Пастырство

– Я думаю, что тут разные степени есть. Во-первых, если один из его собратий или даже кто-то из мирян обнаружит в священнике нечто, что является нарушением его священнического достоинства или просто евангельской правды, он может к нему подойти и просто сказать: «Мне надо с тобой поговорить. Меня – и не только меня – очень смущает то-то и то-то в тебе. Этим ты как бы доказываешь, что твои слова в проповеди не соответствуют твоим действиям, и, значит, люди могут тебе не верить, твоим словам могут не верить, точнее, не могут верить. Более того: люди могут считать, будто можно говорить одно, не держаться сказанного, – и все-таки быть христианином». Это первое.

Далее, в Евангелии сказано: если твой брат в чем-нибудь согрешит, ты к нему пойди и поговори; если он тебя не послушает, попроси двух или трех свидетелей с тобой пойти и поговори с ним еще… Потому что это трагедия. Свидетели должны прийти к нему не как карательная экспедиция, не для того чтобы его обличать или унижать, а для того чтобы ему сказать: «Берегись! Ты ведь себя унижаешь, ты унижаешь свое священство, ты вводишь в соблазн тех людей, которых Христос тебе вручил; опомнись!». Если это не подействует, они не только вправе – они должны пойти к епископу и поговорить об этом.

Когда я был экзархом, у меня был случай: молодой священник забылся и увлекся одной прихожанкой. Я с ним говорил, и с его согласия обратился к другим священникам с просьбой о нем молиться, чтобы его вырвать из этого бедственного состояния. О нем молились, и он с этим делом покончил, он освободился от своего соблазна. До прихожан это не доходило, поэтому в общественном смысле трагедия была меньшая; но она была абсолютная с точки зрения положения данного священника. Ведь речь идет не о количестве людей, которые ранены, а о каждом человеке, кто ранен.

И наконец, в некоторых случаях от мольбы, увещевания, поддержки приходится переходить к каким-то каноническим нормам. Приходится сказать: «Если ты так живешь, то, пока не опомнишься, не придешь в себя, – не служи. Мы тебя не будем унижать и поэтому не скажем, что ты запрещен в священнослужении за такие-то поступки; ты попросись в отпуск по причине здоровья или какой угодно». Если человек окаменеет, как бы отвергнет собственное достоинство, уважение к своему сану и т. д., тогда дело может дойти до того, чтобы человек был временно запрещен в священнослужении или окончательно лишен сана. В общем, есть целый ряд таких ступеней, глубоко человеческих, когда можно с человеком поговорить как с братом, с другом и ему сказать: «Ты тонешь. Я не собираюсь руку наложить на твою голову, чтобы ты вовсе утонул, я хочу тебя поддержать и помочь выплыть».

– Мы говорили о подготовке человека к священству, к служению на приходе. Нужна ли какая-то подготовка его матушке?

– То, что священник женат, необязательно значит, что его матушка должна играть роль в приходе. Но действительно, надо позаботиться о матушках так же, как заботишься о подготовке священников. В старое время благочинный, посещая приходы, знакомился со священником, с его матушкой и детьми и писал отзыв о каждом священнике, так что епископ знал, как расценивается этот священник с точки зрения благочинного и прихожан. И конечно, впечатление о матушке и детях отражалось на оценке в целом самого священника. Теперь, конечно, этого не делают; но я думаю, что очень важно, готовя молодого неженатого юношу к священству, ему объяснить, внушить, ему дать понять, что выбор матушки имеет громадное значение, что он не должен жениться ради того, чтобы быть рукоположенным, а должен сначала поставить вопрос: кто будет моей женой?.. У меня был товарищ в Париже, который в течение пятнадцати лет не шел на рукоположение, потому что хотел жениться на той, которая будет для него женой, не «матушкой», а женой. Я знаю случай в России: молодой человек кончил академию, и его епископ ему сказал: «Я тебя через две недели рукоположу». Тот спросил: «Как же? Я не женат». И епископ ответил: «У тебя две недели для того, чтобы найти невесту». Он действительно нашел в течение этих двух недель невесту – которая оказалась катастрофой. Поэтому тут надо очень серьезно думать и не жертвовать человеком (и приходом) ради того, чтобы поставить священника как можно скорее.

Разумеется, у матушки должны быть очевидные свойства – свойства любой жены: чистота жизни, любовь к мужу и т. д. Но есть еще одно серьезное обстоятельство, которое может сыграть очень трагическую роль. Во всяком браке муж и жена могут всем делиться. Священник не имеет права делиться с женой ни содержанием исповедей, ни содержанием конфиденциальных разговоров, ни тем, что он может узнать о том или другом прихожанине, – это тайна его духовничества. И это значит, что жена должна ему так доверять, чтобы никакое сомнение, никакое колебание не могло между ними положить трещину. А это требует и соответствующей личности, и взаимного доверия, которое может вырасти только из глубокого внутреннего сродства и общения и должно быть заранее оговорено. Я знаю столько случаев, когда жена ожидала: у нас будет нормальный брак, мы будем всем делиться… – и вдруг оказывается, что есть какая-то область, куда она не имеет права вступать.

– Тут и ставится вопрос: кем оговорено, когда? И входит ли это в какой-нибудь целый курс подготовления ее к этой роли?

– Я это делал в большей или меньшей мере для каждого отдельного священника и его жены, в зависимости от того, каковы они были, какие у них отношения.

Во-первых, думаю, надо подчеркнуть: тот факт, что она жена священника, не дает ей никаких особенных прав; она не имеет права вмешиваться во что бы то ни было под предлогом, что она попадья. Часто бывает, что жена священника чувствует, будто она в своем роде «мирянка-священница» и что она может учить других, наставлять других: я-де жена отца такого-то…