Объятый ужасом, я резко отпрыгнул назад. Бах! В ушах раздался громоподобный звук, перед глазами запрыгали золотые искорки. Мама! Изо рта пошла белая пена, и я потерял сознание…
Потом жена рассказала, что у меня случился приступ падучей. Ерунда все это, у меня вообще никогда не было падучей, откуда ей было взяться? Ясно, что от испуга перед змеей я шаг за шагом отступал и ударился затылком о дверной переплет, где как раз был вбит здоровенный гвоздь. Вот гвоздем мне и пробило голову, и я сразу потерял сознание.
Я услышал, как откуда-то издалека женский голос зовет меня:
– Сяоцзя… Сяоцзя…
Не знаю, чей это был голос: матери или жены. Голова раскалывалась от боли. Я хотел открыть глаза, но веки были будто приклеены, и не разлепишь. До меня донесся какой-то неясный аромат, следом за которым я ощутил запах гнилой травы, а потом и знакомую вонь свинарника. Голос настойчиво звал:
– Сяоцзя, Сяоцзя…
Внезапно прохладой пахнуло мне прямо в лицо, и в голове вдруг просветлело.
Я открыл глаза, и первое, что я увидел, было пляшущее разноцветное пятно, похожее на радугу в небе. Потом я увидел слепящий солнечный свет и лицо размером с обжаренную в масле рисовую булочку, почти прилипшее к моей собственной физиономии. Это было лицо жены. Я услышал ее голос:
– Сяоцзя, ты напугал меня до смерти! – Я почувствовал ее руки, влажные от пота. Она тянула изо всех сил и с трудом поставила меня на ноги.
Повертев головой в разные стороны, я спросил:
– Где я?
– Где ты еще можешь быть, глупый, дома, – ответила она.
Дома? Я болезненно нахмурился, и все вдруг вспомнилось. Правитель Небесный, не надо мне этого вашего тигриного волоска, не надо. Я захотел первым делом бросить его в огонь.
С презрительным смешком жена прижалась ртом к моему уху и проговорила шепотом:
– Болван, ты считаешь, что это все был тигриный волосок? Это всего лишь волосок с моего тела!
Я покачал головой:
– Голова болит, страшно болит. Неправда, неправда, где у тебя на теле могут быть такие волоски? Пускай волосок с твоего тела, но я с его помощью все же увидел твой истинный облик. А без него – и первоначальное обличье отца.
– Ну и скажи, в образе чего ты меня увидел? – полюбопытствовала она.
Я оглядел ее большое, нежное белое лицо, ее руки и ноги, посмотрел на сидящего в кресле отца, который был вовсе не отцом, а барсом. В самом деле, будто бы только от долгого сна пробудился.
– Наверно, я спал, вот мне и приснилось, что ты – змея, а отец – черный барс.
Жена странно усмехнулась:
– А может, я на самом деле змея? Змея я и есть! – Ее лицо вдруг вытянулось, глаза стали зелеными. – Если я и впрямь змея, – злобно проговорила она, – хочу впиться в твой живот! – Ее лицо вытянулось еще больше, глаза еще сильнее позеленели, на шее опять появились мерцающие чешуйки. Я торопливо прикрыл глаза и громко закричал:
– Нет! Ты не змея, ты человек!
3
В это время ворота нашего дома резко распахнулись.
Я увидел, как у обеих створок встали, опираясь на рукоятки кинжалов, только что выгнанные отцом посыльные из управы. Эта парочка обратилась в серых волков в одежде и шапочках. У меня закружилась голова, и я поспешил закрыть глаза, надеясь спастись от сновидений. Когда я снова открыл взор, их морды уже больше походили на лица посыльных, но на руках по-прежнему росла длинная серая шерсть, а пальцы все еще загибались железными крюками. К своему огорчению, я понял, что волос с тела жены обладает еще большей сверхъестественной силой, чем тигриный. Тигриный волосок действует, лишь когда его крепко держишь в руке, а вот волосок жены стоит лишь приложить к ладони, как его магическая сила тут же накрепко опутывает тебя, держишь ты его в руке или выбросишь, помнишь ли ты о нем или уже забыл.
Встали волки-посыльные у обеих створок ворот нашего дома, открывая взгляду паланкин с четырьмя носильщиками. Паланкин твердо опустился на зеленую плитку улицы перед воротами. Четверо носильщиков – по своему изначальному обличью ослы с длинными ушами, хоть и скрытыми под высокими шапками трубочкой, но все равно явственно проступающими под тканью – сверкающими передними копытами держали шесты паланкина. В уголках рта у них выступила пена, и они с трудом переводили дыхание. Похоже, они всю дорогу бежали. Натянутые на копыта сапоги покрывал толстый слой пыли. Советник по судебным делам Дяо, которого народ называл исключительно «советник Дяо» – большой остроносый еж – розовыми передними лапками отдернул занавеску паланкина. Я узнал паланкин начальника Цяня. Сяокуй плюнул в сторону этого паланкина и накликал на себя большую беду. Я знал, что из паланкина вот-вот появится начальник уезда Гаоми Цянь Дин, начальник Цянь, и еще, конечно, названый отец моей жены. По идее названый отец моей жены приходится названым отцом и мне тоже. Я всегда хотел вместе с ней нанести ему визит, но она всегда напрочь отнекивалась.
Честно говоря, начальник Цянь относится к нашей семье неплохо, уже несколько лет как освободил нас от денежного налога. Но он не должен был за плевок ломать Сяокую ноги. Сяокуй – мой добрый приятель. «Ты дурак, Сяоцзя, – сказал он мне как-то. – Начальник Цянь подарил тебе зеленую шапку[54 - «Зеленая шапка» – атрибут рогоносца.], что же ты ее не надеваешь?»
Вернувшись домой, я сказал жене: «Жена, а жена, Сяокуй говорит, что начальник Цянь подарил мне зеленую шапку, что это за шапка такая? И почему ты не даешь мне на нее посмотреть?»
Жена изругала меня: «Ты болван, а Сяокуй – негодяй, не смей больше ходить к нему, иначе больше с тобой спать не буду!»
Не прошло и трех дней, как Сяокую стражники управы перебили ноги. Перебить человеку ноги за плевок – это вы, начальник Цянь, палку перегнули. Но разу уж сегодня явились к нам, то посмотрю вот, из какого животного вы переродились.
Из паланкина высунулась большая, с плетеную корзину величиной, голова белого тигра. Силы Небесные! Вот из кого, оказывается, переродился начальник Цянь – из белого тигра. Ничего удивительного, матушка говорила, что императоры перерождаются из истинных драконов, а высокопоставленные чиновники – из прирожденных тигров. На голове у белого тигра – чиновничья шапка с синим шариком, одет он был в красный чиновничий халат, на груди вышита пара необычных белых птиц – курицы не курицы, утки не утки. Тело у него крупнее, чем у отца, он – дюжий тигр, а отец – лишь исхудавший барс. Он похож на тесто из белой муки, отец – на черный древесный уголь. Вышел тигр из паланкина и вразвалочку вошел в наши ворота. Тигр шагал широко и уверенно. Перед ним поспешал еж. Забежал в наш двор и громко провозгласил: «Господин уездный начальник прибыл!»
Подойдя ко мне, тигр оскалился, напугав меня так, что я зажмурился. До меня донесся его голос:
– Ты и есть Чжао Сяоцзя?
Торопливо согнувшись в поклоне, я ответил:
– Да, да, ваш покорный слуга Чжао Сяоцзя.
Пока я кланялся, он уже больше чем наполовину скрыл свой истинный облик. Остался лишь торчавший из-под халата кончик хвоста, который волочился по земле, собирая немало грязи. Про себя я подумал: «Тигр, у нас во дворе в грязь намешались и свиная кровь, и собачье дерьмо, скоро вам на хвост мухи налетят». Не успел я подумать об этом, как целое скопище мух, мирно сидевших на стене, поднялось в воздух и с жужжанием налетело на хвост. Они садились не только на хвост начальника, но и ему на шапку, на рукава и на воротник. Начальник доброжелательно обратился ко мне:
– Сяоцзя, сходи к себе в дом, сообщи, что начальник уезда просит аудиенции.
Я сказал:
– Прошу начальника самого зайти, а то мой отец кусается.
Советник по судебным делам сразу обрел облик ежа и нахмурился:
– Ну и дерзок ты, Сяоцзя, смеешь ослушаться приказа господина! Быстро заходи и зови отца!
Подняв руки, начальник Цянь сдержал грозный господский рык, наклонился и вошел в главный зал нашего дома. Я поспешил за ним, решив посмотреть, какова будет встреча тигра и барса. Мне показалось, что они с первого взгляда стали смертельными врагами. Из глоток вырвался негромкий рык, шерсть на загривках встала дыбом, глаза загорелись зеленым огнем, оскалились белоснежные клыки. Белый тигр не сводил глаз с черного барса, черный барс не сводил глаз с белого тигра. Белый тигр ходил кругами вокруг черного барса, черный барс ходил кругами вокруг белого тигра. Ни тот ни другой не хотели выказать слабость. Мать говорила, что, как правило, дикие звери, готовясь к нападению, всегда топорщат усы и выпучивают глаза, разевают пасти и скалят зубы для пущей важности, чтобы сперва подавить соперника своей мощью. Стоит одному проявить трусость и потерять авторитет, прижав уши, поджав хвост или опустив взгляд, так победителю хватит нескольких беспорядочных укусов, и все будет кончено. Если и тот и другой звери через силу крепились, не желая терять авторитет, тогда ожесточенной схватки было уже не избежать. Когда драки нет, то и смотреть не на что, интересно наблюдать именно реальную жестокую схватку. Я надеялся, что отец сможет решительно выступить против начальника Цяня, и оба не станут уступать. Они ходили друг против друга кругами, все быстрее, все яростнее, от отца вздымался черный дымок, от начальника Цяня – белый пар. Из главного зала они переместились во внутренний дворик, оттуда – на улицу, кружили и кружили, у меня даже в глазах зарябило. Тела зверей завертелись волчком, в конце концов они слились воедино. В черном появилось белое и покатилось, как яйцо. В белом образовалось черное и свилось в веревку. Они метались по двору с востока на запад и с юга на север, то забираясь на крышу, то скатываясь в колодец. Вдруг раздался громогласный гул, задрожали горы, забурлило море, кроль поспешил покрыть крольчиху, и, наконец, все успокоилось. Белый тигр и черный барс, высунув языки и зализывая раны на плечах, сидели по-собачьи в половине чжана друг от друга. От этой великой схватки тигра и барса у меня в глазах все померкло, я исполнился и восторга, и ужаса, все тело покрылось испариной. Но победителя они так и не выявили. Пока звери грызлись, сплетясь в один клубок, мне очень хотелось помочь отцу-барсу, но вмешаться было невозможно.
Начальник Цянь злобно смотрел на моего отца, на его лице играла презрительная улыбка. Отец с точно такой же презрительной улыбкой не сводил лютого взгляда с начальника Цяня. Мой отец по большей части избегал заглядывания прямо в глаза начальнику уезда, того самого начальника, который избил до полусмерти Сяокуя. Мой отец – настоящий барс, настоящий осел, настоящий бык. Когда пересекаются взгляды таких двух людей – это как скрещиваются мечи в поединке. Чик, чик! Только искры летят в разные стороны. Попали они и мне в лицо, несколько больших волдырей у меня сразу вскочило. Но отводить взгляд никто не хотел. У меня сердце прямо в горле засело, только раскрой рот и выскочит, упадет на землю, тут же превратится в дикого зайца и, задрав хвост, вприпрыжку удерет со двора, выбежит на улицу, за ним погонятся собаки, но сердце-заяц бегает быстро и умчится на южный склон пощипать зеленой травки. Ах, какая травка, трава-мурава, наедайся вдоволь и с удовольствием, наращивай жирок, чтобы по возвращении в грудную клетку не поместиться. Вижу, как мускулы зверей напряглись, потихоньку показались и таящиеся в лапах когти. В любой момент они готовы были броситься вперед и откусить друг у друга кусок величиной с яйцо. Именно в этот напряженный момент из внутренних покоев вышла моя жена, внося лезущие в нос ароматы, цветущую, как розы, улыбку, раскинувшиеся во все стороны ажурные локоны. Вихляет бедрами, будто веревку вьет. Перед глазами мелькнул ее истинный облик, но он тут же затерялся в ее коже, белой и нежной, ароматной и сладкой. Жена делано опустилась на колени и голосом слаще меда, кислее, чем уксус, произнесла:
– Смиренная Сунь Мэйнян почтительно представляется господину начальнику уезда!
Своим коленопреклонением жена тут же истощила силу начальника Цяня. Взгляд его заблуждал, он закашлялся, как простуженный козел. Было ясно, что этот кашель притворный. Я хоть и дурак, но тоже смог разглядеть это. Он смотрел на жену искоса, не смел смотреть ей прямо в глаза, не смел задерживать на ней взгляд, его взор прыгал туда-сюда, как саранча, и со стуком натыкался на стены. Лицо у него, бедняги, дергалось, не знаю, то ли от смущения, то ли от страха. Он без конца повторял:
– Не надо церемоний, не надо церемоний, поднимись, поднимись…
Встав, моя жена сказала:
– Говорят, господин посадил в тюрьму моего отца, требует у иностранцев большую награду. А я было приготовила собачатину с шаосинским, собралась отнести господину, чтобы поздравить!
Начальник Цянь хохотнул, надолго задумался, потом ответил: