Дети в страхе замирают.
– И штой-то вы тут, умники, делаете? – с усмешкой спрашивает волосатый. – Ищете неприятности?
У Джо начинают дрожать губы. Он плачет. И тут же, вскочив с земли, улепетывает со всех ног, дико размахивая руками. Эдди тоже поднимается с земли и вдруг возле козел для пилки дров видит свой мяч. Не сводя глаз с волосатого, Эдди медленно движется к мячу.
– Это мой, – бормочет он.
Хватает мяч и несется прочь вслед за братом.
– Послушайте, вы, – скрипуче выдавил Эдди. – Я вас не убивал, понятно? Я вообще вас не знаю.
Синий Человек сел на скамейку. Дружелюбно улыбнулся, словно для того, чтобы гость почувствовал себя уютно. Эдди же продолжал стоять – напряженно, точно обороняясь.
– Прежде всего я скажу тебе свое настоящее имя. Я родился в маленькой польской деревне, в семье портного, и меня окрестили Йозефом Корвельчиком. Мы приехали в Америку в 1894 году. Я тогда был совсем ребенком. Первое, что я помню: мать держит меня над перилами палубы нашего корабля и раскачивает на ветру нового мира.
У нас, как у большинства иммигрантов, не было денег. Мы спали на матрасе на кухне у моего дяди. Моему отцу оставалось лишь одно – пойти на работу в «потогонную мастерскую» – пришивать на пальто пуговицы. Когда мне исполнилось десять, он забрал меня из школы, чтобы я работал вместе с ним.
Эдди всмотрелся в рябое лицо, тонкие губы и впалую грудь Синего Человека и подумал: Зачем он мне все это говорит?
– Я от природы был нервным ребенком, а от шума в мастерской мне совсем стало тяжко. Слишком молод я был для такого места: кругом взрослые мужчины без конца ругаются, всем недовольны.
Стоило только мастеру приблизиться ко мне, как отец начинал шептать: «Опусти голову. Не надо, чтобы он тебя замечал». Но вот однажды я споткнулся, уронил мешок с пуговицами, и они рассыпались по полу. Мастер заорал, что я ничтожество, никчемный ребенок и чтобы я убирался. Я до сих пор помню ту минуту: отец, как уличный попрошайка, молит мастера не выгонять меня, а тот ухмыляется и тыльной стороной ладони вытирает нос. У меня в животе все заныло от боли. И тут я почувствовал, что по ногам моим что-то потекло. Я посмотрел вниз и вдруг увидел, что мастер тычет пальцем в мои мокрые штаны и хохочет. И рабочие тоже захохотали вслед за ним.
С того дня отец перестал со мной разговаривать. Он считал, что я его опозорил, и, наверное, в том мире, где он жил, так оно и было. Но отцы иногда разрушают жизнь своих сыновей, и моя жизнь была после этого разрушена. Из нервного ребенка я превратился в нервного молодого человека. И даже хуже – я по ночам все еще мочился в постель. По утрам я тайком пробирался к раковине и стирал свою простыню. Однажды утром отец застал меня за стиркой. Он увидел мокрую простыню, и глаза его сверкнули – он одарил меня таким взглядом, которого я никогда не забуду. Отец точно хотел отречься от меня раз и навсегда.
Синий Человек замолк. Его кожа, которую будто вымочили в синьке, складочками жира свисала на животе. Эдди не мог отвести от него взгляда.
– Я не всегда был уродом, Эдвард, – сказал он. – Но в те времена медицина была примитивной. Я пошел к аптекарю попросить что-нибудь от нервов, и он дал мне бутылку с нитратом серебра и велел размешивать его в воде и принимать каждый день на ночь. Нитрат серебра. Позднее он стал считаться ядом. Но у меня тогда ничего другого не было, и, когда это средство не помогло, я решил, что я мало его принимаю. И я стал принимать больше. Я глотал по две, а иногда и по три ложки, и без всякой воды.
Скоро люди стали на меня как-то странно поглядывать. Моя кожа становилась пепельной.
Я стал стыдиться самого себя и еще сильнее нервничать. И стал еще больше принимать нитрата серебра, пока моя кожа из пепельной не превратилась в синюю – так на нее подействовал этот яд.
Синий Человек умолк. А потом заговорил снова, совсем тихо:
– С фабрики меня уволили. Мастер сказал, что я своим видом пугаю рабочих. А без работы как прокормиться? Где и на что жить?
Я нашел один салун, а в нем – укромное местечко, где можно было спрятаться за пальто и шляпами. Как-то вечером группа мужчин из передвижного цирка сидела в задней комнате салуна. Они курили сигары. Смеялись. А один из них, коренастый парень с деревянной ногой, все посматривал на меня. И наконец подошел поговорить.
К концу вечера я согласился вступить в их труппу. И с тех пор я превратился в некий товар.
Взгляд Синего Человека вдруг стал каким-то отсутствующим. Эдди часто думал: откуда набирают всех этих людей для представлений? Он догадывался, что у каждого есть своя грустная история.
– Люди из труппы, Эдвард, каждый раз придумывали мне новые имена. То я был Синий Человек с Северного полюса, то Синий Человек из Алжира, то Синий Человек из Новой Зеландии. Я, конечно, никогда в этих краях не бывал, но приятно было, что мой вид считают экзотическим, что мое изображение красуется на афише. Представление было совсем простое. Я сижу на сцене, полуодетый, мимо проходят зрители, а зазывала объясняет им, какой я жалкий. И за это мне перепадали кое-какие деньги. Хозяин как-то назвал меня самым лучшим уродом в труппе, и, как ни грустно, я этим гордился. Отбросы общества ценят даже такие подачки.
Однажды зимой я приехал на этот пирс. Здесь начиналось представление под названием «Диковинные люди». И я подумал, хорошо бы тут пожить и не таскаться больше с цирком на телегах по ухабистым дорогам.
И пирс стал моим домом. Я жил в комнатке над колбасной лавкой. По вечерам я играл в карты с другими участниками представления и с жестянщиками; иногда даже с твоим отцом. Ранним утром, надев длинную рубашку и прикрыв голову полотенцем, я мог, никого не пугая, погулять по берегу. Для других это, возможно, и пустяк, но для меня это было воплощением свободы, которой я в своей жизни почти не знал.
Он смолк. Посмотрел на Эдди.
– Теперь ты понимаешь, почему мы с тобой здесь? Это не твои небеса. Это мои небеса.
Одно и то же событие можно оценить по-разному.
Представьте себе дождливое июльское воскресное утро в конце двадцатых годов. Эдди играет с друзьями: они перебрасывают друг другу бейсбольный мяч, который Эдди подарили на день рождения год назад. Мяч взлетает вверх, парит у него над головой и приземляется на улице. Эдди, в рыжевато-коричневых штанах и шерстяной кепке, бежит за мячом прямо под колеса автомобиля – «форда» модели «А». Автомобиль с диким визгом тормозов отклоняется в сторону и в последнюю секунду проносится мимо. Эдди вздрагивает, глубоко вздыхает, хватает мяч и мчится назад, к друзьям. Поиграв еще немного, они бегут к галерее игровых автоматов попытать счастья в «Копателе», автомате с «когтями», загребающими маленькие игрушки.
А теперь взглянем на эту историю под другим углом. За рулем «форда» модели «А» сидит человек, который одолжил эту машину у приятеля, чтобы потренироваться в вождении. Из-за утреннего дождя дорога мокрая. И вдруг перед ним прямо на дороге скачет бейсбольный мяч, и за ним бежит мальчишка. Водитель жмет на тормоза, выкручивает руль. Машину заносит, шины скрежещут об асфальт.
Человек кое-как выравнивает машину – модель «А» продолжает путь. В зеркало водитель видит убегающего мальчишку. Водителя всего трясет при одной мысли о том, что он мог убить ребенка. Выброс адреналина, и сердце начинает колотиться как бешеное, а сердце его не самое здоровое; внезапно он чувствует страшную усталость. Он ощущает головокружение, голова его клонится на грудь, автомобиль чуть не врезается в идущую рядом с ним машину. Ее водитель сигналит, и человек снова выравнивает курс и жмет на тормоза. Его машина проскальзывает вперед, и ее заносит на соседнюю улочку. Она скользит и скользит по асфальту, пока не врезается в оставленный на стоянке грузовик. Шум от удара не очень громок. Фары разбиты вдребезги. Водитель падает лицом на руль. Лоб его кровоточит. Он вылезает из машины посмотреть, сильно ли она разбита, и тут же, потеряв сознание, падает на мокрый асфальт. Рука его дрожит, а в груди сильная боль.
На дворе воскресное утро. Переулок пуст. Прижатый к борту машины, водитель лежит на земле, никем не замеченный. Кровь из коронарных артерий больше не поступает в сердце.
Через несколько часов его находит полицейский. Врач подтверждает факт смерти. В графу «Причина смерти» записывают: «Сердечный приступ». Родственники усопшего неизвестны.
Взгляните на одно и то же событие с двух разных точек зрения. Один и тот же день, одно и то же время, но для одного человека, маленького мальчика в рыжевато-коричневых штанах, история кончается удачно – в галерее игровых автоматов, где он бросает монетки в «Копателя», а для другого она завершается совсем плохо – в городском морге. Там один работник подзывает другого и с изумлением указывает на синюю кожу вновь прибывшего.
– Ну теперь ты понял, малыш? – шепчет Синий Человек, закончив рассказ.
Эдди начинает дрожать.
– Не может быть, – шепчет он.
Сегодня у Эдди день рождения
Ему восемь лет. Он сидит на краю клетчатого дивана, в гневе скрестив руки на груди. Мать присела у его ног и завязывает ему шнурки. Отец стоит перед зеркалом и поправляет галстук.
– Я не ХОЧУ идти, – заявляет Эдди.
– Знаю, – говорит мать, не поднимая глаз. – Но мы должны идти. Порой в жизни происходят грустные события, и тогда приходится делать то, что положено.
– Но сегодня мой ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ!
Эдди скорбно смотрит на конструктор в углу комнаты – кучку игрушечных металлических перекладин и три маленькие шины. Эдди мастерит грузовик. Он хорошо умеет конструировать. Он надеялся показать грузовик друзьям на дне рождения. А вместо этого надо куда-то идти, да еще таким нарядным. Это несправедливо, думает Эдди. Его брат Джо, в шерстяных брюках и галстуке-бабочке, заходит в комнату; на его левой руке бейсбольная перчатка. Он похлопывает по ней рукой и строит рожи Эдди.
– На тебе мои старые ботинки, – дразнит он. – Мои новые намного лучше.
Эдди морщится. Он терпеть не может обноски своего брата.
– Перестань вертеться, – говорит мать.
– Мне в них БОЛЬНО! – ноет Эдди.
– Хватит! – кричит отец и сердито смотрит на Эдди. Эдди умолкает.
На кладбище Эдди с трудом узнает своих знакомых с «Пирса». На каждом из тех, кто обычно облачен в золотую парчу и красный тюрбан, сейчас черный костюм, точно такой же, как на его отце. А все женщины в одинаковых черных платьях; у некоторых лица прикрыты вуалями.
Эдди следит за человеком, роющим лопатой в земле яму. Человек говорит что-то о пепле. Эдди держится за руку матери и жмурится от солнца. Он знает, что ему сейчас положено быть грустным, но тайно считает от одного до тысячи, надеясь, что, когда досчитает до конца, снова наступит его день рождения.