– Милый, так дело не пойдет, тебе нужно отвлечься, тогда ты не заметишь, как боль начнет утихать, – начала женщина, – я тебе расскажу про своего сына. Он у меня уже взрослый, зовут его, как тебя, тоже Игорь. Живет он в Москве, с детками, должность занимает высокую, архитектор, красивые дома проектирует, достаток во всем. Сам красивый, а жена, может, не красавица, но зато заботливая, смотрит за ним хорошо и за детишками, все сытые и ухоженные.
Игорь внимательно смотрел на сидящую напротив него пожилую женщину, такую худенькую, с седыми волосами, убранными в хвост, в выцветшем халате, надетом на длинную ночную рубашку с заштопанным краем, и вспоминал, как она много дней подряд греет себе один и тот же постный суп на общей кухне, как, возвращаясь из продуктового магазина, приносит полупустой пакет. И с большим разочарованием думал о ее сыне, который, живя в полном достатке, забыл про свою родную мать.
Ева, проводив Лану домой, собралась почитать что-нибудь, чтобы отвлечься от перипетий с картинами и родственниками, думая о странных поступках своего дяди, прошла в кабинет отца, в котором располагалась небольшая библиотека. Она прошла вдоль полок с книгами, и ее взгляд упал на томик Шекспира, девушка вспомнила детскую забаву – открывать книгу на произвольной странице, чтобы строки стиха предсказали будущее или ответили на вопрос, она на секунду весело зажмурилась и, распахнув синхронно книгу и глаза, прочла вслух:
– Увы, любовь моя, подобно лихорадке,
Стремится лишь к тому, что гибельно в припадке.
Озадаченная этим предзнаменованием, не успела она расположиться в мягком кожаном кресле, как ей пришло смс от Игоря. «Ева, я в больнице, в травматологии, если хочешь, можешь меня навестить».
Спустя два часа Ева быстро шла по больничному коридору, сначала она пошла в одну сторону, но, не найдя нужную палату, быстро побежала обратно. Она нервничала, суетилась, в итоге споткнулась об одну из старых кафельных плиток на полу, бумажный пакет с фруктами в ее руках дрогнул и из него выпала корзиночка с голубикой, и по всему широкому белому коридору разлетелись десятки крупных черных ягод. Чувствуя себя преступником на месте преступления, Ева в растерянности замерла на секунду и начала судорожно дрожащими руками собирать ягоды, мысленно ругая себя, что не взяла пакет с ручками, надеясь, что никто не появится в коридоре и не увидит ее неловкость. Наконец, она справилась с волнением и нашла нужную палату, рядом с которой стояла небольшая кушетка, и Ева опустилась на нее, чтобы перевести дух и, натянув на лицо ободряющую улыбку, вошла в палату, но по ее большим испуганным глазам Игорь сразу понял, что его вид Еву сильно встревожил. Он показался ей очень бледным и осунувшимся, озорные огоньки в его глазах погасли и под ними залегли серые тени. Ева не могла себе представить, что кто-то может так измениться за одну ночь. Неизменным было лишь то, с какой пронзительной нежностью Игорь смотрел на нее.
– Спасибо, что пришла, я так тебя ждал, все время думал о тебе, – произнес юноша, и тут голос его дрогнул, он повернул лицо к стене, чтобы Ева не заметила появившиеся в глазах предательские слезинки.
Игорь за последние восемь часов перетерпел невыносимую боль до приезда скорой помощи, потом с ним долго возились врачи, чтобы собрать правильно кости, зашивали рану на ладони, и все это время он был совершенно один, без родных и близких – это было для него впервые, он был избалован не только судьбой, никогда прежде не приносящей ему столь сильных страданий, но и близкими, всегда оберегавшими его от любых невзгод и лишений. При незнакомцах он силился выглядеть мужественно, но, когда увидел Еву, расслабился и не смог совладать с эмоциями, и ей даже показалось, что сейчас Игорь искал в ней какую-то материнскую заботу. А она, увидев его страдание, тоже почувствовала комок, подступивший к горлу, и, подойдя к кровати, на которой он лежал, провела нежно рукой по его мягким золотистым волосам. Еве захотелось обнять Игоря, будто заграждая собой от всех бед, но, смутившись, она только нежно взяла его за руку и, заглушив в себе волнение, попыталась пошутить:
– Если бы я знала, что такое случится, никогда бы тебя не отпустила домой, остался бы на нашу пижамную вечеринку, у меня и пижама запасная осталась, розовая с кружевными оборочками, – улыбаясь, произнесла Ева и огляделась вокруг.
Игорь лежал один в просторной светлой палате, в окружении хорошей мебели и множества медицинских приборов. На огромном окне вместо штор висели наглухо закрытые вертикальные жалюзи, которые очень хотелось раздвинуть, чтобы впустить в комнату воздух и солнечный свет. Девушка, незамедлительно сделав это, почувствовала облегчение, ей показалось, что даже Игорю стало легче дышать.
– У тебя здесь очень мило, – присаживаясь на край кровати, произнесла Ева, внимательно рассматривая белые гипсовые сооружения на ногах друга.
– Утром выглядело все удручающе, потом папа отправил деньги, и меня перевели в эту палату, надеюсь, я не проведу здесь все оставшиеся каникулы, – по-прежнему грустным голосом произнес юноша.
– Лана сказала, что тебя Грымза спасла, – все еще не теряя надежду утешить своего друга, продолжала шутить Ева.
– Не называй ее так, врач сказал, что, если бы не она, я мог бы умереть от болевого шока, у меня сложные переломы. Знаешь, у Алексеевны, так ее зовут, есть сын, он живет в Москве, но как-то забыл про нее. Я, когда смогу ходить, поеду туда и найду его, в знак благодарности за все, что она для меня сделала, – горячо проговорил Игорь, и его голубые глаза сделались неестественно синими. Ева понимала, что прошедшая ночь оставила глубокий след в душе ее друга, но ей так хотелось вернуть его в привычное состояние веселости и беззаботности, что она, мило улыбаясь, решила изменить тему разговора.
– Смотри, что у меня есть, – сказала девушка и достала из своей модной сумочки ручку. – Если у тебя есть гипс, значит, его нужно расписать, – и начала рисовать веселые рожицы на его гипсовых повязках. У Игоря немного поднялось настроение, и он сказал:
– Раз уж по воле несчастливого случая мы остались наедине, я хочу использовать это время, чтобы узнать тебя получше. Давай я буду задавать вопросы о твоих предпочтениях, а ты выберешь ответ и запишешь его на гипсе, так я точно не забуду, что ты любишь.
– Безумная идея, впрочем, как и всегда, – улыбалась Ева, радуясь, что Игорь хоть немного оживился.
– Так, что бы такое спросить, – потирая подбородок и откидываясь на подушки, размышлял Игорь, но потом смеющимися глазами посмотрел на девушку и добавил, – только честно отвечай.
– Естественно, – закивала Ева, принимая правила.
– Ну давай начнем с простого, – будто забыв о своем переломе и подскакивая на кровати, он спросил:
– Утро или ночь?
– Утро, бесспорно, ночи и темноту я вообще не люблю, поэтому, наверное, и живу в Питере, ведь это, пожалуй, единственный город на Земле, где ты можешь найти и белые ночи, и Рембрандта.
И она вывела красивым почерком на гипсе слово «утро».
– Хорошо, – улыбался Игорь, довольный, что она приняла его игру, – следующий вопрос: холод или жара?
– Ну тут однозначно – холод!
– Холод? – переспросил удивленный Игорь.
– Ну естественно, – ответила Ева. – Я и сама горячая штучка, так что на жаре не далеко и до ядерного взрыва.
И она записала «холод».
– Ну вот, чем дальше, тем удивительней, – покачал головой Игорь, – ну поехали, Диккенс или Достоевский?
– Да ты что такое спрашиваешь? Это практически богохульство, – Ева хохотала, откидывая назад пряди пышных волос, которые мешали ей писать. Ну ладно, пусть будет Сомерсет Моэм, потому что между Диккенсом и Достоевским я выбирать не могу.
И она записала «Моэм».
– Ну ты хитрюга, в этом же и смысл игры, ну ладно, прощу тебя, но только один раз! – И Игорь шутливо погрозил ей пальцем.
– Теперь не отвертишься, придется выбирать! – И он продекламировал:
– Коротко и счастливо или долго и нудно?
– Боже, Игорь, где ты берешь эти вопросы? – картинно прикладывая ладонь ко лбу, заохала Ева.
– Ну вот тебе получай!
И она вывела аккуратно на его гипсе «долго и нудно!» и поставила восклицательный знак!
– Не хочу я умирать молодой, пусть даже и счастливой, и ты, я думаю, после сегодняшнего падения со мной согласишься.
Игорь в ответ лишь тяжело вздохнул, но совсем по другой причине, он прокручивал в голове самый главный вопрос, ради которого вообще затеял всю эту игру, но все не решался его задать. И вот, когда места на гипсе уже совсем не осталось, разве что на самой ступне, он замолчал на секунду, перестал смеяться и поднял на Еву такие серьезные, полные надежды глаза, что она даже испугалась, и спросил: «Я или Юра?»
Такого поворота Ева никак не могла ожидать, она застыла как вкопанная с ручкой в руках, ошарашенная такой прямотой. Помедлив немного, облизнула пересохшие губы и, не выражая никаких эмоций, что-то спокойно написала на его ступне.
Когда она подняла на него глаза, он смотрел в сторону, как будто боялся, что на ее лице увидит ответ на мучавший его вопрос, снова стало заметно, как тяжело ему дается его нынешнее состояние, он устало откинулся на высоко поставленные подушки и, все также глядя в сторону, тихо произнес:
– Ева, знаешь, как я не хотел ехать домой, я мечтал остаться в Питере с тобой, и вот теперь я здесь, но какой ценой.
Девушка сочувствующе вздохнула, и, понизив голос, ответила:
– Это прямо как у Булгакова: «Будьте осторожны со своими желаниями – они имеют свойство сбываться», так все и вышло.
Потом она опустилась на стул у его кровати, сжала красивые длинные пальцы Игоря между двумя своими маленькими ладошками и нежно сказала:
– Я посижу здесь с тобой, а ты поспи. Ночь у тебя выдалась трудная.
Игорь сначала запротестовал, но она была права, не прошло и минуты, как он уже спал крепким сном, одоленный болью, усталостью и лекарствами. Ева сидела и смотрела в окно, не зная, что ей делать, гадала, сколько проспит больной, и пыталась придумать, как ему помочь. Через какое-то время в палату вошла Вера Федоровна вместе с Ланой, Игорь даже не пошевелился.
– Как он тут? – встревоженно спросила Ланина мама.
– Вот уснул, думаю, ему дали лекарство, и он ничего не чувствует.
– А что он рассказывал, как все произошло? – не унималась тучная женщина, доставая из своей сумки апельсины.