанных с любым обсуждаемым государственным вмешательством, его внешний эффект, заключающийся в том, что оно представляет угрозу для свободы, и мы обязаны придавать этому эффекту большое значение. Какое именно значение нужно придавать ему или другим факторам, зависит от обстоятельств. Например, если уже существующее государственное вмешательство невелико, мы придадим меньшее значение отрицательным результатам дополнительного государственного вмешательства. Прежде всего по этой причине многие либералы былых времен, вроде Генри Саймонса, писавшие в то время, когда масштабы государственной деятельности были по сегодняшним понятиям невелики, готовы были возложить на государство такие обязанности, которых сегодняшние либералы уже не одобрят, – так разрослись теперь государственные полномочия.

Деятельность, осуществляемая государством на патерналистских основаниях

Свободы имеет смысл добиваться лишь для людей, которые могут за себя ответить. Мы не верим в свободу для безумцев и детей. Нельзя уйти от необходимости проводить разграничительную черту между дееспособными и недееспособными индивидами, но это означает в то же время, что наша конечная цель – свобода – есть по сути своей понятие неоднозначное. Патернализм неизбежен по отношению к тем, кто, по нашему разумению, не отвечает за свои поступки.

Самый чистый случай, видимо, тот, когда речь идет о безумцах. Давать им свободу мы не хотим, но и расстреливать их мы тоже не собираемся. Было бы замечательно, если бы для предоставления им крова и ухода мы могли полагаться на добровольную деятельность индивидов. Но, мне думается, нельзя исключить возможность, что такой благотворительности окажется недостаточно, хотя бы из-за внешнего эффекта, заключенного в том обстоятельстве, что я оказываюсь в выигрыше, если другой тратится на уход за душевнобольным. По этой причине мы можем предпочесть, чтобы уход за ними был организован государством.

С детьми дело обстоит сложнее. Конечной функциональной единицей нашего общества является не индивид, а семья. Однако тот факт, что за единицу принимается семья, основан в значительной степени на целесообразности, а не на принципе. Мы полагаем, что родители, как правило, лучше других способны защитить интересы своих детей и вырастить из них ответственных индивидов, которым свобода окажется по плечу. Однако мы не верим в свободу родителей делать с другими людьми все, что им заблагорассудится. Дети являются дееспособными индивидами в зародыше, и тот, кто верит в свободу, верит и в необходимость защиты их неотъемлемых прав.

Выражаясь иначе и на первый взгляд несколько бездушно: дети одновременно являются потребительским товаром и потенциально ответственными членами общества. Свобода индивидов пользоваться своими экономическими ресурсами по своему усмотрению включает свободу завести детей, то есть, так сказать, покупать услугу «дети» в качестве особой формы потребления. Однако после того, как вы воспользовались этим выбором, дети приобретают ценность сами по себе и обладают своей собственной свободой, не являющейся продолжением свободы их родителей.

Патерналистские основания для государственной деятельности во многих отношениях коробят либерала больше всего, ибо требуют принятия принципа – «одни люди могут решать за других», – который либерал в большинстве его применений считает предосудительным и на котором он справедливо усматривает печать своих главных интеллектуальных оппонентов, приверженцев коллективизма в том или ином его обличье, будь то коммунизм, социализм или государство всеобщего благосостояния. Тем не менее нет смысла притворяться, что проблемы проще, чем на самом деле. В каком-то объеме патернализм необходим, от этого не уйдешь. Как писал в 1914 году Дайси по поводу закона о защите умственно неполноценных, «Закон об умственной неполноценности есть первый шаг по пути, на который не откажется вступить ни один здравомыслящий человек, но который, если зайти по нему слишком далеко, приведет политиков к таким трудностям, какие им будет сложно преодолеть без изрядного ущемления личной свободы»[5 - DiceyA.V. Lectures on the Relation between Law and Public Opinion in England during the Nineteenth Century / 2d. ed. London: Macmillan & Co., 1914. P LI.]. Нет рецептов, которые подсказали бы нам, где остановиться. Мы вынуждены полагаться на собственные, отнюдь не безукоризненные суждения, а когда мы пришли к какому-нибудь суждению – на свою способность убедить других в его истинности или на их способность нас переубедить. Как и во всем остальном, нам приходится полагаться на некий консенсус, к которому приходят несовершенные и предубежденные люди в результате свободного обсуждения, действуя методом проб и ошибок.

Заключение

Государство, которое поддерживает законопорядок, определяет права собственности, служит нам средством модификации прав собственности и других правил экономической игры, выносит третейские решения по поводу разных толкований этих правил, обеспечивает соблюдение контрактов, благоприятствует конкуренции, обеспечивает кредитно-денежную систему, противодействует техническим монополиям и преодолевает «внешние эффекты» (достаточно важные, по общему мнению, для того, чтобы оправдать государственное вмешательство), выступает в качестве дополнительной силы по отношению к частной благотворительности и семье в деле защиты недееспособных (будь то умалишенные или дети), – такое государство, несомненно, выполняет важные функции. Последовательный либерал не является анархистом.

Но очевидно также, что такое государство будет иметь четко ограниченные функции и воздержится от многих видов деятельности, которыми занимаются сегодня федеральное правительство и правительства штатов в Америке, а также правительства других западных стран. В последующих главах некоторые из этих видов деятельности будут рассмотрены несколько подробнее, а кое-какие из них были уже затронуты выше, однако, чтобы очертить ту роль, которую либерал оставит за государством, имеет смысл просто перечислить под конец этой главы некоторые мероприятия, которые проводит в настоящий момент правительство США и которые, на мой взгляд, нельзя оправдать в свете вышеозначенных принципов.

1. Программы поддержания паритетных цен на сельскохозяйственные продукты.

2. Импортные тарифы или ограничения на экспорт, такие как нынешние квоты на импорт нефти, сахарные квоты и т. п.

3. Государственный контроль над объемом производства, например посредством фермерской программы или через пропорциональное распределение нефти, осуществляемое Техасской железнодорожной комиссией.

4. Контроль над квартплатой (rent control), вроде того, который все еще практикуется в Нью-Йорке, или более общий контроль над ценами и заработной платой, введенный во время и после Второй мировой войны.

5. Законодательно установленные минимальные ставки заработной платы или максимальные цены, такие как законодательно установленный максимум в 0 %, который коммерческий банк может выплачивать по вкладам до востребования, или законодательно фиксированные максимальные проценты, которые могут выплачиваться на сбережения и срочные депозиты.

6. Детальное регулирование областей экономической деятельности, такое как регулирование транспорта Комитетом по межштатному транспорту и торговле. Когда такое регулирование первоначально ввели для железных дорог, его еще можно было оправдать соображениями технической монополии, но они теперь не приложимы ни к одному виду транспорта. Другой пример – детальное регулирование банковского дела.

7. Аналогичный пример, заслуживающий особого внимания, поскольку он связан с цензурой и нарушениями свободы слова, – это контроль над радио и телевидением, осуществляемый Федеральной комиссией по связи (Federal Communications Commission).

8. Нынешние программы социального обеспечения, особенно программы помощи престарелым и пенсионного обеспечения, по сути дела заставляющие людей а) расходовать определенную часть своих доходов на покупку страховки на пенсию по старости и б) покупать страховку у государственной компании.

9. Существующие в различных штатах и городах законы о лицензировании, разрешающие заниматься определенными видами производственной и хозяйственной деятельности только держателям соответствующих лицензий (когда лицензия – это нечто большее, чем просто налог, который должен платить каждый занимающийся соответствующей деятельностью).

10. Так называемые программы социального жилья и масса других субсидированных программ, направленных на расширение жилищного строительства, таких как гарантирование ипотечной деятельности, осуществляемое Федеральным управлением жилищного строительства (FHA) и Управлением по делам ветеранов (VA) и т. п.

11. Воинская повинность в мирное время. Принципам свободного рынка соответствует добровольная армия, иными словами, наем солдат на службу. Непростительно не платить цену, требуемую для привлечения надлежащего числа солдат. Нынешняя система неравноправна и произвольна, она серьезно ущемляет свободу молодых людей распоряжаться своей жизнью и, скорее всего, обходится еще дороже, чем рыночная альтернатива (другое дело – всеобщее военное обучение для подготовки резервистов на случай войны; его можно оправдать, исходя из либеральных позиций).

12. Парки и заповедники, о чем уже говорилось выше.

13. Законодательный запрет на доставку почты в целях получения прибыли.

14. Платные автодороги, которые обслуживаются государством и принадлежат ему, о чем см. выше.

Этот список далеко не полон.

Глава III

Контроль над деньгами

«Полная занятость» и «экономический рост» сделались за последние десятилетия излюбленными предлогами для расширения государственного вмешательства в экономические дела. Говорят, что свободная частнопредпринимательская экономика по природе своей нестабильна. Если ее предоставить самой себе, она приведет к регулярно повторяющимся циклам чередующихся подъемов и спадов. Поэтому в дело должно вмешаться государство, которое убережет экономику от разброда и шатаний. Такие доводы звучали особенно убедительно во время и после Великой депрессии 1930-х годов и послужили одной из главных причин для выбора Нового курса в США и аналогичного расширения государственного вмешательства в других странах. Позднее более популярным лозунгом сделался «экономический рост». Доказывают, что государство должно позаботиться о развитии экономики, дабы предоставить необходимые средства для холодной войны и продемонстрировать неприсоединившимся странам, что демократия способна развиваться быстрее, чем коммунистическое государство.

Эти аргументы способны только ввести нас в заблуждение. На самом деле Великая депрессия, как и большинство других периодов высокой безработицы, явилась результатом правительственной бесхозяйственности, а не нестабильности, присущей частной экономике. Ответственность за кредитно-денежную политику была возложена на особый государственный орган – Федеральную резервную систему. В 1930 и 1931 годах она выполняла свои обязанности настолько бездарно, что превратила в настоящую катастрофу сокращение деловой активности, которое могло бы пройти достаточно спокойно (см. разбор этой проблемы ниже, с. 69–76). Точно так же и сегодня правительственные меры являются одним из важнейших факторов, тормозящих экономический рост в США. Тарифы и прочие ограничения международной торговли, тяжелое налоговое бремя, сложная и несправедливая структура налогообложения, регулятивные комиссии, установление государством заработной платы и цен и масса других мер побуждают людей злоупотреблять ресурсами и использовать их не по назначению, а также препятствуют инвестированию новых накоплений. И для экономической стабильности, и для роста нам насущно необходимо не расширение государственного вмешательства, а его сокращение.

Такое сокращение все равно оставит за государством важную роль в этих областях. Имеет смысл использовать государство для обеспечения стабильной кредитно-денежной структуры свободного общества, что является важной составляющей его функции по обеспечению стабильной законодательной структуры. Желательно также, чтобы мы использовали государство для обеспечения общей юридической и экономической структуры, которая позволила бы людям развивать экономику, если это согласуется с их ценностями.

Основными областями государственной политики, имеющими отношение к экономической стабильности, являются кредитно-денежная и бюджетная политика. В этой главе обсуждается внутренняя кредитно-денежная политика, в следующей – международная кредитно-денежная структура, а в главе V – бюджетная политика.

В этой и в следующей главах наша задача заключается в том, чтобы удержать курс между двумя подходами, ни один из которых неприемлем, хотя в каждом есть свои плюсы. Сциллу здесь представляет мнение, что чисто автоматический золотой стандарт и осуществим, и целесообразен и что он способен разрешить все проблемы, связанные с развитием экономического сотрудничества между индивидами и странами в стабильных условиях. Харибдой является мнение, что необходимость приспосабливаться к непредвиденным обстоятельствам требует передачи широкой дискреционной власти группе специалистов, собранной в некоем «независимом» центральном банке или в какой-то бюрократической организации. Ни тот, ни другой подход не дал удовлетворительных результатов в прошлом, и маловероятно, что они дадут их в будущем.

Либерал в принципе боится концентрации власти. Цель его состоит в том, чтобы сохранить максимальную степень свободы для каждого отдельного индивида, причем так, чтобы свобода одного не мешала при этом свободе другого. По его мнению, для этого необходимо, чтобы власть была рассредоточена. Он с подозрением относится к передаче государству любой функции, которая могла бы быть выполнена посредством рынка, поскольку добровольное сотрудничество заменяется при этом принуждением и поскольку расширение роли государства угрожает свободе в других областях.

Необходимость рассредоточения власти представляет собой особо сложную проблему, когда речь идет о деньгах. По общему признанию, на государстве должна лежать какая-то ответственность за денежные дела. Также по общему признанию, контроль над деньгами может явиться мощным средством контроля над экономикой. Заложенная в нем сила ярко выразилась в знаменитом ленинском афоризме о том, что для разрушения общества надо подорвать деньги. Более прозаическим образом сила его выражается в том, насколько контроль над деньгами с незапамятных времен помогал суверену выжимать высокие налоги из населения, причем очень часто без официального согласия законодательного органа, если таковой имелся. Так происходило в старые времена, когда монархи обрезали монеты и пользовались другими подобными уловками, так происходит и в наши дни, когда мы обзавелись более изощренными современными методами вроде запуска печатного станка или простой подчистки бухгалтерских книг. Проблема заключается в том, как утвердить систему, которая позволит государству нести ответственность за деньги, но в то же время ограничит предоставляемую при этом государству власть и не даст использовать ее для ослабления – а не упрочения – свободного общества.

Товарный стандарт

Исторически сложилось, что на протяжении столетий во множестве самых разных стран чаще всего прибегали к товарному стандарту, то есть к использованию в качестве денег какого-то вещественного товара, например золота или серебра, меди или олова, сигарет или коньяка или каких-то других товаров. Если бы деньги состояли полностью из какого-нибудь вещественного товара такого рода, то в принципе никакой нужды в государственном контроле не было бы. Количество обращающихся в обществе денег зависело бы от стоимости производства денежного товара, а не от иных обстоятельств. Изменения в количестве денег зависели бы от технических условий производства денежного товара и от изменений в спросе на деньги. Именно этот идеал вдохновляет многих приверженцев автоматического золотого стандарта.

Реально существующие товарные стандарты всегда весьма далеко отходили от этой простой модели, не требующей государственного вмешательства. На протяжении всей истории товарный стандарт (к примеру, золотой или серебряный) сопровождался появлением фидуциарных (то есть не обеспеченных золотом) денег той или иной разновидности, в теории подлежащих обмену на соответствующий денежный товар на твердо установленных условиях. Появление их вызывалось вполне веской причиной. С точки зрения общества в целом товарный стандарт обладает тем коренным недостатком, что для умножения наличного количества денег требуется использовать реальные ресурсы. Людям приходится хорошо потрудиться, добывая золото из земли где-нибудь в Южной Африке, чтобы потом снова похоронить его в Форт-Ноксе или другом аналогичном месте. Необходимость использования реальных ресурсов для функционирования товарного стандарта побуждает людей изыскивать иные способы достижения того же результата, не сопряженные с применением этих ресурсов. Если люди станут принимать в качестве денег бумажки с надписью «Я обещаю выплатить такое-то количество единиц товарного стандарта», эти бумажки смогут выполнять ту же функцию, что и куски настоящего золота или серебра, но для их производства понадобятся куда меньшие ресурсы. Это обстоятельство, которое я подробнее разбирал в другой работе[6 - Friedman M. A Program for Monetary Stability. New York: Fordham University Press, 1959. P 4–8.], представляет, с моей точки зрения, коренной недостаток товарного стандарта.

Будь автоматический товарный стандарт реализуем, он был бы прекрасным решением стоящей перед либералом дилеммы – он обеспечил бы стабильную денежную систему, не связанную с опасностью безответственного злоупотребления финансовой властью. Если бы, к примеру, широкая публика, вдохновленная мифологией золотого стандарта и считающая, что государственное вмешательство в его функционирование безнравственно и вредно, твердо поддерживала настоящий золотой стандарт, при котором 100 % денег в стране буквально состояло бы из золота, у нас имелась бы действенная гарантия, что государство не сможет устраивать комбинации с валютой и вообще предпринимать какие-либо безответственные финансовые действия. При таком стандарте государство обладало бы весьма ограниченными кредитно-денежными полномочиями. Но, как уже отмечалось, исторически такой автоматической системы никогда не было. Она всегда тяготела к превращению в смешанную систему, в дополнение к денежному товару содержащую такие фидуциарные элементы, как банковские билеты и депозиты или государственные банкноты. А как только появлялись фидуциарные элементы, государственного контроля над ними избежать становилось очень трудно, даже если они были выпущены частными лицами. В основном это обусловливалось трудностями борьбы с изготовлением фальшивых денег или их экономическими эквивалентами. Фидуциарные деньги представляют собой контракт, обещающий уплату стандартными деньгами. Чаще всего складывается так, что между заключением такого контракта и его реализацией проходит значительный промежуток времени. В связи с этим обеспечить выполнение контракта непросто; отсюда же – соблазн заключать мошеннические контракты. Вдобавок стоит появиться фидуциарным элементам, как на само государство нападает почти неодолимый соблазн и оно начинает выпускать фидуциарные деньги. Поэтому на практике товарные стандарты всегда тяготели к превращению в смешанные, сопряженные с активным государственным вмешательством.

Следует отметить, что, несмотря на все аргументы, выдвигаемые многими в пользу золотого стандарта, в наши дни почти никто не хочет настоящего, стопроцентного золотого стандарта. Те, кто, по их словам, хочет золотого стандарта, почти без исключения имеют в виду ныне существующий стандарт или стандарт, действовавший в 1930-е годы; они имеют в виду золотой стандарт, осуществляемый центральным банком или каким-то иным государственным учреждением, которое держит небольшое количество золота в качестве «обеспечения» (если воспользоваться этим весьма неточным термином) фидуциарных денег. Некоторые заходят настолько далеко, что призывают к золотому стандарту того типа, который действовал в 1920-е годы, когда в обращении буквально находилось золото или золотые сертификаты, использовавшиеся в качестве разменных денег (золотомонетный стандарт), однако даже они предпочитают, чтобы параллельно с золотом существовали государственные фидуциарные деньги и депозиты, выпускаемые банками, которые держат частичные резервы либо в виде золота, либо в виде фидуциарных денег. Даже в так называемые лучшие дни золотого стандарта в XIX веке, когда Английский банк якобы искусно им оперировал, денежная система была очень далека от настоящего автоматического золотого стандарта. Даже тогда им вовсю манипулировали. А теперь дело приняло куда более серьезный оборот, поскольку многие страны одна за другой встали на ту точку зрения, что государство ответственно за «полную занятость».

Я прихожу к заключению, что автоматический товарный стандарт не является ни осуществимым, ни целесообразным решением проблемы установления кредитно-денежной структуры свободного общества. Он нецелесообразен, потому что с ним связаны большие издержки в виде ресурсов, использующихся для производства денежного товара. Он неосуществим, потому что не существует ни мифологии, ни общепринятых взглядов, которые сделали бы его эффективным.

Этот вывод подкрепляется не только вышеприведенными историческими данными, но и специфически американским опытом. С 1879 года, когда Соединенные Штаты возобновили золотые платежи после Гражданской войны, по 1913-й в США действовал золотой стандарт. Хотя он был ближе к настоящему автоматическому золотому стандарту, чем всё, что мы имели после Первой мировой войны, он все равно являлся далеко не стопроцентным золотым стандартом. Государство выпускало бумажные деньги, а банки выпускали большую часть средств обращения страны в виде депозитов; банковские операции строго регулировались государственными органами: национальные банки регулировались Контролером денежного обращения, а банки штатов – соответствующими банковскими органами. Количество золота, находившегося в руках казначейства и банков или непосредственно у частных лиц в виде монет или золотых сертификатов, варьировалось и составляло в разные годы от 10 до 20 % денежной массы. Остальные 80–90 % состояли из серебра, фидуциарных денег и банковских депозитов, не обеспеченных золотым резервом.

Задним числом может показаться, что эта система функционировала достаточно хорошо. Но в то время американцы так не считали. Одним из признаков недовольства явились в 1880-е годы дебаты по поводу серебра, кульминацией которых была знаменитая речь Уильяма Брайана о «золотом кресте»[7 - Видный американский юрист и политический деятель Уильям Дженнингс (18601925), выступая на съезде Демократической партии 8 июля 1896 года, высказывался против золотого стандарта и завершил свою речь словами: «.. мы не распнем человечество на золотом кресте». – Примеч. пер.], задавшая тон выборам 1896 года. Дебаты эти, в свою очередь, стали одной из главных причин глубокой экономической стагнации начала 1890-х годов. Возникли опасения, что США откажутся от золотого стандарта, вследствие чего доллар упадет в цене по сравнению с другими валютами. Это привело к массовому отказу от доллара и утечке капитала, вызвавшей дефляцию в США.