Пешки в чужой игре. Тайная история украинского национализма

Когда Грушевского «позвали на царство», т. е. возглавить Центральную Раду, оторвав его от издательского бизнеса в Москве, – в Киеве уже краснобайствовали, как указывает сам Грушевский в своих «Споминах», «тi самостiйники й фашисти», т. е. туповцы и им подобные. Поэтому сначала борьба пошла за лидерство в ЦР. Во время выборов на Всеукраинском конгрессе, в последний день заседания, когда подошло время голосования, клакеры закричали: «Виборiв не треба», «Маемо голову», «Батько Грушевський наш голова»…

Центральная Рада была образована 17 (по новому стилю) марта 1917 года после Всеукраинского национального Конгресса. Гольдевейзер вспоминал: «8 апреля 1917 года был первый смотр украинских национальных сил и первая встреча украинской и русской общественности после революции. И приветствия, и поцелуи – все это было прекрасно и даже трогательно. Но от внимательного наблюдателя не могли уже в этот день ускользнуть предвестники совсем иных встреч в близком будущем». Центральная Рада была избрана как чисто национальное образование наподобие «Совета объединенных еврейских организаций» и «Польского исполнительного комитета». Еврейский совет даже конкурировал с ЦР, хлопоча перед Исполкомом о предоставлении ему помещения Педагогического музея. Однако музей остался в распоряжении украинских организаций и стал их штаб-квартирой. О своем существовании ЦР сообщила в листовке как некая национальная общественная организация. О каком-либо стремлении к государственной власти в этом первом документе не говорилось ничего: «Представники всiх украiнських груп, товариств i гурткiв вибрали i призначили Украiнську Центральну раду в Киевi, щоб вона орудовала усiма справами нашими. Сьогоднi вона ураджае манiфестацiю, на днi 6–8 квiтня скликае загальноукраiнський конгрес для установлення постiйних членiв Центральноi Украiнськоi ради, вiдкривае збiр грошей на «Украiнський нацiональний фонд». К слову, вопрос о «грошах» явялся доминирующим при принятии всех более-менее важных решений ЦР – то ли во взаимоотношениях с Временным правительством, то ли с Германией, то ли в грызне членов Рады между собой.

И хотя они сумели в короткое время создать широко разветвленную и достаточно крепкую организацию, до поры до времени все оставалось в рамках чисто национального движения. Будущий глава Директории Владимир Винниченко писал в книге «Вiдродження нацii»: «Якийсь час Ц. Рада мала служити переважно нацiональним центром, вона мала завдання зiбрати всi сили, якi мало украiнство, тими силами привести маси до нацiональноi свiдомости, закрiпити нацiональнi досягнення, а тодi, спiраючись на це, творити соцiальну перебудову в вiдповiдних, наших, нацiональних формах i в тому розумiнню самоi «перебудови», яке допускалося нашим розумiнням сутi революцii».

По поводу автономии Украины Конгресс вынес следующую резолюцию: «Украинский Национальный Конгресс, признавая за Российским Учредительным Собранием право санкции нового государственного устроения Российской республики, считает, однако, что до созыва Российского Учредительного Собрания сторонники нового порядка на Украине не могут оставаться пассивными и должны, по соглашению с меньшими народностями, безотлагательно создавать основы ее автономной жизни». По вопросу о самостийности величайший тогда авторитет всего украинского движения, профессор Михаил Грушевский, высказался на Конгрессе так: «Украинцы не имеют намерение отрывать Украину от России. Если бы они имели такое намерение – они бы выступили искренно и открыто с таким лозунгом. Ведь теперь за это они ничем бы не рисковали».

«Батько Грушевський» – «заздрiсний, нечесний дiдок»

В своей брошюре «Якоi ми хочемо автономii й федерацii» Грушевский «простыми словами» объяснил, что украинцы хотят иметь «широку нацiонально-територiальну автономiю Украiни в складi федеративноi Росiйськоi республiки». Широта и глубина этой автономии описывалась так: «Поодинокi держави-части, ввiйшовши в союз, не мають права виходити з нього – вони зрiкають ся сього права. На зверх, щодо иньших держав, союзна держава виступае як одне тiло, – право заграничноi полiтики належить тiльки до союзноi держави, а не держав-частей (т. е. «отцы-основатели» украинской государственности предлагали дать украинской автономии гораздо меньше прав, чем имела УССР в составе Советского Союза! – М. Б.). Так само провiд вiйськовими силами та фльотою держави. По за тим конституцiя звичайно вичислюе тi справи, якi належать до союзних, федеративних органiв, а все невичислене належить до мiсцевих органiв самопорядкування держав-частей».

Находясь в Москве, Грушевский мечтал получить титул депутата IV Всероссийской Думы. «Головним предметом розмов, – писал он в «Споминах», – була моя кандидатура при найближчих виборах до Держдуми. Киiвськi громадяни висловляли побажання, щоб я доконче кандидатував вiд м. Киева… Винниченко вiд себе висловляв переконання, що соцiал-демократи пiддержуть мене «як послiдовного демократа, котрий нiколи не погрiшився против демократичних принципiв», як вiн висловився». Самое интересное, что в личном дневнике Винниченко высказался о Грушевском иначе: «заздрiсний, нечесний дiдок». А о его научной работе – еще более резко: «Через… безлюддя, бiднiсть на культурнi сили, i Грушевський серед деяких патрiотiв у генii потрапив. Написати 8 томiв iсторii Украiни – рiч, розумiеться, поважна. Правда, нi трiшечки не генiальна, навiть не талановита. Читати ii можна за кару… «На безлюддi i Хома дворянин», – i Грушевський генiй». Даже будучи уже председателем ЦР, он был готов был сменить мандат «батька украiнськоi нацii» на мандат депутата V Думы, которая так и не состоялась. Но в вожделенное депутатство необходимо было инвестировать немалую сумму. Евгений Чикаленко, который возглавлял Центральную Раду до возвращения из ссылки Грушевского, в своих воспоминаниях упоминал о разговоре с профессором на эту тему: «Чи безпечно тепер робити купчу на землю, яку вiн сторгував, щоб мати самостiйний ценз по повiту до Державноi Думи, щось коло ста десятин». Сто десятин – это около одного квадратного километра; за такой участок в то время надо было выложить примерно четверть миллиона рублей – сумма умопомрачительная для скромного профессора…

Кто знает, – может, и осталась бы Центральная Рада таким себе национально-культурным центром, если бы не сыграл на амбициях профессора Грушевского приехавший вслед за ним некий Иван Маевский. С этим человеком судьба свела Грушевского в Москве, где они собирались организовать акционерный издательский союз, специализирующийся на книгах украинских авторов. О Маевском Михаил Грушевский в своих «Споминах» приводил такие сведения: «Дитячi лiта вiн прожив десь на Адрii, вихований по-iталiйськи, потiм хлопцем був привезений батьком до Кременчука, тут учивсля в реальнiй школi, пiдлiтком рокiв 14–16 виiхав до Америки, там натуралiзовався, скiнчив, по його словам, медицину, але заiнтересувався лiтературою, мiж iншим, був знайомий з Джеком Лондоном… мав в собi багато авантюристичного…»

И вот этот человек, который «мав в собi багато авантюристичного», приехав из Москвы, начинает уговаривать Грушевского примерить на себя роль «украинского Родзянко» (главы III и IV Думы) или «украинского Львова» (премьера первого и второго кабинетов Временного правительства). Сам Грушевский об этом пишет так: «Вперше я почув ii вiд вищезгаданого Маевського, але, знаючи його ексцентричнiсть i iндивiдуальнiсть, не надав iй особливого значення, думаючи, що вона зостанеться ще надовго його iндивiдуальним добром. Як «давнiй московський знайомий», вiн часами заходив зi мною в довiрочнi розмови, ким я хочу бути – чи Родзянко, чи Львовим, а коли я висловив свое нерозумiння сього питання, пояснив свою гадку: час внести яснiсть i роздiльнiсть у функцii нашого украiнського центру; Ц. Рада мусить правильно i постiйно функцiонувати як тимчасовий украiнський парламент; але мусить поруч нею бути, чи нею органiзовуватись украiнське правительство; вiн займався пропагандою сiеi iдеi, i наперед хотiв би знати, яку роль взяв би я собi при здiйсненнi сього плану… Я, скiльки памятаю, вiдповiв йому, що менi ся справа не здаеться такой негайною, особливоi роботи для екзекутиви (исполнительной власти – М.Б.) я не бачу, i Ц. Рада може ще довго полагоджувати чергову органiзацiйну роботу в нинiшнiй формi, але в кожнiм разi не маю охоти переходити на екзекутиву i краще б зiстався в Ц. Радi, поскiльки можу бути iй корисний».

Грушевского устраивала роль «батька», который сидит во главе представительского органа «всiеi органiзованоi украiнськоi людностi». Однако он узнал, что Маевский уже обсуждал свои предложения в ЦК эсэров; поэтому, «сыграв на опережение», в мае в статье для газеты «Народна воля» написал о необходимости создать «Тимчасовий украiнський уряд» и о его функциях: «Вiн органiзовуе при собi комiсii для всяких справ наших украiнських – комiсiю органiзацiйну, вiйськову, освiтню, правничу, фiнансову й iншi… повинен об’еднувати й керувати нацiонально-полiтичною дiяльнiстю всiх украiнських органiзацiй для осягнення тих полiтичних завдань, для яких об’еднувались сi органiзацii – осягнення широкоi автономii Украiни в Федеративнiй Росiйськiй республiцi…»

Первый универсал: «Не оддiляючись вiд всiеi Росii…»

Скоро Центральная Рада, почувствовав слабость Временного правительства, перестала считаться с его властью и стала рассматривать себя как орган автономный и независимый от общероссийских учреждений. Впервые это проявилось в обращении Центральной Рады к Временному правительству с декларацией, в которой излагался ряд требований. Этот документ повезла депутация во главе с Винниченко. Депутация эта, посланная за спиной Исполкома, привела к столкновению между Исполкомом и Радой. На следующий день все киевские газеты вышли с заголовками «Украинский вопрос в Исполнительном комитете». Была послана контрдепутация. Однако она оказалась излишней, так как к этому времени Временное правительство отвергло требования Центральной Рады. Дело в том, что, как обиженно вспоминал Винниченко, Временное правительство приняло делегацию, но «вместо того, чтобы дать простой и точный ответ, начало играть комедию: напустило на делегацию комиссию профессоров, которая набросилась на нас и начала щупать со всех сторон, стараясь сбить ее с позиций, втянуть в юридические дебри, запутать и потом взять живыми в руки». Здесь уместно упомянуть, что те, которые, по словам Винниченко, хотели «взять их живыми в руки», были украинцы – юристы Лазаревский и Котляровский. Временное правительство «напустило» на делегацию специалистов, желая поставить разговоры на чисто юридическую точку зрения.

После этого и началась агитация против «узурпаторского» Временного правительства. В Киеве как раз начался Второй военный съезд, на котором присутствовало украинизированное воинство, которое «зовсiм не виявляло бойовоi революцiйноi енергii. Воно радо вiдзивалось на революцiйнi кличi, котрi зводили його з фронту, вiддаляли необхiднiсть воюватись i битись, але дуже слабо реагувало до покликiв до бою з ким би то не було».

И вот на Софийской площади 4 июня 1917 года это славное воинство, не желавшее «воюватись», провело митинг, на котором и был брошен клич – объявить автономию. Как вспоминал Грушевский, «кульмiнацiйним пунктом його був момент, коли котрийсь iз вiйськових делегатiв висловив тверду волю не роз’iздитися з Киева, поки автономiя Украiни не буде забезпечена».

На следующий день съезд продолжился в Киевском оперном театре. Именно там и разрабатывался проект обещанного Центральной Радой универсала. И хотя Грушевский на вский случай избежал участия в подготовке опасного документа, ему в деталях обо всем рассказали, о чем он и написал в своих воспоминаниях. Владимир Винниченко, возбужденный эмоциональностью и театральностью события, предложил свой, радикальный вариант универсала, но умеренные и взвешенные коллеги, такие, как Ефремов, назвали предложение авантюрным. После этого, как сообщает Грушевский, Винниченко «заявив повну готовнiсть вигладити». «Гладили» так, что от первоначального текста осталось только название «универсал». Кстати, даже столь умеренный документ Грушевский так и не подписал, боясь взваливать на себя ответственность. Универсал отправили в типографию без подписи председателя Центральной Рады, хотя в правовом отношении без визы председателя все законы и постановления ЦР являлись нелегитимными.

Эмоциональные воспоминания о провозглашении Первого универсала оставили как Винниченко, так и Грушевский. Зачитывал его в оперном театре Владимир Винниченко. Но, опять-таки, утверждения полной независимости Украины в документе не было:

«Хай буде Украiна вiльною. Не оддiляючись вiд всiеi Росii, не розриваючи з державою Росiйською, хай народ украiнський на своi землi мае право сам порядкувати своiм життям…

Ми гадали, що Центральне Росiйське Правительство простягне нам руку в сiй роботi, що в згодi з ним ми, Украiнська Центральна Рада, зможемо дати лад нашiй землi.

Але Тимчасове Росiйське Правительство одкинуло всi нашi домагання, одпiхнуло простягнену руку украiнського народу… Всi сi домагання нашi Центральне Росiйське Правительство одкинуло.

Воно не схотiло сказати, чи признае за нашим народом право на автономiю та право самому порядкувати своiм життям. Воно ухилилось од вiдповiдi, одiславши нас до майбутнього Всеросiйського Учредительного Зiбрання.

Центральне Росiйське Правительство не схотiло мати при собi нашого комiсара, не схотiло разом з нами творити новий лад. Так само не схотiло признати комiсара на Украiну, щоб не могли разом з ним вести наш край до ладу й порядку.

І грошi, що збираються з нашоi землi, одмовилось повернути на потреби нашоi школи, освiти й органiзацii.

І тепер, Народе Украiнський, нас приневолено, щоб ми самi творили нашу долю. Ми не можемо допустити край наш на безладдя та занепад. Коли Тимчасове Росiйське Правительство не може дати лад у нас, коли не хоче стати разом з нами до великоi роботи, то ми самi повиннi взяти ii на себе. Се наш обов’язок перед нашим краем i перед тими народами, що живуть на нашiй землi.

… І коли ми зробимо сю пiдготовчу органiзацiйну роботу, ми скличемо представникiв вiд усих народiв Землi Украiнськоi i виробимо закони для неi. Тi закони, той увесь лад, який ми пiдготовим, Всеросiйське Учредительне Зiбрання мае затвердити своiм законом».

А после всех высоких слов «отцы нации» не забыли призвать украинский народ выворачивать карманы: «Ми, Украiнська Центральна Рада, приписуемо всiм органiзованим громадянам сел i городiв, всiм украiнським громадським управам i установам з 1-го числа мiсяця липня (iюля) накласти на люднiсть особливий податок на рiдну справу i точно, негайно, регулярно пересилати його в скарбницю Украiнськоi Центральноi Ради».

Универсал был произнесен «року 1917, мiсяця червня числа 10». «Все кiлькатисячне зiбрання по вислуханнi впало на колiна i проспiвало «Заповiт» з його грiзними словами про окроплення волi кров’ю. Кричали гучну славу Ц. Радi, викликано на естраду мене, але я там не був», – писал впоследствии Михаил Грушевский (опять же, профессор поосторожничал…). Это яркое описание напоминает словеса современных витий о временах «оранжевой революции» и полутора миллионах «вставшего с колен» народа на небольшой площади Независимости в Киеве. В Киевском оперном театре не могут поместиться несколько тысяч человек. Да если бы их там и утрамбовали, как бы они в едином порыве опустились на колени в уставленном креслами зале театра?

Итак, главные действующие лица происходивших в Киеве событий бурно имитировали одержимость автономией Украины, но совершенно нечетко формулировали, какой же именно автономии они хотят. Член Центральной Рады Гольденвейзер указывал: для всех было ясно, что сила украинского движения заключается главным образом в слабости его противников. Кроме того, секрет успеха национальной украинской агитации был в том, что она отвечала желаниям и склонностям широких масс, по преимуществу сельских. Крестьянам внушали, что Центральная Рада защитит их от невыгодного общего передела земли с соседями-россиянами; говорили, что, поскольку не Украина затеяла войну, украинцам незачем воевать. Но, вызвав революционный дух, через полтора года те же Петлюра и Винниченко ничего уже не смогли противопоставить приходу Советской власти…

Тем временем слабело Временное правительство и падало в Киеве влияние Исполнительного комитета. Реальная власть перемещалась в ЦР. Ее представители начали грозить России, что оголят фронт, отозвав украинцев из воинских частей. К тому времени Рада избрала свой исполнительный орган – Генеральный Секретариат. Правда, он потеснил в музее самое Центральную раду:

«Ген. Секретарiатовi приходилось розташовувати своi «столи» – забранi вiд Ц. Ради – в тiм же коридорi Ц. Ради – один стiл означав секретарiат освiти, другий секретарiат земельних справ, де сидiли поруч мiнiстри, дiловоди i машинiстки, а одна з убиралень Педагогiчного музею була обернена на президiальний покiй секретарiату». Но на любую, даже бессмысленную работу необходимы средства. Тем более, что на 5-й сессии ЦР, утвердившей Генеральный секретариат, он был обозначен, согласно принятой резолюции, как «найвищий народоправний орган украiнського народу i його вища влада». Ну а «влада», тем более, уже своя, национальная, имеет право требовать на свое содержание деньги. Поэтому та же сессия ЦР решила, что Генсекретариат должен внести для утверждения проект «добровiльного посiмейного податку по 3 крб. на потреби Ц. Ради та ii виконавчого апарату». Это помимо налогов общероссийских, которые, естественно, Центральная Рада отменять не собиралась.

Второй универсал: «Проти замiрiв самовiльного здiйснення автономii Украiни…»

Наконец, для налаживания контактов в Киев прибыла делегация Временного правительства в составе князя Урусова, министра иностранных дел Терещенко, военного министра Керенского, министра путей сообщения Некрасова и министра почт и телеграфов Церетели. Они заключили соглашение с украинскими лидерами. По этому соглашению, которое еще нуждалось в ратификации, Генеральный серетариат получал функции краевого исполнительного органа, а Центральная Рада становилась законодательным центром автономной провинции. Оба органа должны были пополниться представителями национальных меньшинств. Был принят Второй универсал, в котором также осуждалась чрезмерная автономия: «Ми, Центральна Рада, яка завжди стояла за те, щоб не оддiляти Украiну од Росii, щоб вкупi з усiма народами ii прямувати до розвитку та добробуту всiеi Росii i до едностi демократичних сил ii, з задоволенням приймаемо заклик Правительства до еднання… Вважаючи, що утворенне краевого органу Временного Правительства на Украiнi забезпечуе бажане наближення управлiння краем до потреби мiсцевоi людностi в можливих до Учредительного Зiбрання межах, i визнаючи, що доля всiх народiв Росii мiцно зав’язана з загальними здобутками революцii, ми рiшуче ставимось проти замiрiв самовiльного здiйснення автономii Украiни до Всеросiйського Учредительного Зiбрання…»

Все киевские партии одобряли достигнутое представителями Временного правительства, Исполкома и Центральной Рады соглашение, хотя и смотрели на него как на неизбежное зло. Через несколько дней состоялось торжественное заседание Рады с участием представителей национальных меньшинств. С этого дня центр политической жизни переместился из дворца, где продолжали заседать Исполнительный комитет и Советы, в Педагогический музей – место собраний Центральной Рады.

Временному правительству в соглашении от 3 июля 1917 пришлось признать Раду и Генеральный Секретариат высшим краевым органом власти на Украине. Центральная Рада признала Всероссийское Учредительное собрание верховной властью и дала обязательство, что Украина не отделится от России, если Всероссийское Учредительное собрание предоставит автономию Украине. Фактически Центральная Рада, в которую вошли представители национальных меньшинств, стала парламентом Украины. Правда, в сентябре 1917 года в Киеве состоялся Съезд народов России. Он был очень хорошо подготовлен. Делегатов снабдили материалами о федерализме: австро-венгерском, швейцарском, американском. Готовившие съезд украинцы искренне хотели оказаться у истоков подлинно свободной, подлинно демократической российской федерации народов. Но, увы, события начали развиваться так стремительно, что этот съезд постигла судьба Новоогаревского договора…

Что же представляла собой тогда Центральная Рада? Трудно вообразить себе нечто более хаотичное и далекое от нормального парламента. В своих воспоминаниях бывший член Центральной Рады В. М. Левитский пишет: «Официально украинский парламент состоял из 600 депутатов, избранных населением и 2-миллионной армией сторонников украинской республики на фронте… Украинских депутатов в Раде оказалось 117 человек. Из них 1 священник, 20–25 представителей интеллигенции, несколько крестьян, остальные – солдатские шинели, мирно дремавшие и креслах. Мы сейчас же избрали своего представителя в мандатную комиссию. Появление его в комиссии вызвало в рядах украинцев настоящую панику. Пользуясь малокультурностью и растерянностью секретаря, наш уполномоченный завладел папкой с депутатскими документами и принялся за их внимательное изучение. Вечером мы собрались, чтобы выслушать его доклад. Доклад не вызывал никаких сомнений. Никаких выборов в Центральную Раду нигде не было. Депутаты из армии заседали на основании удостоверений, что такой-то командируется в Киев для получения в интендантском складе партии сапог; для отдачи в починку пулеметов; для денежных расчетов; для лечения и т. п. Депутаты «тыла» имели частные письма на имя Грушевского и других лидеров, приблизительно одинакового содержания: «посылаем известного нам»… В конце – подпись председателя или секретаря какой-нибудь партийной или общественной украинской организации. Наш представитель успел снять копию с полномочий депутатов г. Полтавы. Все они были избраны советом старшин украинского клуба в заседании, на котором присутствовали 8 человек. Всего депутатских документов оказалось 800. На официальный запрос секретарь смущенно ответил, что здесь все документы. Остальные депутаты (около 300) – это Грушевский, Винниченко, Порш и другие члены президиума, которым «передоверены» депутатские полномочия и каждый из них равняется 10-15-25 депутатам.

Наконец, пояснил секретарь, часть депутатов еще не успела зарегистрироваться, но таким, успокоил он, мы выдаем вместо депутатских билетов только квитки на обед.

Тайна украинского парламента была разоблачена. Мы сложили свои полномочия и ушли из Рады».

Летом 1917 года в Украине как раз проходили выборы в органы городского самоуправления. Выборы были всеобщие, прямые, равные, тайные и свободные. Любая партия или блок партий имели право выставить свой список, свободно вести пропаганду всех видов и бороться за места депутатов – гласных городских дум. Выборы примерно показали национально-политические симпатии населения в тот период. Д. Дорошенко в своей «Истории Украины» приводит данные о результатах этих выборов в восьми главнейших городах Украины с украинским населением: в Киеве из 125 гласных дум представители украинских партий получили 24 места, в Екатеринославе из 110 гласных «национально сознательные» получили 11 мест, в Херсоне из 101 – 15 мест и т. д. «Только там, где украинцы выступали в блоке с русскими социалистами, они получали более значительную часть мандатов», – признал Дорошенко. Не нашли отклика у населения и предпринятые Радой шаги к «украинизации» школ, суда и административных учреждений. Посыпались многочисленные протесты.

Киев в первые месяцы революции быстро наполнялся галичанами. Часть из них пробиралась из Австрии через фронт, который уже начал разлагаться, часть – из лагерей военнопленных, из мест расселения галицийских беженцев и интернированных в первые месяцы войны. Так в Киеве очутились австрийский полковник Андрей Мельник и Роман Сушко – будущие лидеры ОУН.

Галичане считали себя квинтэссенцией украинской культуры, «украинским Пьемонтом»; они давили на социалистов и интеллигенцию, требуя немедленной украинизации всей жизни… разумеется, по их указаниям и под их руководством. Хотя большинство населения относилось к ним в лучшем случае настороженно, в худшем – враждебно, – напористость галичан в соединении с честолюбием и жаждой власти делали свое дело.

Центральная Рада также быстро распространяла свою власть. Правда, эта власть зачастую была не менее призрачной, чем у Временного правительства. В некоторых городах образовались самостоятельные местные республики. Например, в городе Переяславе Полтавской губернии председатель Совета рабочих депутатов, помощник присяжного поверенного Георгий Носарь, родом переяславский казак, устроил республику под своим управлением. Он не признавал никакой другой власти, кроме своей собственной. В республике Носаря, кстати, жилось спокойнее, чем в других местах. Существование «Переяславской республики» закончилось с занятием Переяслава большевистскими войсками в январе 1918 года. По воспоминаниям Дорошенко, вместо того, чтобы заниматься государственным управлением, «Генеральный Секретариат продолжал оставаться оторванным от страны, изображая из себя нечто вроде наблюдательного или совещательного органа. Никто из секретарей не показывался нигде, кроме Киева, а в Киеве их энергия уходила на политику в Центральной Раде… Но всю вину за то, что автономное правительство никак не могло наладить дела и действительно взять бразды правления в руки, сваливали на Временное правительство».

«Товарищи дезертиры! Все на митинг!»

Общие настроения не пощадили и армию – она начала быстро разлагаться. В результате падения дисциплины появились сотни тысяч дезертиров, которые наполнили тыловые города и в первую очередь Киев.

Распропагандированные солдаты записывались в «украинцы» в надежде скорее попасть домой. Другие оправдывали свое дезертирство желанием воевать только в украинских частях. К концу апреля 1917 года в Киеве накопилось несколько тысяч дезертиров. Они решили «легализоваться» путем превращения всей своей массы в «украинскую часть».

В последних числах апреля весь Киев был залеплен плакатами: «Товарищи дезертиры! Все на митинг на Сырце 30 апреля!» Пустырь в районе Сырца, на котором митинговали, заполнила многотысячная толпа дезертиров. На груди у многих были желто-голубые ленточки. После выступлений многочисленных ораторов была вынесена резолюция о немедленном сформировании украинской части в Киеве и немедленном же зачислении солдат «на все виды довольствия».

Командующий войсками Временного правительства в Киеве полковник Оберучев в своих мемуарах «В дни революции» писал, что «группа дезертиров с распределительного пункта – тысячи четыре человек – вышли на улицу и, во главе с избранным ими командиром полка, штабс-капитаном Путником-Гребенюком, направилась к дворцу (в это время во дворце помещались исполнительные комитеты). Они предъвили требование признать их «Первым украинским имени Богдана Хмельницкого полком».

Мнения о том, удовлетворить ли требования дезертиров, разделились. Центральная Рада вынесла резолюцию: «данную группу солдат признать полком и считаться с этим, как с фактом». Совет солдатских депутатов стал на противоположную точку зрения и категорически воспротивился такому способу создания армии.

После длительных переговоров и совещаний, к которым были привлечены не только главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал Брусилов, но и военный министр, дезертиры восторжествовали. Был признан факт формирования первого полка украинской армии. Правда, с оговоркой, что не все дезертиры, объявившие себя полком, будут таковым признаны, а только добровольцы; все же остальные должны быть отправлены на фронт. Но оговорку эту провести в жизнь не удалось, ибо солдаты, не попавшие в состав полка, разбежались и на фронт не поехали. Удобно расположившись в казармах, полк рос, как на дрожжах, ежедневно требуя все больше довольствия, не неся никаких караулов по гарнизону и не помышляя о фронте.

Как известно, дурной пример заразителен. Вскоре в Киеве сформировался еще один такой же полк – «имени гетмана Полуботка». На фронт его солдаты также не поехали, зато приняли активное участие в попытке захватить власть в Киеве в дни июльских предреволюционных волнений в Петрограде. Глава Генерального Секретариата Винниченко уведомил по прямому проводу Временное правительство, что «в ночь на 5 июля группа украинцев-солдат, около 5000, которая проходила распределительный пункт и самовольно, вопреки распоряжению Генерального Секретариата, назвала себя полком имени гетмана Полуботка, захватила арсенал, вооружилась и поставила караулы около двух государственных учреждений. Генеральный Секретариат немедленно предпринял решительные меры для восстановления порядка».

И общероссийские, и украинские власти пытались урезонить бунтарей. Центральная Рада вынесла резолюцию «призвать товарищей солдат… к национальной гражданской дисциплине». Но все оказалось безрезультатным.

О результатах «украинизации» частей в своей «Истории Украины» Д. Дорошенко писал: «Реальной пользы от этой «украинизации» было немного: солдаты разбегались, не доехавши до фронта, а у себя в казармах ничего не делали. Только митинговали, а в действительности не хотели даже пальцем шевельнуть, чтобы помочь Украине».