Реквием по далекому Свету

Морохов хотел было покинуть помещение, как в него тут же влетел с ошарашенными глазами солдатик и отрапортовал:

– Валерий Андреевич!

– Что?

– Вихр при перевозке сбежал!

– Как сбежал? Вы там что, вконец спятили? Как его вообще можно было упустить, бестолочи какие, а?! – он поспешил за солдатом, и Морохов, заинтересовавшись напоследок создавшейся суетой, кинулся за ними, в конце концов, когда он ещё потом вживую вихра увидит. Случай упускать нельзя было. Они пробежали с пару переходов, вокруг метались люди. Добравшись до майора Рыкова, техник тут же обратился к нему:

– Рыков, что стоишь, отдай приказ блокировки сектора с пропуском из него всех, не задействованных в поимке, людей за периметр.

– Слушаюсь! – тут же принялся давать указания майор, и у Морохова от увиденного появилась гордость за своего коллегу. Вроде к ним, по сути, и не относится, но вон его как слушаются, значит, уважают. Ещё бы, те понятия не имеют, как в нестандартной ситуации действовать.

– Валера, я помогу, что делать?

Техник, услышав Морохова, оглядел коридор с тремя проходами и сказал:

– Хорошо, Рыков, вперёд по коридору, я по центру, Саня, иди в обратку, глядишь, по ним от нас побежит.

Морохов двинулся, хотя подумал, что эти выводы были как-то лишены особого смысла: «Мы только пришли оттуда, при условии, что Валера может блокировать любые двери, это решение звучало как-то глупо, ну побежит, дай приказ перекрыть дверь, и делов-то».

Он миновал с пару поворотов, и его размышления прервал появившийся из-за очередного поворота огромный комок шерсти. Не то чтобы он его сильно удивил, он видел его на голограмме во время обучения. Но то, что показывали, оказалось в реальность и выглядело куда как интереснее. Во-первых, мех блестел, переливаясь красками разных цветов, во-вторых, довольно глубокие глаза, в которых, как ни странно, читался ум. Если учесть поведение вихров, ум им не присущ. И главная, узнаваемая черта – максимально широкая, пожалуй, без преувеличения для всех видов животных мира, растянувшаяся буквально на всё лицо улыбка. Да-да, именно она. Эти звери выглядели добродушно, может, когда-то и были такими, но время с ними сыграло злую шутку. Животное абсолютно случайно обнаружили на практически безресурсной Вите, когда один из солдат отошёл в кусты по малой нужде, в которых его и встретила такая вот улыбка. Когда учащимся рассказывали данный случай, всегда добавляли: «Вы только представьте себе реакцию солдата на увиденное», – и они, ученики, всегда представляли и долго смеялись. Но сейчас Морохову было явно не до смеха. Он хотел попятиться назад, как тут же упёрся в закрывшуюся за ним дверь: «Когда она успела?» – было подумал он, и тут же услышал голос Валеры:

– Саня, Морохов! Да ответь же! Используй его, слышишь!

Поняв тут же о чём идёт речь, но не особо ещё разобравшись, как прибор, по сути работает, Морохов достал его. Кругляш снова показательно зашевелился, но не остановился. Понимая, что шарик анализирует существо в его окружении, Морохов протянул шарик чуть вперёд, и тот тут же сработал. Один из шевелящихся на нём кубиков замер, начав, словно впитывая что-то, обретать бронзовый окрас. Вихр закопошился, и было пошёл на него, но Морохов уже догадался, что сделать. Пальцем свободной руки он утопил квадратик внутрь. Тот опять зашевелился, и вихр в тот же момент затих. Шар сработал, и животное учуяло в нём своего, поняв это, Морохов аккуратно передал по рации, что всё под контролем. Она чуть затихла, но тут же выдала необходимые инструкции:

– Саня, мы даём тебе зелёный коридор, веди его по нему до самого ангара. Давай, парень! Мы в тебя верим!

– Ну что поделать, раз вписался в дело, будем вести его до конца.

Дверь за его спиной практически бесшумно открылась, и Морохов, держа при себе, а точнее перед собой, шар, медленно ступая, пошёл по инструкции. Стараясь идти не торопясь, думая о том, с какой, интересно, скоростью обычно ходят вихры, и не спалит ли его он поэтому. Но обернувшись за спину, мысли его куда-то испарились. Мощные меховые лапы осторожно, поочерёдно, словно маршируя, как и он сам на параде, ступали за ним след в след, и всё это сопровождала всё та же давящая, скорее психологически, чем угрожающе, ещё какая-то улыбка. В этот момент, глядя на всё это через камеру видеонаблюдения, техник и майор Рыков в присутствии двух работающих солдат ухохатывались так же, как когда-то в классе на обучении. А он, Морохов, тем временем спокойно завёл вихра в ангар и, обойдя его, стараясь не задеть, но всё же зацепившись за тёплый от мех, вышел из ангара. Дверь закрылась, и он наконец-то выдохнул: «Прав был генерал, только я могу попадать вечно в такие вот ситуации», – подумал он и, взяв вещи, отправился на мусоровоз.

Глава 2

«Вихра нашёл и планету, может, найду», – произнёс Морохов, прежде чем передал на станцию информацию о старте и разгерметизации входного отсека:

– XS939 R2 просит разрешение на взлёт.

Недолгое молчание и привычный стандартный ответ:

– Борт XS939 R2, разрешение получено, взлетайте, – и уже от себя инспектор добавил: – Хорошего пути, капитан.

– Спасибо, – Морохов ответил, перевёл двигатель из прогревающего режима в активный и, медленно выворачивая непривычно тяжёлый джойстик управления, начал отстыковку в уже наполовину открывшемся разгерметизированном шлюзе.

«Давай, старушка, время тряхнуть стариной», – он окончательно вспотел, осознавая, что боковой поддерживающей тяги у его звездолёта просто нет. Вовремя вырулив на развороте, ему всё-таки удалось попасть в проём шлюза. Хотя на обучающих тренажёрах лётной школы есть подобные задания, в жизни до сих пор он с такими ситуациями не сталкивался. Стоило ему только оказаться снаружи без каких-либо, по крайней мере, видимых угроз для его корабля, Морохов тут же покинул место штурмана и поспешил в центральный отсек. Там был небольшой иллюминатор, выглянув в который, он убедился в своём и так уже доказанном подозрении. Явный минус состоял в том, что у звездолета не было трапа. Войдя в шлюз, стало возможно спокойно обойти звездолёт и рассмотреть его со всех сторон. Взяв из мини-холодильника, притащенного им сюда, бутылку газировки, включил в отсеке режим вентиляции с последующей ионизацией. «Чем чище и свежее здесь будет, тем приятнее мне предстоит путешествие», – размышлял Морохов. Вернувшись в рубку, обнаружил, что во встроенном бортовике висит сообщение, причём адресованное явно не ему. Это раздражало, что всё было не чисто, и сообщение продолжало непрерывно мигать, хоть и не издавало никаких лишних звуков: «Вы полное ничтожество, Эддигон. Сколько раз я просил сделать всё чисто? Сколько, а? Но вы всё равно продолжаете купаться, но уже в грязи. Простите, но на этом наше знакомство прекратится. До свидания!»

«По всей видимости, бывший мусорщик помогал пиратам, но тех явно не впечатлили его мозговые способности. Или его опередил генерал, просто уволив, раз он не успел прочитать эту запись. Ну да ладно, – Морохов сел поудобнее в кресле и принялся программировать в древнем компьютере координаты с вычислением автоматического пути. – Довольно интересно прокладывать путь, обходя все возможные звёзды, большие метеориты и другие известные вбитой навигационной системе угрозы перелёта». Он не встретил на пути ни одной маломальской планеты. Хоть бы что-нибудь, но, увы, по маршруту координат, где слышали песню Дельты, ничего подобного не было. Ему предстоял долгий перелёт в полном даже по отношению к космосу одиночестве. Это будет самым грустным перелётом в его жизни. Но не только такие мысли его посещали: «Быть может, они и выбрали её из-за такого интересного расположения по отношению к самой станции. Дело в том, что генерал уже говорил, что на ней проводили эксперименты по сверхперемещениям, и, возможно, они рассчитывали именно на этот маршрут, да и станция, если мне не изменяет память, уже давно висит на одном месте в этой точке координат. Всё дело усложнялось ещё и затёртым наглухо защитным стеклом, закрывающим собой сам бортовик. Хотя при всём этом можно было разглядеть, что он качественно выглядит, когда звездолет только построили, скорее всего, тот и сам весь блестел».

Закончив с прокладыванием маршрута, Морохов перевёл режим двигателя из «актива» в «авто», зафиксировал штурвал-джойстик. Проверил все датчики и те, которые уже работали в автоматическом режиме.

Режим автоматизации, вроде, работал исправно. Он ещё немного понаблюдал за панелью, ничего не происходило: «Большего и желать не надо было». Он встал, вернувшись в центральный отсек, отключил систему очистки воздуха и устроился на диване в попытке расслабиться, но как-то не ощутил уюта. То ли из-за постоянного давления за бортом звездолёта, то ли ещё из-за чего. Возможно, всё текло не так гладко, как ему самому этого хотелось. Он направился в сторону, всё ещё запертого, грузового отсека: «Что ты скрываешь за собой?» Морохов постучал по тяжёлой железной двери рукой и даже приложил к ней ухо: «Ну, вдруг там спрятан контрабандный вихр? Никто же не знает, но, видно, его просто списали из-за сломанного трюма, вот и всё». Но осадок неприятный не собирался никуда уходить. Он попробовал отвлечься и почитать, но как-то особо не получалось сосредоточиться. Бросив эти попытки, направился в очередной раз всё осматривать. С гораздо большим пристрастием проверил стыки иллюминаторов, различных механических узлов и систем, подтягивая их и смазывая маслом по мере необходимости, тут же протирая до блеска, и, удовлетворившись, следовал дальше. Достал стоявший в пыли без дела ящик с инструментами, перебирая каждый из них и очищая от покрывавшего налёта, он тут же представлял себе, где и как может использовать. Не успев сильно устать от этого занятия, он взял в руки некий электронный прибор, до него не сразу дошло его предназначение, но, включив, быстро разобрался – древний, допотопный измеритель излучения, такой применяли на авариях при AЭC и в других местах, связанных с радиоактивными выбросами. И было неплохо, что, находясь здесь, прибор практически не издавал характерного для него треска. Решив продолжить свои маленькие эксперименты, Морохов спустился в машинное отделение, где поднёс прибор ближе к двигателю и удивился всё-таки достаточно достойной работе создателей и сборщиков этого двигателя: если была бы хоть одна в нём пробоина, то фонил бы сто процентов. Но хотя бы с виду всё было в порядке. Морохов взглянул на генератор, приборы которого, чуть подёргиваясь, говорили о том, что всё нормально. Вроде, как успокоившись, он поднялся обратно, убрав измеритель, осмотрел отсек, решив, что тут явно не хватает минимального уюта, и маломальская картина здесь была бы очень уместна. Даже если учесть, что это рабочая лошадка, кто из нас не любит, чтобы везде было приятнее находиться? Он сделал себе кофе, достал листок формата А4 и начал сначала вырисовывать поверхность, попивая напиток, лёгкими движениями, как когда-то в университете на черчении. Решив, что его рисунок будет некой абстракцией (в принципе, другим видом художественной живописи он не владел), начертил его линиями. Когда наброски заняли весь низ листа, став хоть чем-то похожим на некую поверхность, он принялся изображать ракету. Не ту что привычно изображали на плакатах с полётами, с призывами покорения межгалактических просторов. А простой звездолёт, небольшой, как настоящий мусоровоз. Когда он был студентом самое непонятное для него, как здравомыслящего юноши, представлялось то, как выглядели современные звездолёты. Он задавался вопросом, в какой момент люди в буквальном смысле забили на эстетику и перешли к этим лаконичным прямым линиям? Нет, вы вспомните, как элегантно, скошено от углов и прямых стыков, обтекая корпус, собирались самолёты и последние из автомобилей, и это делалось не только из-за красоты, но больше для придания ускорения с конкретной целью экономии горючего. А сейчас, что за прямоугольники, думали ли вообще, взлетят ли они? Ну конечно, всё так и было, пока не изобрели двигатели, работающие на энергии света. Инженерам стало плевать, какого рода корпуса будут держать двигатели на своём борту. С приходом световых двигателей в массовую изготовку кораблей ушла вся изящность и эстетичность. На своём веку Морохов видел лишь несколько кораблей, которые, как говорит молодёжь, «ему зашли». Когда то он действительно не мог оторваться от огромного шаттла и при нём же находившегося челнока, линии которого словно были отточены самим ветром. Говорили, что шаттл принадлежал некому принцу, что строил его под свой личный заказ. Но сейчас, полетав по миру на старом железе, Морохов рисовал именно его, чаще встречаемого в космосе. Именно на таких вот квадратах и открывался мир. Ибо только ими, по большому счёту, можно гораздо более просто осуществлять жёсткие посадки. А ты, красота, не для простых исследователей или солдат. Сломайся на таком что-то, и больше они с этой планеты никуда уже не взлетят. С этой мыслью он закончил наконец-то свой незамысловатый рисунок. Допив кофе и всё ещё рассматривая своё творение, неожиданно для самого себя остался в полной темноте:

– Вот тебе раз, – произнёс Морохов и особо не торопился что-либо предпринимать. Он дождался, пока включится аварийное освещение, работающее на аккумуляторах, и еле-еле, но хоть как-то оно осветило отсек. Морохов тут же встал и побрёл в рубку, помня, что, прежде чем химичить с двигателем, нужно вернуть все положения тумблеров в исходное состояние, это как с автомобилем. Вы же, если заглохнете, прежде чем завестись заново, установите коробку передач в нейтральное положение. Также и здесь, всё усложнялось отсутствием помощника, и ему придётся, видимо не раз, сбегать из отсека в рубку и обратно.

В машинном отсеке его ждал маленький, но неприятный сюрприз. Везде стоял пар, положение, ко всему прочему, усугубляло наличие минимального освещения. Благо пар был терпимый, по всей видимости возникли проблемы с системой охлаждения. Морохов разделся, дабы не испортить одежду и, прихватив с собой ящик с инструментами, полез вниз к самому двигателю. Не найдя наружных повреждений, осмотрев двигатель практически целиком, он не придумал ничего другого, как лезть в сам двигатель, а именно в его выпускной коллектор.

Для начала Морохов аккуратно проверил температуру залитой трубы с выступающими по внутреннему кругу полосками железа: «Странно, в современных двигателях они закрытого типа, и в них течёт дополнительное охлаждение. Тут же все полосы открыты и, идя с центра по низу, стоят в накопившейся в них воде. Ничего не поделаешь, придётся лезть внутрь», – с этими мыслями он аккуратно забрался в узкое отверстие и, ползком пролезая по выпирающим полоскам железа, отметил для себя неудобство ремонта в связи с впиванием вышеупомянутых в его ноги. Добравшись, наконец, до выпускного кольца, он рукой попробовал повернуть его, проверив на подвижность, но оно, в отличие от всего двигателя, оказалось всё ещё горячим. Резко отдёрнув от него руку, он снял установленный перед началом охлаждающих туннелей кожух и увидел причину залитого двигателя. Трубки, по которым текла охлаждающая жидкость, были порваны, и она до сих пор вытекала из них. Попытавшись соединить её части, он убедился, что их длины никак не хватит. Пришлось выбираться обратно:

– Кто же придумал такую ненадёжную систему, будь он неладен? – повторил Морохов, ища в тусклом свете подходящие по длине трубки. Нашёл не совсем удачный к этой системе кусок железной трубы. Но, как говорится, делать больше нечего. И он снова полез в коллектор. Опять повторилась история с ненавистно впивающимися в ноги полосками железа. Находясь до сих пор в жарком помещении, пар в котором, слава богу, успел развеяться, пока он ползал туда-сюда, Морохов проклинал всё. В итоге он умудрился присоединить два шланга хомутами к трубе и максимально аккуратно, закрепив трубу, закрыл всё кожухом и всё-таки ещё раз, уже в перчатках, решил попробовать повернуть выпускное кольцо. И надо отдать должное, ему это удалось, и даже лучше – оно, провернувшись, встав на свои пазы, закрутилось само и тихо так, словно шёпотом, начало набирать обороты. Морохов понял, что дела его плохи, и быстро пополз задом обратно. Никогда ещё раньше он не отступал с такой скоростью. И буквально выпав из коллектора, сразу сжался и пролез в правый от лестницы бок. В ту же секунду двигатель, зашумев максимально, насколько он обычно шумит при включении, озарился светом, остатки воды резко выпарились, а он, Морохов, грязный в ноль, уже с улыбкой на лице, пролез к небольшой площадке, с которой лестница вывела его наверх. Странно то, что, хоть двигатель и заработал, сам он его не включал, да и освещение оставалось довольно тусклым. Поднявшись, Морохов отвернул крышку энергощитка, где ему открылся настоящий хаос из различных, ранее, по всей видимости, разноцветных проводов, но ныне одинаково покрытых пылью и ещё чем-то. Но в глаза сразу бросился толстый достаточно отошедший штифт. Когда Морохов вставил его обратно, тут же загорелся привычный свет, и он тяжело выдохнул, ибо ему очень не хотелось разбираться во всём этом. Хоть и надо было. Может, и дверь грузовой открылась бы. Но сил и желания не было. Он вернул всё на место и проследовал в рубку. Сев в чём есть в кресло, он задумался, почему мусоровоз был таким грязным до его сюда прихода. Нет, не из-за мусора, кто-то просто устал его чинить, и сил убирать уже не оставалось. Он перевёл режим в актив, и звездолёт вновь продолжил своё путешествие. И тут Морохов увидел то, о чём ещё не успел помыслить, но оно вышло само собой, вытекая из всего произошедшего, – бортовой компьютер сбил все установленные им настройки. «Вот чёрт!» – вырвалось у него. Сказать честно, как часто звездолёты ломаются прямо в открытом космосе? Очень часто. Настолько, что любой капитан давно, как говорится, на них собаку бы съел, но при этом каждый раз всё равно испытывают на себе дикое отвращение ко всему этому неожиданному ремонту. Морохов наконец-то завершил продолжительные настройки, вернулся в центральный отсек и устроился на диване. Ни о каком неприятном осадке речи уже не шло. От усталости он уснул в том, в чём был.

Проснувшись, первым делом протиснулся в душевую, которая, к его изумлению, работала довольно исправно. Вода текла, и ладно. После вернулся к столу и вспомнил о своей картине, собрал несколько железок и, приварив их ручной сваркой к противоположной от дивана стене, сделав рамку-карман, засунул туда созданное им творение. Оценил его, присев на диван. Тут же появился аппетит. Он разогрел себе еды и впервые с момента старта с особым удовольствием поел. С тех пор всё шло относительно гладко.

Морохов устремился в рубку и занял кресло, рассматривать было абсолютно нечего, где-то горели звёзды. Медленно, практически зрительно неосязаемо, звездолёт двигался по заданному курсу. Наступило то самое время полёта, которое волей-неволей психологически заставляло себя чувствовать одиноким. Некая депрессия накатывала, и появлялись мысли из ряда: «А что если вот именно сейчас всё вымерло, а я остался абсолютно один, в этом старом ведре, бороздя сплошное ничего дальше? И самое печальное было то, что он действительно сейчас делал перелёт ни к чему, несмотря на чьи-то сплетни, звуки и так далее. По факту он летел туда, где нет ничего. Абсолютная пустота в абсолютной пустоте. Полный ноль. И как, по-вашему, себя должен чувствовать человек? Или как-то по-другому? Вряд ли». Он взглянул на бортовик, тот передавал, что всё чуть ли не прекрасно, что, конечно, было далеко до истины, но действовало вполне успокаивающе. Одному только Морохову до этого приходилось летать на короткие расстояния и то не сильно отдаляясь от поверхности планеты. А сейчас он и не помнит, когда на ней был в последний раз. Всё в космосе, жизнь он уже по факту посвятил ему. Этой непроглядной тьме, где всё мертво и живо одновременно. Тут медленно на горизонте стало подниматься что-то сверхъяркое. Некое сияние напоминало ему обычный восход солнца на Земле, коего тут быть не могло, но было. Сияние продолжало расти, поднимаясь и надвигаясь к нему всё ближе. Слепило настолько сильно, что ему пришлось прикрывать своё лицо руками. Мусоровоз начало трясти, всё падало, и Морохов тут же вспомнил про «свой колхоз», запереживал, не повторилась бы с ним история ещё раз. Он закрепил себя в кресле, взяв штурвал в свои руки и дав курс ниже, пытаясь как-то уклониться от этого светового потока. И ему это удалось. Тут же он увидел отчётливо причину этого света. Огромный, невиданной мощи крейсер шёл встречным курсом прямо на корабль. И в этот момент проходил над его головой. И то свечение было показателем его мощности и серьёзности намерений. Редко кому разрешают управлять так светом. И уж тем более одобрят такого рода установки устройства на носу корабля. Дикая устрашающая машина прошла над его мусоровозом и исчезла из виду. Переживая за станцию, Морохов набрал закрытый канал самого генерала и передал сообщение об увиденном.

Информация была принята генералом и истолковано, и то решение, что он принял, о коих событиях жители станции не знали, было воспринято с большой шумихой. Он дал указание установить все имеющиеся на борту станции световые двигатели, тем самым убрать возможность ремонта прибывающих звездолётов на станцию. На естественный вопрос низких чинов: «Зачем это делать?» – он дал конкретно прямой ответ: «Для увеличения неимоверно низкой скорости передвижения нашей станции. А делается это для того, чтобы в экстренный момент была возможность её перемещения». Как и ожидалось, сам ответ не открыл для солдат абсолютно ничего, кроме лишних разговоров, которых, естественно, было не избежать, но, так или иначе, генералу было чего бояться, и он тщательнейшим образом это скрывал.

Морохов, всё ещё сидя пристёгнутым в кресле, зашёл в бортовой компьютер в поисках увиденного звездолёта и, найдя похожее описание, обнаружил, что остальная информация о нём была засекречена.

– Кого, интересно, могут бояться эти ребята в принципе, что информация о них закрыта. Либо наши боятся их и специально не хотят, чтобы мы видели, что всё, что мы всё это время делали, по сути своей, устарело и является абсолютно бесполезным занятием, – он засмеялся, представив их встречу: «Так товарищ генерал Кобызев, Ваша техника и методы морально устарели и подлежат, как и сами Вы, списанию в утиль. А-ха-ха», – он рассмеялся во весь голос, отчасти понимая, что нагнетающее пустотой одиночество начало переходить на новый уровень. Он уже начал общаться вслух с самим собой:

– Точно, стоит поискать в эфире музыку. А почему нет? Те же умники пираты или купец нашли, – он вспомнил, что пиратом он его сам обозвал: «Да какая к чёрту разница, у них получилось, глядишь, и я что-нибудь интересное найти смогу», – он принялся крутить шайбу поиска, меняя дальность их волн. «Сигнал в космосе на то и сигнал, что его хрен без антенны словишь», – неожиданно для самого себя подумал он. Всё равно её точное наличие на борту он никак не сможет проверить, за единственным исключением. Он вышел назад в центральный отсек и вновь отвинтил крышку электрического щитка, улыбнувшись, глянув на свою картину, начал протирать кабеля, не полностью, так чтобы было видно, что на них написано либо изображено. По цифрам и маркировке порой можно было понять, для чего оно применяется. И как это обычно бывает, ему пришлось протереть их все, пока он не нашёл нужный, аккуратно протерев его полностью и поправив, высунув и вставив его обратно в разъём, к своему удивлению, он увидел загоревшийся зелёный индикатор: «Другое дело». Он закрыл щиток, прошёл в рубку и, усевшись поудобнее, начал повторно поиск сигнала. «Как же ласково для уха», – он надел специальные наушники для общения и приёма передачи. Слушая ненапряжённое, естественное по сравнению с обыденным шумом мусоровоза, шипение, наконец-то ему всё-таки посчастливилось на одной из дальних станций найти какое-то вещание. О чудо, планета Вита, рекламировала сама себя. После рекламы был анонс прилётов с погодными аномалиями на ближайший месяц и заиграла очень необычная местная музыка, но даже она умудрялась вытянуть становившееся невыносимым угнетающее нарастающее одиночество. Под неё Морохов и уснул. Он вряд ли вспомнит тот сон, что ему снился, скорее всего, это был космос, и он проснулся от дикого крика. Своего крика. Наушники от его резкого возвращения в реальность слетели с головы, ударились о панель приборов и отлетели на пол. Он резко вскочил, ещё толком не придя в себя, и раздавил их, наступив ногой. И тут же со скрипом вернулась сама реальность. Миссия начинала переходить из разряда невыполнимой в невыносимую. Он поднял то, что осталось от них с пола, пошёл в центральный отсек и, очень серьёзно подойдя к вопросу их починки, проковырялся в них, наверное, с час. Хотя время тут не имело никакой разницы, оно менялось вместе с отдалением постоянно, и уследить за ним мог только его бортовой компьютер. Поэтому он давно перестал обращать на него своё внимание. Собрать удалось одно ухо из двух, но уже что-то. Положив аккуратно своё достижение на полку, он сел, достав газировки. Отпив её, он подошёл к зеркалу и, глядя в него, произнёс, – Морохов, что с тобой происходит? – перед ним было лицо пьющего алкоголика, причём давно пьющего. А ведь прошло не так много времени. Умывшись, поев и сделав гимнастику, он уже более уверенно смотрел на своё отражение. Но тоска опять возвращалась, и он вновь начал думать, чем себя занять в этой дыре. Порывшись среди имеющихся и ещё не тронутых им книг, он нашёл книгу о строении его мусоровоза. Из неё он узнал, что его предшественника с приставкой R мало того, что было собрано чуть ли не всего с десяток, так ещё и из-за дешевизны в них не было простых удобств, типа душа, столика и, самое главное, бортового компьютера. Летали пилоты на них без автоматизации самостоятельно. «Кошмар», – Морохов на секунду представил, как бы он сейчас выглядел, если б всё время неотрывно держался за штурвал. Про грузовой отсек ничего путного он не узнал, видимо, заклинило изнутри, нужен ремонтный док. Дойдя до главы о защитной системе, ухмыльнулся, что такая глава вообще присутствует в этой книге, он очень удивился, когда увидел изображённый мусоровоз и обтекаемый его, нарисованный, привычный для больших кораблей, но явно не для таких вот малюток, защитный слой силового поля. «Но на кой хрен?» – Морохов был действительно поражён. Вот же силовой генератор. Дальше, видимо для удивлённых, было примечание, где и пояснялось, что данные звездолёты создавались для средней полосы, где для очистки путей следования они, собственно, и применялись. Мусоровоз убирал остатки метеоритных дождей, отбросов планет и всего того хлама, что попал туда. Ведь корабли на свете имеют неимоверную тягу, которая потоком за собой очень медленно, но тянет попавшиеся осколки и другой хлам, а так как всем были почему-то более интересны центральные планеты, может, климат лучше либо ресурсы, все и тащились туда. «Вот так да», – изучение подарка судьбы продолжается. Он вернулся в рубку и, проверив всё, убедился в своих доводах, двигатель нельзя было никак включить при помощи приборов, но по индикатору, ранее выпавшему из вида, стало ясно, что поле отсутствовало. Морохов пошёл в механический отсек и понял, в чём весь смысл. Один из тумблеров на новом генераторе, видимо, судя по тому же значку, что на индикаторе, отвечал за поле. Он заменил два старых одним новым. Щёлкнув им, чуть с опозданием, он загудел, и Морохов почувствовал, как плавно гул перешёл на весь корпус корабля. «Здорово», – наконец-то что-то позитивное в его полёте, особенно в плане защиты. В рубке ничего не изменилось, он сделал себе кофе и, сидя, попивая его в кресле штурмана, приятно продолжил любоваться сплошным ничем: «Хоть бы позвонил кто. Эх, в лётной школе куда как всё это интересней преподносят».

«Вы будете открывать для себя и других абсолютно новый мир! Он каждый раз для вас будет совершенно другим, и вы поймёте, как прекрасно жить в космосе!»

«Показать бы им, что я наблюдаю уже много дней, думаю, все встали бы и ушли», – сам поднимал себе настроение, опять продолжив общение вслух, Морохов:

– Сидел бы сейчас с женой и детками дома, нет, Александр, Вам довелось стать одним из тех, кого выбрали на защиту мира. Только кого и от чего мы защищаем здесь, непонятно. Ну разве что воровство ресурсов с торгующих планет. Но судя по всему, и тут коррупционная составляющая стоит на первом месте. А что я? Я лечу подальше от всего этого в никуда. Кому можно тут пожаловаться кроме как себе самому? Да никому и не нужно слушать этот бред, – он встал, вернулся в центральный отсек и в очередной раз лёг спать. Так он стал поступать всегда, когда начинал осознавать, что крыша начинала ехать, и он давал ей необходимый отдых. И каждый раз, просыпаясь, ему казалось, что он проспал в этом чёртовом, как он стал всё время его называть, мусоровозе целую вечность. Как же медленно он летел и как же утомительно было его приключение. Взглянув на себя, он провёл рукой по порядком уже запущенной бороде, кою он никогда не позволял себе носить на станции. Там всё-таки вахта и ответственность, и, к удивлению, обнаружил, что она ему очень идёт и придаёт некую брутальность. В этот момент его корабль резко шатнуло в сторону: «Неужели сбилось управление?» – подумал Морохов и поспешил назад в рубку, где, убедившись, что все системы в порядке, немного удивился произошедшему: «Может, какой хлам столкнулся со мной?» – размышлял он, глядя на неменяющееся чёрное космическое пространство, и в этот момент его тряхнуло так сильно, что он отлетел, ударившись о стенку, и ушибся рукою, задев небольшой ящик с инструментами. Из него выпал дозиметр и, включившись, тут же разразился диким треском. Морохов с трудом встал и, шатаясь, пытаясь совладать с амплитудой движения, дошёл до панели управления. Все приборы словно взбесились, и стрелки их измерения носились из стороны в сторону. Единственная мысль, что ему пришла в тот момент: «Это конец», – пока он не включил на панели динамик приёма и из его недр не послышалась мелодия.

Глава 3

Космическая станция Нексус вовсю обрастала новыми двигателями, и за всем непрерывно, практически не отдыхая, следил генерал Кобызев. В свою очередь это осложняло взаимоотношения между членами экипажа. Обстановка накалялась. Напряжение нарастало, всё списывалось на тот факт, что генерал рехнулся. Команда продолжала работать, выдавая друг другу различные гипотезы, споря о том, что их ждёт в дальнейшем. Но никто не угадал. Решение пришло в тот момент, когда генерал увидел появившийся вдалеке яркий свет, настолько мощный, что он даже сглотнул слюну. Он размышлял о том, как вообще капитану Морохову удалось не сойтись с ним бортами и не столкнуться в принципе. Разница была лишь в том, что генерал знал, чей это корабль, и подозревал, по какой причине он мог сюда прилететь. Кобызев отдал приказ включить все двигатели на полную мощность и уходить на запад:

– Как приняли?

– А новые тоже включать? – заверещал механик и получил резкий ответ:

– Абсолютно все!!! – проорал генерал, и практически тут же станция, дёрнувшись, начала своё неадекватное движение. Таким оно было по причине неоткалиброванных новых двигателей, программы для которых попросту ещё не успели написать. А один двигатель продолжали монтировать, как раз в этот момент. Из-за текущей суматохи, он отвалился и остался висеть в открытом космосе мёртвым грузом. Вот тут уже действительно возникла паника. Она нарастала по мере приближения света и его хозяина. Им было не уйти, как бы они этого ни хотели, хоть станция и продолжала двигаться. Огромный крейсер медленно подплывал к своей цели.

– Генерал Кобызев, либо объясните, от кого и почему мы бежим, а именно это сейчас происходит, либо команда временно отстранит вас от управления станцией до окончания разбирательства, – произнёс свою речь один из полковников, чувствуя за спиной поддержку коллектива из офицеров, которые были крайне возмущены сложившейся ситуацией. В результате генерал сначала развернулся в проходе боком, пропуская в рубку остальных, а потом и вовсе отошёл в сторону, сев в одно из находившихся там кресел. Вошедшие воочию увидели зависший перед ними крейсер и, включив громкую связь, перешли в режим диалога с гостями.

– Говорит станция NX531, просим вас выключить головной свет и сообщить нам о своих намерениях, – полковник ждал ответа, через несколько секунд погас свет и одновременно в громкоговорителе прозвучал голос:

– Говорит командир крейсера ZSFX3000, нам велено провести проверку вашей станции и допросить несколько служащих на ней офицеров, – полковник, глядя на генерала, сразу всё понял. Разговор шёл о допросе Кобызева, но полковник не спешил давать добро, необходимо было ещё выяснить, от кого было получено указание:

– Кто отдал этот приказ?

– Президент Объединённых миров лично, – тут уже слюну сглотнул полковник. Он, конечно, наслышан о президенте и виделся с ним, да что там говорить, и участвовал в его избрании, но чтобы вот так лично от него ему адресовали распоряжение. Значит, дело было чрезвычайным и необходимо было принять проверяющих на борт. Он повернулся, отдал приказ подготовить встречу челнока и передал информацию на крейсер: «Отправляйте челнок. Мы встретим вас. К сожалению, пристыковать весь крейсер мы не можем технически», – он не врал, предполагаемая максимальная численность всех крейсеров с аббревиатурой, начинающейся с индекса Z, составляла 10 000 человек, что само по себе было сверх нормы.