Два мира

Бесцветное лицо подруги, трудно различимое на фоне серой куртки, отражало весь трагизм нашего бытия. Чтобы не расплакаться от ощущения густой, как разваренная овсянка, беспомощности, я перевела взгляд на Бунина.

– Присаживайтесь, Мар-се-ли-на Андреевна, – капитан кивнул на стоящий около него уже кем-то обгрызенный стул.

Когда ты, Бунин, имя-то моё начнёшь нормально выговаривать? Порепетировал бы, что ли. Хоть один, хоть вон – с другом своим. А то каждый раз, как иностранец на застолье со своим «на-здо-ро-вье».

Я примостилась на краешек указанной мебели. Теперь от полулежащей Светки меня отделял письменный стол, декорированный ногами молодого в штатском.

– Ром, ну ты это, иди. Подожди меня там, – Бунин жестом указал другу на дверь.

– За мою психику переживаешь? – усмехнулся тот, вставая с кресла. – Не хочешь, чтобы я видел, как ты девушек пытать будешь? – он улыбался, глядя мне в глаза.

Глаза…. Какие у него необыкновенные глаза! Раньше я не одобряла всю эту поэтическую истерию относительно человеческого органа зрения. Ну глаза и глаза, чего там особенного? Зрачок да ресницы. Какое там зеркало души? Где там бездонные океаны? Лучше бы так восхваляли носы – вот это я понимаю! Глаза-то у всех практически одинаковые, а носы – это прям как отпечатки пальцев: у каждого свой, неповторимый. Неповторимый, как его глаза! Никакие раннее известные мне эпитеты не могли описать их.

– Как небо, – подсказал Критик.

– Ну нет, не как небо. Они – само небо! Когда смотришь в него и не замечаешь ничего, кроме….

– Ну, Ром, ну серьёзно! Давай быстрей, а то не успеем, – Бунин таки прорвался сквозь пелену моего наваждения.

Одним словом – мент: везде пролезет.

– Ухожу-ухожу, товарищ капитан, – Рома, продолжая улыбаться, направился к выходу.

Мне показалось, что я не могу дышать, что дышать просто нечем, что….

– И так, Марсе-ли-на Андреевна, разговор состоится у нас с вами не самый приятный, – Бунин посмотрел на меня в упор.

Закрывшаяся за Романом дверь не оставила мне шанса – я повернула себя к капитану. Ну вот у него глаза как глаза: обычные и… и… никакие. Молодое лицо, окаймленное небритостью средней тяжести, крупный нос и совершенно обычнейшие глаза.

– Четырнадцатого февраля сего года Котова Светлана Владимировна была остановлена сотрудниками ППС для проверки документов, – капитан важно произносил каждое слово, не сводя с меня своих обычных глаз. – В ходе проверки у гражданки Котовой был обнаружен и в последствии изъят пакетик с, предположительно, веществом наркотического характера, а именно марихуаной, – Бунин выпрямился и начал мерить шагами просторы кабинета. – После чего гражданка Котова была задержана и доставлена нарядом ППС непосредственно ко мне, – он вопросительно посмотрел на гражданку Котову, и Светка возражений не возымела.

– Ну как будто наркобарона схватил, вот не меньше! – возмутился мой Критик от капитанской важности.

Вдохновившись нашим молчанием, доблестный оратор продолжил вещать о подвигах бдительных стражей порядка, о злостности совершённого Светкой преступления, о её упорном нежелании сотрудничать со следствием…. Он так часто ходил и так много говорил, что, несмотря на всю офицерскую стройность предложений, моя голова перестала воспринимать его информацию. Сказать об этом я постеснялась, предпочтя изображать внимательного слушателя.

– Вот поэтому, госпожа Леонова, я задаю этот вопрос вам: что будем делать? – довольный Бунин резким поворотом ко мне обозначил финиш словарного марафона.

Ну хоть по фамилии назвал. Дошло наконец, что и так можно.

Я поджала губы, моля о пролонгации. Пожалуйста, пусть это будет ещё не конец его пламенной речи. Почему бы ему не подвести какие-нибудь итоги или тезисно не обозначит всё вышесказанное?! Как на лекциях, дабы я все-таки догнала, что мне отвечать на этот вопрос. И почему именно мне?!

Хотя, конечно, я и так догадывалась, по какой причине подруга выбрала меня в качестве своего представителя. Нет, я не получила диплом о высшем юридическом образовании, более того, я даже не рассматривала для себя такой перспективы. Я плохо понимаю, чем отличается юрист от адвоката, не читаю на досуге Конституцию Российской Федерации или Уголовный Кодекс. Светка вызвала меня в этот непростой для неё день, потому что я её единственный друг.

Мы живём в одном доме на одном этаже уже 25 лет. Мы ходили воспитываться в один детский сад, досужничать в одну секцию, учиться в одну школу и курить в один подъезд. Получив дипломы в разных ВУЗах, мы всё так же вместе сидим без работы и без особого желания её найти.

Чтобы прокормить сотрудников коммунальных служб я поверх синего диплома психологического факультета положила сертификат об окончании курсов стилиста по волосам, а Светка свои знания экономических премудростей помножила на тонкости арендодательных взаимоотношений. Нам обеим не доставляет удовольствия вести социально активный образ жизни, что бахвалится встречами бывших одноклассников и сюсюканьями на фото чужих детей. Рабоче-деловые перипетии со сплетнями коллег и проклятиями начальства вызывают восторга не многим больше.

Правда, мне бабушка ни моя, ни Светкина, к сожалению, квартиры не оставила, поэтому о жизни рантье приходилось только мечтать, заплетая косы очередной клиентке под её жалобы на личную жизнь. Да и относительно параметра личная жизнь у нас с подругой разногласий тоже не возникало. Как говорится, чего нет, того нет.

Я не знаю, что конкретно из вышеперечисленного поможет мне ответить на вопрос капитана Бунина. Я сама не знаю, что нам делать. Всё, что я могла – я уже сделала: я сюда пришла!

Мы с офицером молча смотрели друг на друга: я кротко-печально, он уверенно-вопрошающе.

Какой же он высокий, выше меня, а я метр семьдесят. А Рома же ещё выше. Выше и худее. Рома прям молодой человек, а Бунин – мужик, хотя они, наверное, ровесники. Как мы со Светкой. Может, Бунина так погоны его старят?

– Марселина Андреевна, – от злости капитан впервые без запинки произнес моё имя. – Я, честно говоря, надеялся, что вы будете более общительны.

Надеялся он! А вам разве не запретили надежду как элемент, разлагающий дисциплину? Или тут аналогично взяткам – палка о двух концах: с одной стороны карается по закону, с другой – правосудие всё одно слепо, отчего ж не взять, когда дают? Мздоимство, вне сомнений, плохо. Но вдруг ты откажешь, а купюрный даритель, чего доброго, обидится?! Это же ещё хуже! Всегда хуже провиниться перед человеком, нежели пред буквой закона.

Я действительно общительнее, чем моя подруга, тут уж ожидания Бунина оправдываются целиком и полностью. Просто как-то день сегодня не задался, и как-то мне сегодня не общается. Ладно, была не была:

– Как вас зовут? – я старалась не потерять внезапно нашедшееся самообладание, наблюдая за удивленно приподнимающимися бровями полицейского.

Нет, это не первое, что пришло мне в голову от слепой безысходности. Здесь намеренная акция: если вы хотите расположить к себе собеседника, называйте его по имени как можно чаще.  Это же не просто графа в документах, собственное имя – самое приятное буквосочетание. Пароль к истинному «Я»: большому, маленькому, счастливому, несчастному, любимому, отвергнутому – к себе настоящему.

Мне нравится называть людей по имени. И я уверена, что людям бесконечно нравится слышать их имена. Поэтому я пошла на Бунина с козырей.

– Василий Михайлович меня зовут, – капитан прищурил свои обычные глаза.

Далее ничего подходящего из психологии мне в голову больше не шло. Ну не про Эдипов комплекс же ему тут рассказывать? Мозг отчаянно шарил по ящикам памяти, но папки с другими, приличными для данной ситуации сведениями обнаружить не удавалось.

– Как корова языком слизала, – подвёл итоги безуспешных поисков Внутренний Критик.

Ну и ладно. Обратимся тогда в секцию просмотренных сериалов про полицию:

– Василий Михайлович, – мягко начала я наводить мосты, – Я прекрасно понимаю, что сейчас бесполезно говорить вам, что моя подруга не употребляет наркотики. Я так же понимаю, что глупо поручаться за неё и всё такое, – найденная мысль начала теряться.

Кто-нибудь выгоните эту корову из моей головы, а то она вместе с моими аргументами слизывает и призрачные шансы на хоть сколько-нибудь благоприятный исход.

Бунин смотрел в меня, забывая моргать. Я начала злиться на себя и свою вербальную закомплексованность:

– Василий Михайлович, я знаю, что предлагать вам деньги за то, чтобы вы отпустили мою подругу – незаконно, – это прозвучало несколько громче, чем я рассчитывала. – Я не хочу подвести вас под статью. Вы же ничего плохого мне не сделали, – тут я усомнилась, но решила продолжить, не сбавляя темпа, – Поэтому, пожалуйста, Василий Михайлович, скажите сами, как я должна поступить в сложившейся ситуации?

Бунин, не опуская бровей, продолжал смотреть мне в лицо. Я отвечала ему тем же. В висках пульсировало ощущение собственной бесполезности – я не смогла удержаться на плаву происходящих событий. Более того, я сама же начала нас топить своими заявлениями про взятку и её незаконность. Теперь Бунин не возьмёт деньги из принципа. Понятно же, что он за этим меня вызывал. Наверное, надо было перед ним сразу честно признать свою нищету финансовую, вместо того, чтобы гарцевать своей нищетой лексической. Я все испортила, я….

– Чем тут … мммм… пахнет? – капитан втянул носом воздух и опять поморщился.

Мы с тихо покрывающей стул Светкой как по команде начали принюхиваться. Чёрт, ацетон! Вместо того, чтобы держать фаланговые аромапалочки в кармане куртки, я, беззастенчиво сцепив руки на коленях, благоухала на глазах у недоумевающего Бунина.

Непроизвольно закинув нога на ногу, я почувствовала, как правый носок наконец-таки отлип от кроссовка. Расценив это как хороший знак, я неожиданно завопила продолжающему морщится капитану:

– Пахнет тут заявлением в УСБ!

Нет, он не удивился, его космически округлившиеся глаза говорили мне о том, что он охренел.

– В управлении собственной безопасности будут ой как рады моему заявлению! Вы же простой районный следователь?

– Опер, – механически поправил Бунин.