История Лоры Виттеншлегер

Постепенно она из рано постигшей ее суровой взрослой жизни снова возвращалась в ребенка: играла с другими детьми, что-то напевала себе под нос.

Медперсонал плакал, когда однажды в больницу пришла пожилая худощавая воспитательница и забрала их «Ларису» в детский дом.

Девочка уже привыкла к новому имени. Приходя в себя в реанимации, она тревожно вскрикивала, как умирающая чайка. А ведь в переводе с древнегреческого чайка и есть Лариса. Лора… Так назвали ее практикантки и молодой доктор с «неотложки».

С новым именем девочка попала в Полтавский детский дом-интернат для сирот.

Это было серое безрадостное заведение со множеством грустных детских лиц, сердобольными нянечками и строгими воспитательницами, которые как ни старались, а не могли заменить своим воспитанникам утерянных родителей. Здесь жили дети-отказники, брошенные незадачливыми мамашами на произвол судьбы, дети-сироты, оставшиеся одни-одинешеньки на всем белом свете, а также дети алкоголиков и наркоманов, лишенные родительских прав, унаследовавшие от них болезни и пагубные зависимости. Большинство воспитанников были слабыми или слабоумными, неуравновешенными, но все же оставались по-детски непосредственными, любознательными, играли между собой и шумели.

По прибытию в интернат Лора быстро нашла общий язык с ровесниками. Ей выдали казенную одежду – синий байковый халатик в мелкий белый горох, новые хлопчатобумажные коричневые, вздувающиеся на коленях колготы, чистое белье. Новенькая сразу покорила нянечек тем, что сама с первых дней начала ходить на горшок. Ее постригли наголо, сожгли в печке крашеные черные кудри. Волосы у Лоры стали отрастать свои родные, светлые. Щечки слегка порозовели.

Оформление документов озадачило директора интерната – неулыбчивую даму неопределенного возраста – а потому она обратилась за помощью к персоналу. Пригласила в кабинет нянечек и воспитателей посоветоваться.

– Лора, Лора… Лариса, значит. А фамилия как?

– Откуда же нам знать? – Растерялись женщины.

– Может-Полтавская, а че? – Неуверенно предложила пожилая няня Лида.

– Вообще-то это должен ЗАГС решать, милиция или еще кто… – Горячилась директриса. – У меня и так проблем хватает, еще над этим голову ломать.

– Или Первомайская… – Размышляла молодая воспитательница Вика.

– В таких случаях обычно дают детям самые распространенные фамилии. Иванова, Петрова, Сидорова… – Улыбнулась полненькая розовощекая нянечка, скромно сидевшая у дверей на детском стульчике.

– Мы с вами вроде на Украине живем, – напомнила воспитательница Вика, – значит фамилия должна быть украинская: Иваненко, Петренко или Сидоренко.

– Ох, девочки, с вами не соскучишься, – вздохнула начальница, – ну пусть Иваненко будет. Так и запишем…

Она сделала пометку в толстом журнале и произнесла с расстановкой:

– Лариса Ивановна Иваненко… Девочка рослая. В больнице решили, что еще очень маленькая. Но, по-моему, на два годика она, точно, не тянет. Как же быть?

– Три годика. Точно. Может, два с половиной. Но не четыре, – неопределенно заявила воспитательница Вика.

– А че тут думать? – Оживилась няня Лида. (Все посмотрели на нее) – Вот, например, взять день Ангела… День Лидии отмечают пятого апреля, а Ларисы? Кто знает?

Все промолчали.

– Я тоже не знаю, – призналась няня Лида. – Вот сегодня пятое апреля. Это ж надо! У меня, оказывается, именины. Я и забыла совсем!

– Поздравляем вас, Лидия Тихоновна, – уважительно сказала директриса, – хотя у нас в стране атеистов день Ангела и не в моде. Не принято у нас… Но то, что сегодня пятое апреля… В этом что-то есть. Запишем девочку Иваненко сегодняшним числом. А почему бы и нет! —Уверенно сказала она и сделала новую запись в журнале.

Таким образом, возраст определили «на глаз» и записали: «родилась пятого апреля тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года».

Выходя из кабинета директора, женщины оживленно переговаривались, поздравляли именинницу тетю Лиду.

А маленькая Лора в какой-то час выросла на целый год. Ей неожиданно исполнилось не два, а целых три годика.

Иногда на территории интерната объявлялись незнакомые дяди и тети, и дети с интересом следили за ними и гадали: усыновят кого-то из них или нет. Наиболее любопытные группировались в маленькие стайки и неотступно преследовали незнакомцев, задавали вопросы, просили показать содержимое сумочки или карманов. И если вдруг получали какую-то вещицу посмотреть или в подарок, будь то маленькое круглое зеркальце или помада, то жадно изучали ее со всех сторон, громко между собой переговариваясь, и в конце концов у кого-то одного упрямо срывался с языка главный вопрос: «Вы за кем приехали?»

Так промелькнула весна. Лора привыкла к новому «дому». После скитаний с Рубенситой он ей показался настоящим раем. Но это счастье было не навсегда.

Однажды в августе во дворе интерната объявились мужчина и женщина.

Младшая группа обедала, когда пара объявилась в столовой. Дети ели суп из глубоких глиняных тарелок, позвякивая по ним алюминиевыми ложками, и исподлобья посматривали на них.

Худенькая темноглазая девочка, которой было годика два с половиной, вдруг выскочила из-за стола, подбежала к женщине, крепко вцепилась в ее руку и звонко закричала:

– Мама! Это моя мама приехала!

– Нет, это моя мама! – Запротестовал малыш постарше, – и папа тоже – мой!

В мгновение ока пара была облеплена малышней, которая громко наперебой предъявляла на нее свои права.

На помощь посетителям пришла директриса, с самого начала наблюдавшая за происходящим:

– Нам нужно подождать за дверью, пока дети поедят.

Няня Лида, услышав слова начальницы, поспешила сказать:

– Не уходите, подождите. Они уже поели. Остался компот, но я дам им позже. Ведь и так супа напузырились.

– Дети! – Попросила директриса. – Сядьте, пожалуйста, каждый за свой столик. Тетя и дядя посмотрят на вас. Они пришли забрать своего ребенка домой. Но они несколько лет его не видели и им нужно вспомнить. Танечка, Машенька, Димчик, посадите маленьких на стульчики. Пожалуйста.

Пяти-шестилетние дети усадили малышей на прежние места и начали жадно всматриваться в пришедших, надеясь, что те опознают именно их.

Высокий мужчина лет сорока пяти, блондин, приветливо рассматривал детей и улыбался. Его спутница, несколькими годами моложе, сосредоточенно рассматривала детские лица.

Очевидным для них было одно: они не уйдут домой без дочки.

Через полчаса пара сидела в директорском кабинете, рассматривая Лорино личное дело и фотографии, сделанные в доме-интернате.

– Какая лапочка… – прослезилась русоволосая симпатичная женщина, – кудряшки беленькие, как у ангелочка. А глазки! Голубые глазки и большие.

– Красивая девочка, – подытожил блондин, – кем были ее родители? Что с ними?

– Этого никто не знает. Ее подбросили.

– А как же наследственные болезни, остальное? – Расстроился мужчина.

– Разве ты по ней не видишь, что она нормальная? – Запротестовала женщина. —Сколько ей?

– Почти три с половиной, – ответила директриса, – да нормально развивается. Читать, конечно, не умеет еще. Так, рисует, поет на утренниках. Обычный ребенок. Ласка ей нужна и забота. Остальное приложится. Она прошла полное медицинское обследование. Вот, посмотрите… Психически здорова. Тяжелых заболеваний, вроде порока сердца и в этом роде, нет.

Через несколько недель в младшей группе уже забыли о визите тети и дяди.

Когда же они снова пришли пообщаться с Лорой, повторилась похожая сцена. Дети окружили их, и, замкнутое в плотное кольцо, будущие родители вышли в коридор интерната. На улице шел дождь.