Исповедь Самбервилля

Он хлопнул руками по коленям, и поднялся с неудобной лавки.

– Только Святое Причастие способно даровать прощение, даже все вышеперечисленное тобой, находится в руках Божьих…

– Я так понимаю, мне следует покаяться искренне? – мэр прищурился еле сдерживая улыбку.

Ему нравилось испытывать на прочность человека, который добровольно отверг любые удовольствия. Он видел в нем глупое существо, которое упивалось верой и не знало её настоящей сути.

– Только это путь к избавлению…

– Тогда я каюсь монсеньор, безумно каюсь. Каюсь в том, что довольствовался малым, терзался муками совести, и частично разделял твою точку зрения. В то время, когда я мог давить ступнями бочки винограда, я позволял себе испивать сок из случайно попавших ягод в мои руки.

– Я не понимаю, что ты имеете в виду.

– Ты понимаешь, ты все понимаешь…

Мэр хотел скорее покинуть тесное пространство и в последний раз наполнил свои лёгкие тяжёлым запахом воска.

– Меня создал ваш творец. Ваш идол, – он ткнул пальцем на распятие, которое так отчаянно сжимал в своих руках монсеньор.

– Как что-то совершенное, требующее поклонения, могло создать испорченный элемент в своей безупречной системе?

– Господь всегда оставляет человеку выбор, каждый из нас волен нести в этот мир свет или поклоняться злу.

– Не означает ли это то, что сила Всевышнего слишком переоценена и даже ему не под силу предвидеть исход?

– Пути Господни неисповедимы…

– А может твой Бог не так хорош? – мэр рассмеялся, когда уловил в глазах монсеньора растерянность.

Проводник между двумя мирами, пусть на секунду, но задумался о правде, которая сквозила из его слов.

– Если бы он был справедлив, он бы уничтожил меня и защитил всех, кто ему молится. А они делают это в свой последний час, я слышал.

– Твоя душа слепа. Бог повсюду, тебе стоит просто позволить ему…

– Я и есть Бог. Все здесь создано мной, и ждет моего участия. Я обязательно навещу приду еще, и мы продолжим нашу беседу. Ты не глупый человек, и я вижу, что ни одно из моих слов не было сказано зря. Ты близок к истине.

Мэр отряхнул пальто и направился к выходу.

– Мистер Самбер, – окликнул его священник.

Он остановился, но поворачиваться лицом не собирался.

– Господь с тобой.

– Господь мёртв, глупец, – прошептал мэр и толкнул массивную дверь. – Он умер сразу после того, как его предали.

ГЛАВА 1

Свинцовое небо сгущалось над городом, прижимало его к земле, а в воздухе царило напряженное молчание. Безлюдные улицы прочесывал ветер, который гремел вывесками. Идеально.

Даже погода соответствовала пожеланиям своего хозяина. Он толкнул дверь в бар и вошел в него. Несколько столов были заняты развеселыми завсегдатаями. Он не слышал, что они говорили, только видел, как широко открывались их рты, как звучал каркающий и хрипловатый смех. Они стучали деревянными кружками, темный эль выливался через их края и растекался липкой лужей по глянцевой столешнице.

Мерзкое зрелище. Просто кучка насекомых, которым позволено почувствовать радость в собственном террариуме.

– Мистер Самбер, рады приветствовать.

Он вернул сжатые пальцы в спокойное положение, улыбнулся и снял пальто.

– Как идут дела, Джес? – задал вопрос Самбер.

Униформа, которая состояла из клетчатой рубашки в виде топа и короткой плиссированной юбки, гармонировала со смуглым, поджарым телом. Вьющиеся волосы угольного цвета были собраны в высокий хвост. А длинные ноги украшали сапожки со шпорами. Высокие скулы были обильно присыпаны румянами, толстая черная подводка подчеркивала азиатские корни, которые обычно тяжело скрыть.

– Все хорошо, мистер Самбер, посетителей становится все больше.

Можно подумать он не знал.

Не догадывался откуда берутся все эти люди, населяющие то, что принадлежит ему.

– Я не об этом, Джес.

– Что ты будешь пить? – спросила она, и Самбер увидел, как дрожат ее руки.

– Я выпью рюмку абсента, после того как ты ответишь на мой вопрос.

Он не отводил взгляд от своей собеседницы. Ему нравилось ковыряться внутри таких душ, нравилось извлекать наружу то, о чем они предпочитали забыть. Ты жив пока испытываешь боль. После того, как все становится безопасным – ты мёртв. Мёртв и неуязвим.

Джес была одной из первых, кто поселился в городке, который существовал исключительно на бумагах. На пустынном холме возвышалось только острие пик церкви, и множественные леса, где не покладая рук трудились строители. Муж Джес был одним из них. Она находилась на улице, когда услышала знакомый крик, оборванный грохотом строительного шума. Джес замерла, словно её парализовало. Она поняла, что произошло. Ей не нужно было смотреть, чтобы знать, в чем дело.

Шумиха была поднята жуткая, но длилась она недолго. Приехал шериф, констатировал несчастный случай и увез бедолагу в морг. Работа закипела вновь, рабочие перебирались по балкам как муравьи, и каждый из них не был застрахован от того, что его не собьют оттуда пальцем ради забавы.

Но дело было совсем не в этом. За эти несколько лет, Джес не завязала новых отношений. Он никогда не встречал ее в компании мужчин. Несколько раз он плелся за ней до самого дома, но так и не смог увидеть ничего интересного.

– У меня все по-старому, мистер Самбер.

Она поставила перед ним рюмку, которую поспешила наполнить изумрудной жидкостью.

– Я смотрю на молодую и красивую женщину, а вижу перед собой труп. Джес, ты не должна приносить себя в жертву отношениям, которые унес с собой в могилу твой муж. Его крест принадлежит только ему, отрекись от траура. Я уверяю, он не нужен тебе.

Его рука в черной перчатке накрыла ее ладонь, и он тут же уловил страх.

Все боялись господина мэра. Его считали чокнутым, который решил поиграть во власть и закон и собрал вокруг себя кучку изгоев и одиночек. Это было сродни той библейской истории о падшем ангеле, о котором по воскресеньям в церкви рассказывал святой отец.

Ангел пал и собрал вокруг себя себе подобных. Отвергнутых и нищих. Слабых духом, предателей и изменников.

– Это не больно? – спросила она.

Она смотрела на черные линии, которые переплетались то ли в рисунки, то ли в слова. Расстояние между перчаткой и рукавом было совсем немного и рассмотреть татуировку не удавалось. Самбер обнажил свои белые зубы в улыбке и наклонился ближе, чтобы его слова как можно сильнее отпечатались в ее памяти.