Остров Крымль. Правдивые истории из жизни прапорщика Моржового

– Пей…

Отказывать доктору было как-то неловко, тем более, что я за этим и шел.

– А закусить есть?

Столбунов порылся в аптечке и молча выставил на стол банку армейской тушенки. Вечер обещал получиться на славу.

– А ты что, подозреваешь ее что ли? – вежливо поинтересовался я у доктора.

– Кого?

– Ну, жену свою? Факты, что ли, какие нашел?

– А-а, – устало отмахнулся Столбунов, – хуже. Я не подозреваю, я чувствую!

Он наотмашь хлебнул из кружки, как если бы не пил, а с размаху прыгал в какой-нибудь омут, после чего только скривил губы и продолжил свою мысль:

– Вот ты сам подумай: я здесь, а она сейчас там, дома.

– Ну, – не совсем понял я.

– Баранки гну, – ругнулся доктор. – Вот что она там сейчас делает?

– Да мало ли? – пожал я плечами. – Может спит или телевизор смотрит…

– Телевизор! – саркастично поморщился доктор. – Как же!

Тут я понял, что доктор Столбунов остро нуждается в чьей-то товарищеской поддержке. Врачу, который всю свою жизнь только и делал, что облегчал чужие страдания, теперь самому требовалось излить кому-то свою наболевшую душу. По этой причине я не стал просить его налить по второй, а плеснул себе сам.

– А у тебя жена кто?

– Актриса. В театре работает.

– Ну, актриса – это еще не самое страшное, – опять соврал я Столбунову. – Ты думаешь если актриса, то обязательно гуляет? Бывают же, наверное, исключения!

– Думаешь? – не поверил мне он.

– А то! Все это глупые предрассудки. Это я тебе как газетчик говорю. Просто люди начитаются про актрис всякой ерунды в газетах – кто, с кем, когда, сколько раз – вот и начинают верить всяким сплетням. А я вот знал одну актрису, так она за десять лет ни разу мужу не изменила. Талантливая, я тебе скажу, женщина! Кикимору в театре играла.

Дослушивать Столбунов не стал. Он сделал еще глоток и ничком прилег на кушетку.

– Вы что здесь, пьете, что ли? – услышал я за спиной голос прапорщика Моржового. Мое долгое отсутствие озадачило его и прапорщик, соорудив из швабры что-то вроде костыля, отправился на мои поиски.

– Страдает человек, – кивнул я в сторону похрапывающего эскулапа.

– Ясно, – кивнул головой прапорщик, наливая себе из бутыли, после чего философски заметил, – все неприятности из-за баб.

После этого мы с прапорщиком просидели еще минут сорок, обсуждая поднятую доктором тему, а затем без особых приключений отправились спать. Моржовый даже почти ни разу не упал по дороге.

Это было вчера, ну а сегодня я смотрел на моржовскую ногу и не знал что подумать.

Столбунов все никак не возвращался, зато в палату заглянул тот самый фельдшер, который так и не донес наше пиво, и поинтересовался, не видел ли кто его фуражку? Насколько я помнил, никакой фуражки у фельдшера со вчерашнего дня не было. Фельдшер побродил по палате, пошарил под койками и с любопытством уставился на посиневшую ногу прапорщика.

– Отбегался? – деловито осведомился он.

– Почему это – отбегался? – в глазах Моржового мелькнуло смутное подозрение.

– Ясное дело почему, – охотно пояснил фельдшер, – гангрена.

– Какая гангрена! – возмутился прапорщик, однако договорить не успел – в палату уже входил военврач Столбунов. В руках у Столбунова стальными зубами холодно поблескивала новенькая пила-ножовка. Прапорщик побледнел.

– Ты зачем пилу принес? – приподнялся он на локтях на своей кровати, не отводя от ножовки настороженного взгляда.

– Пилить буду, – хмуро доложил ему Столбунов.

На лбу у Моржового проступили капельки пота. По всему было видно, что он не разделяет намерений доктора. В этот миг я вдруг остро ощутил, что и прапорщик нуждается в моей дружеской поддержке. Крепко обхватив его руки, я прижал их к кровати и как мог обнадежил больного: