Последняя Тайна Поля Гогена

Неожиданный бросок в сторону моей головы заставил меня машинально увернуться влево, и кий с шумом обрушился на руку бармена, раздробив его кисть. Он не мог предвидеть такого и от неожиданности принялся горланить. Резко развернувшись, я нанёс мощный удар по рёбрам Гюса так, что он скрючился, наклонившись вперёд. Апперкотом слева я нанёс удар по челюсти. Распластав руки, как будто ища опоры, он с грохотом упал, разбив с шумом стол. Улучив момент, я уже был сверху, и нанёс резкий удар ботинком по голове. Кровь хлынула из его носа как сок из спелого плода.

Бармен вырыл из-под барной стойки обрез ружья. Я признал в нём шести зарядный обрез Марвик 88. Будучи в невыгодном положении от полученного в руку ранения, он не мог быстро двигаться. Я воспользовался этим, вырвав у него ружьё, и показав, что я не шучу, повернулся к другим, выстрелив в потолок. Крупная лампочка, разбившись, разлетелась стеклянными брызгами на типов, которые скучились в углу зала. Обогнув стойку и сжимая ствол как бейсбольную биту, я ударил им по голове бармена. Его голова уткнулась в стеклянную витрину, заставленную бутылками аперитива. Всё шумно рухнуло, и жидкости разных цветов, стекая по полкам и его одежде, превратились в золотистую вожделенную лужу на полу бистро. Бармен упал, как подкошенный, между мойкой и шкафами буфета.

Наспех открывая все ящики, я нашёл коробку боеприпасов в глубине одного из них и быстро перезарядил ружье недостающими патронами. Оба охранника Гюса бросились к посетителям, которые испуганно скучились в углу зала под телевизором.

Снаружи начинался дождь. Дождь стучал по крыше над головами как барабанная дробь. Из переполненных желобов хлюпала вода. В «Хамелеоне» воцарилась мёртвая тишина. Я заорал:

– Я хочу знать, где Гвен Шнебель!

Никто не открыл рта, как если бы они были заклеены скотчем. Казалось, что-то вроде негласной договорённости плавало в воздухе между людьми в баре. Нервный гнев заставил кулаки резко сжаться.

– Я не собираюсь повторять дважды. Если я не получу ответа, вначале пристрелю весельчаков, прихвостней Гюса, затем остальных пока кто-то не заговорит.

Я направил ружье на первого из охранников Гюса и выстрелил по его ногам. Тип заорал как резанный, кровь начала сочиться от ранения свинцовой дробью. Он упал на пол, держась за ноги. Сила куда-то сразу подевалась, исказив его лицо глубокими морщинами и темными кругами под глазами. Глаза наполнились слезами от боли и унижения. Рыдая, он прислонился к ножке стола и был похож на грязного пацана, задумавшего что-то неладное на улице.

– По второму!?

Я медленно перемещаю прицел по залу и целюсь во второго прихвостня Гюса.

Он заорал в панике:

– Я ничего не знаю! Если бы я знал что-то, я вам сказал бы!

Он испуганно закрыл лицо руками, хотя его оскал с приподнятой губой не предвещал мне ничего хорошего. Нужно было сматываться отсюда и побыстрее.

В глубине бара я заметил двух типов, которые пытались перемещаться, прикрываясь другими. Вдруг меня резко осветили огни фар автомобиля. Это машина остановилась перед входом. Первая мысль была направиться к ней. Но я быстро осознал, что один и вооружён всего лишь шестизарядным ружьём. Если они все ринуться на меня, я не смогу сопротивляться. Их надо опередить. Я снова выстрелил в потолок выше толпы. Неоновая лампа взорвалась, обрушившись каскадом осколков на головы. Все попрятались кто куда, за стулья, под столы. Внушительного вида человек с чёрными с проседью усами и лысеющей головой, со слишком отодвинутой назад большой шляпой, укоризненно покачал головой. Казалось, он вовсе не встревожен перестрелкой, а его глаза на выкате просто ухмылялись. Я всегда остерегался невозмутимых типов в такие напряжённые моменты, поэтому зацепил за него свой взгляд. На полу копошился Гюс рядом с парнем, которому я прострелил ноги. Я вышел из-под укрытия стойки, нанеся удар ногой по бармену, чтобы привести его в чувства.

– Куда ведёт дверь рядом с баром?

Кровь заливала его рот и сочилась из носа. Изуродованный, он промямлил слабым голосом:

– Ко мне и наружу…

Я подошёл к Гюсу, схватил его за шиворот и потянул за собой, одновременно не отрывая взгляда от других шутников, присутствующих при этой сцене. Открыв дверь, я затолкал Гюса в служебный проход. Два запора на двери позволяли закрыть дверь наглухо. Я потянул задвижки, заперев дверь, и резким ударом свалил Гюса с ног. Он потерял сознание. Повернув налево, я оказался во дворе, полным ящиков для бутылок и бочек пива. Что-что вроде грязного стеклянного купола служило потолком на этом складе. Я быстро пробежал между хламом и мусорными баками. В противоположной стене я нашёл выходящую на улицу металлическую дверь. Открыв её ударом плеча, я огляделся. Улица, соединяющая коммерческие лавки, была пустынна. Дождь лил как из ведра.

Моя машина ждала за углом. Я быстро завёл авто и, дав задний ход, вернулся за Гюсом. Дотащив, я запихнул его на заднее сиденье. Полностью промокший, я быстро обежал автомобиль, и не имея времени на передышку, уселся за руль, придерживая ружье на коленях.

Фары на мгновение осветили «Хамелеон». Внутри была темнота, бар казался пустынным. Я выехал из Кервенанек и после светофора повернул направо в направлении берега. В зеркале заднего вида никого не было видно, значит меня не преследовали.

Дождь не прекращался, дворники авто будто взбесились. Я ехал медленно. В свете фар струи дождя на лобовом стекле, казалось, вырисовывали тюремную решётку. Настоящий потоп обрушился на Лорьян, ещё больше омрачая ночь. И почему я взбудоражил это осиное гнездо в баре? Из-за телефонного звонка три дня назад или из-за горечи, которая не давала мне покоя, как ноющая назойливая боль. Я вспомнил тот вечер такой близкий и такой далёкий и моё навязчивое желание играть роль доброго Самаритянина.

* * *

Я был во Франции уже более месяца, чтобы урегулировать свои дела, которые были на стадии завершения. Умер мой отец, а с ним и часть моей счастливой юности. Мрачная меланхолия накрыла моё сознание непроницаемым туманом. Совсем не ностальгия, а глубокая грусть укоряла за мои годы отсутствия. Я покинул отца в девятнадцать лет, чтобы объездить весь мир, позабыв о его существовании. Он остался совсем один. Письмо нотариуса, полученное месяц назад, заставило меня вернуться во Францию. И вот я здесь.

Я оставил Клэр в Париже. Она вернулась в своё маленькое жилище департамента Эна. Должно быть, там она нашла своих бывших друзей лётчиков с базы Крей.

Я стоял у окна и смотрел на море. Этот дом теперь был моим, и я не знал, что с ним делать. То была буржуазная вилла, построенная на побережье больше 50 лет назад, окружённая соснами. С дубовой мебелью, покрытой воском, со старомодными кружевными занавесками и облупившейся краской на стенах, она больше напоминала некий реликт, что-то вроде остатков кораблекрушения, выброшенных на берег моря. У дома был запах печали и затхлости.

У нотариуса мне пришлось маневрировать между моим прошлым и моим настоящим с фальшивым паспортом. Эта сумятица требовала от меня чрезвычайной осторожности. В конечном счёте я удачно выпутался из всех формальностей и унаследовал отцовский дом. Дом, у которого был свой запах и свои привычки.

Через окно я наблюдал, как силуэты людей поднимались с пляжа под начинающемся дождём, пока большая волна, ударившись о скалу и разбрызгивая снопы пены, не заставила их вовсе удалиться.

В осиротевшем доме такая глубокая тишина, что я боялся потревожить её, чтобы не пробудить воспоминания прошлого. Иногда скрипучие половицы и стропила нарушали тишину виллы, как будто для того, чтобы внести ноту тревоги в то спокойствие, которое, казалось, царило в жилище.

В такой зимний вечер, когда пейзаж тонул в мороси дождя, ничего не оставалось, как усесться в старое кресло и наблюдать. Струи дождя цеплялись за всё, обвиваясь вокруг единственного фонарного столба в его жёлтом мягком освещении.

Моросящий дождь, обволакивающий голые скелеты деревьев, казалось, проникал везде и повсюду.

Глядя сквозь оконные квадраты, я терзался мыслью, что сделать, как забыть о насилии, перенесённом в прошлом году. Это чувство накапливалось во мне, как бомба замедленного действия.

Мелкий дождь облизывал пляж, а ближе к западу, где заходит солнце, со стороны Лорьяна небо стало проясняться. Влажная дрожь пробежала по тёмному песку. Вдруг луч света прорезал колыхание воды. Должно быть, яхта возвращалась в порт. Белая кромка пены обвивалась вокруг мыса, пытаясь нарисовать незыблемый круг. Эта кромка ещё больше подчёркивала тёмную монохромность морского пространства. Ветер завивал кружева набегающих волн. Они просачивались невидимыми в песок, наполняя морской прилив.

События, которые я пытался забыть, вновь и вновь возвращались, будоража моё сознание, как зловонные пузыри, вырывающиеся наружу из застоявшейся тухлой воды. Пережитый кошмар опять давал волю разгуляться невыносимым страданиям. Память, полная тех воспоминаний, вновь возвращала к той тонкой грани балансирования между жизнью и смертью. Это было время, когда СМЕРТЬ смотрела мне в глаза с ухмылкой.

«Струя холодной воды в третий раз отбросила меня к стене. Моя голова сильно ударилась о каменную кладку. Меня бросило в дрожь. Десны болели и кровоточили из-за сильно сжатых зубов. Я пробовал защищаться, как мог, двумя скрещёнными руками, закрываясь от его лица…»

Я потряс головой. Мне хотелось напиться до смерти, чтобы изгнать эти кошмарные сцены из глубин моей памяти.

Внезапно телефон прорвал тишину, возвращая меня к печальной действительности. В пустом доме он звучал пугающе и нелепо. После шестой попытки, я всё же подошёл. Кто мог мне звонить сюда? Мало кто, в общей сложности, кроме Клэр и нотариуса, знали, что я находился в старом отцовском доме недалеко от Лорьяна.

– Франк?

Я ответил раздражённым голосом, не узнавая человека на другом конце:

– Да.

– Я вам звоню по рекомендации Клэр.

Голос человека, казался тревожным с придыханием на конце линии. Он отдавался эхом в трубке. Это был голос старика, чья шумная отдышка сокращала слова, плохо проговариваемые в подавленном дыхании.

Я ответил угрюмо:

– Да, и что?

Тембр голоса упал до шёпота:

– Она мне сказала, что вы могли бы мне помочь, я хотел бы с вами встретиться.

Он промямлил что-то, как в пьяном пришепётывании слов. Я не хотел его слушать, не хотел говорить ни с кем. Во всяком случае, я должен был вернуться в Никарагуа в следующую субботу в моё пристанище, в мой мир в Плайя дель Сюд. Но голос был настойчивым.

– Пожалуйста, помогите мне, я не знаю, что делать! Я вам звоню с моего мобильного из бара «Сельтик», который находится в километре от вас, на входе Форт Блоке.

Он глубоко вздохнул, как будто для того, чтобы прибавить себе мужества и добавил:

– Я познакомился с Клэр в больнице Лорьян после несчастного случая. Это я прооперировал её, и мы подружились.

Клэр рассказывала мне о своей автокатастрофе, когда она была на практике в Лан Биуе. Это приковало её на три месяца к постели. Она была в двух шагах от запрета летать, но хорошо выпуталась. Без особой твёрдости я ответил: