История войны 1813 года за независимость Германии

26 января (7 февраля) явилась в Мокатове к Милорадовичу депутация Варшавы, состоявшая из префекта, подпрефекта, мэра, начальника народной стражи, двух комиссаров управления герцогства и 3 членов высшего духовенства; в числе этих лиц не было никого из почетных дворянских фамилий. Префект встретил Милорадовича с хлебом и солью; ключи же города были поднесены тем самым чиновником, который в 1794 году вручил их Суворову. Милорадович на приветствие депутатов отвечал, что государь повелел освободить Варшаву от военного постоя. «Впрочем, – прибавил он, – вы видите не на словах, а на деле, как обходятся с жителями русские, исполняя волю милосерднейшего из монархов». Затем, обратившись к представителям духовенства, сказал: «Вы более всех имеете причину радоваться настоящим событиям, вы, которые, по своим обязанностям должны стремиться преимущественно пред прочими к порядку и спокойствию»[35 - Письмо Анштета из Вилянова к князю Кутузову от 27 января 1813. См.: Архив Военно-топографического депо, № 29 182.].

Покорение Варшавы нанесло смертельный удар надеждам польских магнатов, приверженцев Наполеона, и освободило нас от необходимости ослаблять и без того малочисленную армию отделением отрядов для прикрытия с левого фланга нашего пути действий. Император Александр, получив донесение об этом новом успехе, пожаловал генералу Милорадовичу вензелевое изображение имени своего для ношения на эполетах. Князь Кутузов, извещая Милорадовича о сей награде, писал ему: «Великие заслуги ваши столь много сблизили вас со Всеавгустейшим императором нашим, что сие даруемое им вам преимущество находиться при особе Его Императорского Величества сделалось необходимо для вас и для него».

По очищении Варшавы от войск Шварценберга корпуса, состоявшие под начальством Милорадовича, расположились в окрестностях города с соблюдением всех военных предосторожностей. Офицеры и солдаты были отпускаемы в Варшаву не иначе, как по особому разрешению для каждого, да и то днем, на несколько часов; ночью же никому не дозволялось отлучаться в город. Впоследствии, когда войскам доводилось входить в Варшаву целыми частями, то несколько слабых батальонов сводились вместе; на городских площадях и у въездов находились батареи с сильным прикрытием; солдаты не были располагаемы на квартирах поодиночке, а стояли в казенных строениях, большей частью побатальонно. Народная стража была обезоружена благопристойным образом, как предписал Кутузов в повелении о том Милорадовичу. У арсенала и магазинов приставлены караулы. Приказано соблюдать строжайший порядок, не заводить ссор с обывателями и не оскорблять их ни упреками, ни бранными словами.

Войска Шварценберга, состоявшие при очищении Варшавы в числе до 42 000 человек, отступили в различные стороны: австрийский корпус – к Новемясто; князь Понятовский с польскими войсками число которых увеличивалось на пути присоединявшимися к ним офицерами и солдатами, – к Петрикау и потом к Ченстохову, а Рейнье с саксонским корпусом – к Калишу.

Как только в нашей главной квартире получено было известие о направлении, принятом войсками Рейнье, то послан был наперерез им отряд генерала Винцингероде, на Вроцлавек, к Калишу. Рейнье, выступив из Варшавы несколькими днями прежде Понятовского и Шварценберга и не зная о движении отряда Винцингероде, надеялся уйти безопасно от войск Милорадовича, уже не могших догнать его, и потому отступал довольно медленно и разобщил свой корпус на несколько колонн; войска Винцингероде настигли его 27 января (8 февраля), одновременно с покорением Варшавы, и преследовали в следующие дни до окрестностей Калиша[36 - См. вклейку: Карта окрестностей Калиша.]. 1 (13) февраля главная квартира Рейнье пришла в Калиш; дивизия Дюрютта заняла мосты на реке Просне, а также часть города и предместья на правом берегу реки, а дивизия Лекока – деревни по дорогам, ведущим в Конин, Клодаву и Серадж. С нашей стороны главные силы корпуса, выступив рано поутру с ночлега у Рыхваля, соединились в полдень с авангардом Ланского у Ставишина, на Конинской дороге. В час пополудни корпус выступил в одной колонне от Ставишина к Калишу и, выйдя из Руссова, встретился с неприятелем, построенным к бою впереди селений Павловек, Коканин и Борков. Саксонская батарея, стоявшая у Коканина, открыла огонь по русским войскам, но кавалерия под начальством генерал-майора Ланского, поддержанная канонадой 7?й конной роты, выдвинутой на позицию генерал-майором Никитиным, быстро выстроилась в линию по обе стороны большой дороги. Между тем неприятельская кавалерия, появившись со стороны Боркова, покушалась атаковать нас с левого фланга, но казаки и Александрийские гусары, предупредив нападение, ударили на полк Поленца и 6 гренадерских рот, рассеяли их и захватили в плен генерала Ностица и полковника Гана. Здесь в особенности отличились генерал-майор Кнорринг и полковник князь Мадатов. Затем генерал Винцингероде, отрядив полки Белорусский гусарский, Лифляндский конно-егерский и казачий Кутейникова 4?го вправо от большой дороги для отрезания неприятеля, оборонявшего Коканин, приказал генерал-майору Ренни, с 6?м и 32?м егерскими полками, овладеть этим селением. Неприятель оборонялся весьма упорно, но наконец был принужден уступить нашим войскам, которые при сем захватили много пленных, два орудия и знамя; только трем ротам удалось пробиться и примкнуть у Калиша к дивизии Дюрютта. Отряд Габленца при отступлении от Скаржева к Калишу был настигнут конницей в теснине у Виняр и отрезан от прочих саксонских войск, но успел, кинувшись в обход, уйти в Ченстохов. Между тем полк принца Клеменса, атакованный в самом начале боя полковником Парадовским, с Белорусским и Лифляндским полками, и потом генерал-майором графом Виттом, с частью резервной кавалерии, у селения Павловека, долго держался там, чтобы дать время увезти орудия; а затем, выйдя из селения, построился в два каре, между коими стали два орудия: в таком расположении саксонцы, громимые картечью, отразили несколько атак и оставались в продолжение 3 часов под сильным огнем нашей артиллерии; когда же наконец их орудия исстреляли все заряды, отряд кинулся к Просне, перешел на другую сторону реки по весьма тонкому льду, по грудь в воде, причем потонуло несколько человек, и, бросив орудия, присоединился к главным силам Рейнье, отступавшим к Одеру. В продолжение времени всех этих действий бригада генерал-майора Зара в составе 4 батальонов с легкой батареей[37 - Состав бригады Зара: гренадерские батальоны Спигеля, Ангера и Эйхельберга; 2?й легкий полк Зара и 6-фунтовая пешая батарея капитана Бониота. См.: Ernst Odeleben. Sachsen und seine Krieger in den Jahren 1812 und 1813. Leipzig, 1829. S. 84.], собравшись у Виняр за прочими войсками, оставалась там под их прикрытием, но вслед за тем саксонцы, будучи атакованы конницей генерал-майора князя Трубецкого, отступили к предместью Тынец и в самый город. Принц Евгений Вюртембергский, получив от генерала Винцингероде приказание овладеть Калишем, расположил в колоннах к атаке в первой линии дивизии князя Шаховского и Шрейдера, а во второй – дивизию Бахметева. Впереди двинулась цепь от всех полков, под начальством подполковника Рейбница; за ней следовали обе линии; первая линия была усилена двумя большими батареями.

Как только русская канонада поколебала неприятельские войска, то пехота пошла в атаку. 4?й и 20?й егерские полки немедленно овладели предместьем на левом крыле неприятеля, но широкий ров, покрытый тонким слоем льда, и каменная стенка остановили их под огнем саксонских стрелков, наносившим весьма чувствительный урон. Подобным же образом неприятели, засевшие в нескольких домах предместья на правом крыле позиции, удержали наступление Тобольского, Кременчугского и Волынского полков. Но в ночь саксонские войска очистили Калиш и отступили по дороге в Глогау. Урон их в сражении 1 (13) февраля и в последующие дни простирался до 1500 человек одними пленными (в числе которых были генерал Ностиц и 50 штаб- и обер-офицеров) и 1500 человек убитыми и ранеными. Два знамени и 6 орудий достались в руки победителей; с нашей стороны убито и ранено 670 человек; в числе раненых были генерал-майоры Шрейдер и Никитин и подполковник Рейбниц[38 - Донесение начальнику Главного штаба генерал-адъютанту князю Волконскому генерал-адъютанта Винцингероде, от 4 (16) февраля за № 255. Ведомость о числе убитых и раненых при его же рапорте, от 6 (18) февраля за № 267. Реляция его же, при рапорте князю Кутузову-Смоленскому, от 16 (28) февраля за № 355. См.: Журнал входящих дел в архиве Военно-топографического депо, № 29, 182. См. также: Plotho С. Der Krieg in Deutschland und Frankreich in den Jahren 1813 und 1814. B. I. S. 46; Cerini C.-F. Feldz?ge der Sachsen in den Jahren 1812 und 1813. S. 126–135; Вюртембергский Е. Extrait de mon journal militaire etc, в архиве Военно-топографического депо, № 47 344.].

Дальнейшее преследование было медленное. Корпус Винцингероде, достигнув Равича, на силезской границе, остановился и выслал на левую сторону Одера партизанские отряды Давыдова и Пренделя; войска Милорадовича перешли 8 (20) февраля от Варшавы к Калишу, куда вслед за ними 12 (24) февраля прибыла и наша главная квартира с войсками Главной армии, двигавшимися от Плоцка[39 - Журнал военных действий.].

Одновременно с движением корпуса Винцингероде к Калишу послан был отряд генерал-майора графа Воронцова из Западной (бывшей Дунайской) армии, от Бромберга к Познани, и совершена экспедиция партизанского отряда под начальством генерал-адъютанта Чернышева, от нижней Вислы к Одеру. В эту пору вице-король с главными своими силами стоял в Познани, а Бюлов формировал в Померании войска, которых назначение тогда еще было неизвестно: надлежало, направляясь вице-королю в тыл (что подвергало Чернышева опасности потерять связь с прочими нашими войсками), обеспечить себя со стороны Бюлова. Посланный Чернышевым с этой целью в прусский корпус ротмистр граф Мусин-Пушкин возвратился с ответом Бюлова: «Не только не буду, – сказал он, – мешать вам, но отправлю к королю офицера испросить позволение действовать заодно с русскими». Таким образом, убедившись в безопасности со стороны прусских войск, Чернышев двинулся на Шнейдемюле, к Филене; там узнал он о расположении у Цирке, за Вартой, князя Гедройца с 2000 польской конницы. Лед на реке едва держался, и потому Гедройц, считая себя совершенно обеспеченным от нечаянного нападения, растянул свой отряд от Вронки до Бирнбаума, более 30 верст. У Чернышева, за рассылкой партий, оставалось не более 500 казаков с двумя орудиями; но, несмотря на малочисленность отряда, он решился продолжать безостановочно движение к Цирке и, совершив в одни сутки переход около 9 миль (более 60 верст), подошел 30 января (11 февраля), с наступлением ночи, к местечку Цирке. Так как подъемный мост на Варте был поднят и охранялся цепью стрелков, то Чернышев послал в обход по льду полковника Ефремова, который, перейдя через реку, напал с тыла на неприятеля, изумленного внезапной атакой, прорвался до подъемного моста, и, опустив его, открыл путь Чернышеву с остальными казаками и с находившимися при отряде орудиями. Поражение неприятеля, застигнутого врасплох, было совершенно. Захвачены в плен: дивизионный генерал князь Гедройц, полковник, сын его, 20 офицеров и 400 нижних чинов[40 - Журнал военных действий; донесения генерал-адъютанта Чернышева от 22 января (3 февраля) и 2 (14) февраля; рапорт князю Кутузову-Смоленскому графа Витгенштейна, от 3 (15) февраля за № 41.].

Из Цирке генерал Чернышев обратился в местечко Пинне, на большую дорогу, ведущую из Познани во Франкфурт-на-Одере, и, распространив тревогу и смятение в тылу вице-короля, направился к Дризену[41 - Журнал военных действий; донесения Чернышева.].

Одновременно с этими действиями граф Воронцов, выступив из Бромберга к Познани, в конце января получил на походе известие о расположении в Рогазене 4?го полка польских войск и нескольких депо, в числе 2000 человек атаковал неприятеля 29 января (10 февраля), выбил его из местечка и преследовал на протяжении 5 верст. Получив подкрепление, состоявшее из нескольких сот человек вестфальской пехоты, поляки покушались остановить наш отряд, но снова были опрокинуты и преследовались до наступления ночи. Неприятель потерял много убитыми и до 200 человек пленными. В этом деле, по свидетельству графа Воронцова, особенно отличились квартирмейстерской части (генерального штаба) полковник Понсет и артиллерии капитан Арнольди[42 - Рапорт князю Кутузову-Смоленскому начальника штаба Западной армии генерал-лейтенанта Сабанеева, от 31 января (12 февраля) за № 124, в архиве Военно-топографического депо, № 29 182.].

Наступление русских войск, угрожавшее вице-королю отрезанием от Одера, побудило его оставить занятое им расположение. Присоединив к себе баварцев, стоявших в Гнезне, он выступил с французской и польской дивизиями 31 января (12 февраля) из Познани к Франкфурту-на-Одере; баварская же дивизия отошла к Кроссену. 6 (18) февраля войска вице-короля уже находились за Одером; а на следующий день прибыл в Глогау Рейнье с остатками своего корпуса[43 - Vaudoncourt F. Histoire de la guerre soutenue par les Fran?ais en Allemagne, en 1813. Р. 31.].

Успехи, одержанные нашими войсками, подавали нам надежду к занятию линии по Одеру, но осторожный фельдмаршал изъявлял намерение приступить к тому не иначе, как с содействием прусских корпусов: Бюлова, собиравшегося в Померании, и Йорка, стоявшего в Восточной Пруссии. Надеясь на содействие их, князь Кутузов предписал графу Витгенштейну присоединить к его войскам корпуса Йорка, в 20 000 человек, и Бюлова, в 10 000, и, переправившись через Одер между Штетином и Кюстрином, двинуться к Берлину, стараясь отрезать неприятельскую армию от Магдебурга[44 - Повеление графу Витгенштейну от 5 (17) февраля за № 258.]. Фельдмаршал полагал, что граф Витгенштейн мог сосредоточить от 30 000 до 35 000 человек собственных войск, и, усилив их 30 000 Йорка и Бюлова, собрать 60-тысячную армию; но в действительности у Витгенштейна были гораздо меньшие силы, а прусские генералы отклонялись от содействия ему, не имея на то повеления от своего государя. Да и не могли они поступать иначе: пока Фридрих-Вильгельм оставался в Берлине либо Потсдаме, в кругу действий французских войск, можно было предполагать, что он не приступает к союзу с Россией единственно из опасения подвергнуться мести Наполеона; но, когда король удалился в Бреславль, то, действуя независимо от влияния французов, мог прислать своим генералам повеления о неотлагательном содействии русской армии, и потому, не получив их, они имели основательную причину не решаться самопроизвольно на важный шаг, подвергавший их ответственности.

Фельдмаршал, получив от графа Витгенштейна донесение, что генерал Йорк не хотел без разрешения короля идти далее Шлехау, приказал Витгенштейну остановиться с вверенными ему войсками на некоторое время в окрестностях Дризена, и разместить корпус на кантонир-квартирах между сим городом и Арнсвальде, расположив авангард в Ландсберге. Главная армия расположилась в окрестностях Калиша, куда перешла 12 (24) февраля главная квартира императора Александра и князя Кутузова; передовые корпуса Винцингероде в Равиче (не нарушая нейтралитета Силезии) и Милорадовича в Гостине. Для обеспокоивания же неприятеля повелено выслать несколько партизанских отрядов на левую сторону Одера[45 - Повеление графу Витгенштейну от 9 (21) февраля за № 289.]: на основании этого распоряжения были отряжены партизаны: от графа Витгенштейна: генерал-майоры Чернышев и Бенкендорф и полковник Тетенборн; от Винцингероде полковник Давыдов и подполковник Прендель; от Милорадовича флигель-адъютант ротмистр Орлов[46 - Повеление генералу от инфантерии Милорадовичу от 17 февраля (ст. ст.), за № 326.].

Таково было положение дел в то время, когда наконец последовало заключение союзного договора между Россией и Пруссией, в Калише.

Глава II

Народные вооружения в Пруссии

Одновременно с движением русских войск от Вислы к Одеру ополчились на французов жители Пруссии.

Не будем подражать немецким писателям, искавшим отнять у нас славу освобождения Германии. Воздадим должное нашим сподвижникам. Мы, русские, никогда не колебавшиеся, в годину бедствий матери-России, жертвовать последним достоянием и самими собой, мы вполне сочувствуем великим подвигам самоотвержения прусских граждан. Эти подвиги совершены чужеземцами, но они нам не чужды: они находят отголосок в душе нашей.

Чтобы получить ясное понятие о всеобщем восстании [в] Пруссии, необходимо бросить взгляд на современное положение этой страны.

По договору, заключенному в Тильзите, прусская монархия, возведенная гением Великого Фридриха в степень первоклассных государств, снизошла в ряд владений, порабощенных Наполеоном. Пространство, народонаселение, а вместе с тем и средства королевства уменьшились вполовину; государственные доходы были поглощаемы в течение 5 лет военными контрибуциями, наложенными Наполеоном и содержанием французских войск, оставленных между Эльбой и Вислой; почти все прусские крепости были заняты французскими войсками. Страна обеднела совершенно; многие землевладельцы, войдя в неоплатные долги, оставили наследственное достояние свое и скитались по миру; капиталисты терпели огромные убытки от застоя в делах либо скрывали свои капиталы. Общее уныние подавило дух народа: многие, потеряв надежду на возможность какой-либо перемены к лучшему, освоились с позором и предлагали скрепить цепи, в коих держала их мощная рука завоевателя, теснейшим союзом с Францией, то есть совершенной покорностью Наполеону. Наконец, армия была ограничена условием: содержать не более 42 000 человек; да ежели бы и не существовало такого условия, то Пруссия, по недостатку в средствах, не могла бы иметь более многочисленную армию. Ко всему этому присоединилась континентальная система, со всеми ее последствиями, имевшая пагубное влияние на торговлю Пруссии и бывшая причиной разрыва ее с Англией, Швецией и Северо-Американскими Штатами.

Таково было положение Пруссии: казалось, померк невозвратно последний луч надежды в душах жителей сей несчастной страны. Но Всевышний Промысел послал им в помощь мужей, не отчаявшихся в спасении Отечества, – Штейна и Шарнгорста. В то время еще, когда, вскоре по заключении Тильзитского трактата, Пруссия была наводнена французскими войсками, король Фридрих-Вильгельм III, удалившись на крайнюю черту своих владений, в Мемель, поручил Штейну начертать проект преобразований, имевших целью восстановление монархии. 23 сентября (5 октября) 1807 года ему вверено, в звании министра, управление всеми внутренними и иностранными делами. Одаренный в зрелых летах[47 - Ему тогда был 51 год от роду.] пылкостью юноши, Штейн соединял в себе глубокую веру в Божественное Евангелие с непреклонной твердостью в задуманном им предприятии – возвышении падшей Германии во всем прежнем ее величии и славе. Гордый, как феодальный барон, он, вместе с тем, был преисполнен любви к народу и душевного участия в судьбе его. Самая наружность этого великого мужа выказывала его душевные свойства. По словам коротко его знавшего Арндта, отличительными чертами плотного, широкоплечего, хорошо сложенного Штейна были высокий лоб, орлиный нос, маленькие карие весьма быстрые глаза и несколько выдавшийся подбородок. До самой старости он сохранил юношескую живость, всегда был душой общества и не находил подобного себе в находчивости и остроумии. Постоянно спокойный, погруженный в глубокие думы, он иногда увлекался горячностью своего характера, и в эти минуты его взоры имели блеск молнии, и голос его раздавался подобно грому. 27 сентября (9 октября) 1807 года, через 4 дня по назначении Штейна в обязанности министра, появилось давно уже задуманное им, впоследствии столь знаменитое, уложение, в коем заключались основные преобразования государственных учреждений: отменен закон, в силу которого только лишь одни дворяне могли владеть поместьями; небольшие крестьянские участки земли приписаны к мызам; крепостным крестьянам дарована личная свобода. По прибытии 3 (15) января 1808 года короля в Кенигсберг, продолжались реформы: законодательная часть совершенно отделена от административной и все министерства преобразованы.

Невзгоды, постигшие Пруссию, и порабощение Наполеоном Германии поселили в сынах ее мысль теснейшего соединения между собой, имевшего целью приготовить средства к восстанию, в ожидании благоприятного к тому времени. Таким образом, образовался Союз добродетели (Tugendbund), под руководством Штейна. Но реформы, задуманные и исполненные великим министром, вызвали сильное противодействие: люди отсталые либо себялюбивые, пользовавшиеся исключительно выгодами при прежнем порядке вещей, были естественными врагами Штейна. В числе их были: по военной части фельдмаршал Калькрейт, а по гражданской – старший министр Фосс. Нашлись в Пруссии люди, не устыдившиеся передать французскому правительству одно из Штейновых писем по делам Тугендбунда; следствиями того было удаление Штейна от должности министра в ноябре 1808 года и конфискация его имения в нассауских владениях. Его управление министерством продолжалось только год с небольшим, но составило эпоху нового порядка дел, и многие мудрые уставы, впоследствии обнародованные при государственном канцлере Гарденберге, были приготовлены Штейном[48 - Beitzke H. Geschichte der deutschen Freiheitskriege in den Jahren 1813 und 1814. B. I. S. 53–57; Pertz G. Das Leben des Minister Freiherr von Stein, zweite aufl. B. II.]. При открытии военных действий в 1812 году Штейн, вызванный императором Александром из Праги в Главную квартиру русской армии, прибыл в Вильну, потом отправился в Петербург и находился там до отъезда государя в армию в конце года.

Одновременно с общими государственными реформами в Пруссии последовало совершенное преобразование военных учреждений. Душой этого важного дела был генерал Шарнгорст. Поступив в прусскую службу из ганноверской, уже 45 лет от роду, в 1801 году, когда в прусской армии преимущественно гонялись за выправкой и формой, Шарнгорст, кривобокий, небрежный в отношении к щегольству одежды, объяснявшийся вяло и невразумительно, считался в кругу своих товарищей мало способным, непрактическим человеком. Один из подчиненных ему тогда штаб-офицеров сказал напрямки, что всякий унтер-офицер может принести более пользы службе, нежели Шарнгорст. Несмотря, однако же, на такие толки, он был оценен по надлежащему начальством и в 1807 году, уже будучи в чине полковника начальником штаба у Лестока, способствовал блистательным действиям его в сражении при Прейсиш-Эйлау. По заключении Тильзитского договора Шарнгорст, произведенный в генерал-майоры, был назначен председателем комиссии, учрежденной для восстановления армии; в числе членов ее были приобретшие впоследствии громкую известность Гнейзенау, Борстель, Грольман и Бойен. Подобно Штейну, Шарнгорст встретил сильное противодействие со стороны бессознательных поборников системы Фридриха Великого, полагавших, что коренные реформы могли поколебать в самом основании прусскую военную систему. Но никакие препятствия не могли остановить твердого, непоколебимого Шарнгорста; затаив во глубине души свои виды и не открывая вполне даже самым близким к нему лицам свои намерения, он приводил их в исполнение не вдруг, а по мере того, как оказывалась необходимость в нововведениях; таким образом, успел он незаметно приготовить силы и средства в ожидании зари освобождения Германии. В эпоху Тильзитского трактата прусские войска состояли всего-навсего из нескольких тысяч человек; вся материальная часть армии находилась в руках французов; нравственные силы народа и войск были в совершенном упадке. Надлежало: создать новую армию, народную, подобную неприятельской; снабдить войска, при самых ограниченных средствах государства, артиллерией, оружием, одеждой, амуницией, лошадьми и сбруей; ввести уставы и тактику, сообразные с современными требованиями военного искусства; наконец, вдохнуть в народ и армию доверие к собственным силам, без которого слабы все вещественные средства.

Чтобы придать прочность новым постановлениям, надлежало, прежде всего, поддержать уважение к прежним. Еще во время пребывания короля в Мемеле последовал приказ о предании суду малодушных комендантов, сдавших без сопротивления неприятелю вверенные им крепости; тогда же исключены из службы все офицеры, сдавшиеся в плен у Пренцлова. 22 июля (3 августа) 1808 года объявлен новый воинский устав, о преступлениях и наказаниях, на основании коего уничтожена гоньба сквозь строй и вообще отменены все телесные наказания за какие бы то ни было преступления, кроме бесчестных поступков. Военная служба сделана обязательной для всех подданных Пруссии. На основании приказа 25 июля (6 августа) 1808 года производство в офицеры уже не зависело исключительно от происхождения, а обусловливалось в мирное время образованием, поведением и сведениями; в военное же время давали право на повышение только храбрость и отличные подвиги. Вместе с тем определены познания, необходимые для производства в офицеры, а для облегчения средств к приобретению сих познаний учреждены школы. В продолжение 1810 и 1811 годов Шарнгорст, с содействием нескольких офицеров, составил строевой устав, отличавшийся простотой и удобством и по справедливости могущий называться образцовым.

Главнейшим же из всех соображений Шарнгорста было образование вооруженных сил на случай восстания против Наполеона. По конвенции, заключенной 27 августа (8 сентября) 1808 года принцем Вильгельмом с французским правительством, прусская армия была ограничена числом 42 000 человек. Но Шарнгорст нашел средство приготовить несравненно большие силы, не увеличивая постоянной армии. Для этого рекруты, получив тактическое образование, с содействием кадров, составленных из старых солдат, были распускаемы по домам, а на место их собирались вновь другие, которые, в свою очередь, были увольняемы, и т. д. Молодые солдаты, возвратившиеся на родину, числились в резерве либо употреблялись для сооружения крепостей и на другие государственные работы. Несмотря на скудость финансовых средств Пруссии в эту эпоху, артиллерия, оружие, амуниция и военные припасы были заготовлены в большом количестве, и найдено 60 000 лошадей, годных на службу[49 - Pertz G. Das Leben des Minister Freiherr von Stein. B. II. S. 58–63.].

Уплата военной контрибуции Наполеону, поглощавшая доходы тогдашней Пруссии, заставила правительство прибегнуть к ограничению государственных расходов. Король, во время пребывания своего в Мемеле и потом в Кенигсберге, жил весьма просто; а весной, по желанию королевы, переезжал в селение Гюбен, в соседстве Кенигсберга, где со всеми детьми помещался в нескольких комнатах. Пример его побудил многих из окружавших его лиц к умеренности и пожертвованиям на общую пользу, но этого было недостаточно для уплаты контрибуции в определенные сроки; а в ожидании того надлежало содержать на свой счет огромную французскую армию, занимавшую прусские владения. Правительство, для удовлетворения притязаний Наполеона, было принуждено прибегнуть к внутренним и внешним займам, к продаже государственных имуществ и к выпуску под залог их казначейских обязательств (Schatzscheine). Но внешним займам мешали зловещие слухи об уничтожении прусской монархии, что в действительности зависело от прихоти Наполеона.

25 мая (6 июня) 1810 года Гарденберг, в звании государственного канцлера, стал в челе управления Пруссии; а в конце октября того же года обнародовано состояние прусских финансов и объявлено о предстоявшем созвании областных депутатов в Берлине (куда переехал король еще в декабре 1809 года) для объяснения нужд и желаний народа и для приискания средств к окончательному удовлетворению французского правительства. Затем последовал целый ряд узаконений, заключавших в себе многие реформы по косвенным налогам[50 - В 1810, 16 (28) октября, значительно увеличены подати на съестные припасы и на предметы роскоши; 18 (30) октября уничтожены все монастыри, за исключением тех, при которых находились училища; 21 октября (2 ноября) были отменены цехи и разрешено свободно заниматься ремеслами, а взамен этого наложена на мастеровых общая подать, и проч.]. 11 (23) февраля 1811 года было открыто собрание областных депутатов речью канцлера, в которой, стараясь доказать необходимость предпринятых нововведений, он торжественно обещал от имени короля введение представительного образа правления. 2 (14) сентября того же года обнародовано положение о взаимных обязанностях помещиков и крестьян, на основании коего последние получили в полную и неотъемлемую собственность свои усадьбы, обязываясь платить владельцам за наделение прочей землей ренту, определенную комиссией, составленной из экспертов[51 - На основании этого положения землевладелец не имел права выгнать крестьянина из усадьбы, даже и в таком случае, если бы последний не исполнил своих обязанностей. Кроме того, крестьяне получили в неотъемлемое владение часть возделываемой ими земли, а за другую, оставшуюся во владении помещиков, были обязаны платить ренту.].

В 1811 году уже была уплачена половина военной контрибуции, и на основании договоров следовало французам очистить крепость Глогау. Но Наполеон нарушил это условие. При открытии войны между Россией и Францией Пруссия, волнуемая справедливыми опасениями насчет намерений императора французов, находилась в необходимости заключить с ним союз на каких бы то ни было условиях. Наполеон, пользуясь выгодами своего положения, включил в союзный договор 24 февраля 1812 года условие о продолжении занятия Глогау французскими войсками и ввел свои гарнизоны во все прочие прусские крепости, за исключением Грауденца и Кольберга. Таким образом, в 1812 году, содержа насчет Пруссии в Глогау, Кюстрине и Штетине 23 000 человек, он увеличил гарнизоны в Магдебурге до 12 000 и в Данциге свыше 20 000 человек; следовательно, мог совершенно господствовать в стране, где, за отбытием прусского вспомогательного корпуса на Двину, оставалось под ружьем только 20 000 человек собственных войск. Наполеон безжалостно воспользовался правом сильного, обременив несчастных жителей Пруссии огромным постоем войск и доставкой вслед за ними продовольствия и военных запасов.

Неудачный поход «Великой армии» в Россию возбудил надежды Пруссии, но жители ее и сам король, окруженные французскими войсками, по-прежнему находились в совершенной зависимости от Наполеона. К тому же – Фридрих-Вильгельм, несмотря на многие примеры вероломства, поданные Наполеоном, не решался нарушить заключенные с ним договоры. Таковы были причины, побудившие короля отрешить от командования войсками генерала Йорка. Желая избежать разрыва с Францией, канцлер Гарденберг покушался согласиться с Меттернихом о нейтралитете Пруссии совокупно с Австрией; но венский кабинет остерегался обнаружить свои намерения. Фридрих-Вильгельм был принужден выжидать, пока французское правительство явно подаст ему повод к сближению с императором Александром, отказав в справедливых требованиях Пруссии насчет ликвидации сумм, должных ей Наполеоном, и вывода гарнизонов из прусских крепостей[52 - F?rster F. Geschichte der Befreiungskriege, 1813, 1814, 1815. Dritte Aufl. I. S. 57.]. А между тем, желая быть готовым на случай войны, король повелел 3 февраля (н. ст.) 1813 года обнародовать, что опасность, которой угрожало государству приближение к его пределам военных действий, требовала быстрого усиления армии, но что финансовые средства правительства не позволяли увеличить издержки на содержание войск; поэтому было постановлено, что молодые люди, от 17 до 24-летнего возраста, не обязанные к поступлению на службу, но имевшие возможность одеться и приобресть амуницию на собственный счет, составили пешие и конные дружины вольных егерей (freiwillige J?gerschaaren zu Fusse und zu Pferde), которые предполагалось придавать к пехотным и кавалерийским полкам. Этим волонтерам были предоставлены многие права и преимущества[53 - Прусским волонтерам были предоставлены: выбор полков, в которых они желали служить; увольнение от службы в крепостных гарнизонах; выбор из своей среды офицеров; право на получение мест в гражданской службе по окончании войны.]. Те же из молодых людей, которые отказались бы явиться на призыв отечества, не были принуждаемы к службе, но не могли надеяться ни на какие награды либо повышения[54 - По гражданской службе.] во все продолжение войны. 6 дней спустя, 28 января (9 февраля), было отменено всякое увольнение от службы в войсках[55 - Pertz G. Das Leben des Minister Freiherr von Stein. B. III. S. 298–299.]. По-видимому, Фридрих-Вильгельм, все еще не надеясь побудить народ к общему вооружению, повелел 10 (22 февраля) обнародовать следующее объявление: «Король, находя, что, при общем достохвальном стремлении всех и каждого принять участие в защите отечества, необходимо обнаружить и подвергнуть наказанию немногие случаи малодушия либо хладнокровия к общей пользе, постановил, чтобы, во-первых, всякая передача недвижимых имений от отца к сыновьям, не состоящим на службе, считалась недействительной, если отец имеет менее 50, а сыновья достигли 24 лет и совершенно здоровы; во-вторых, каждый из уклоняющихся от службы по какому-либо ничтожному предлогу лишается прав состояния, поступает в опеку и не может ни носить прусскую кокарду, ни занимать общественные должности, и, в-третьих, каждый отец семейства либо опекун, затрудняющий своим сыновьям или состоящим в его опеке молодым людям вступление в военную службу, подвергается также потере прав состояния»[56 - Beiheft zum Milit?r-Wochenblatt. 1845 und 1846.].

Впоследствии оказалось, что прусский народ, возбужденный чувствами долга и чести, превзошел ожидания короля и изгладил память постыдных событий 1806 года. Еще до обнародования королевских указов о всеобщем вооружении на общем собрании областных депутатов Восточной Пруссии 24 января (5 февраля) по предложению генерала Йорка постановлено: набрать резерв в 13 000 человек для укомплектования его корпуса; выставить Ландвер силой в 20 000; сделать Ландштурм (поголовное вооружение) из всех людей от 18-ти до 45-летнего возраста и сформировать конный отряд из 700 охотников, которые обяжутся экипироваться на свой собственный счет и послужат рассадником для офицеров Ландвера[57 - Pertz G. Das Leben des Minister Freiherr von Stein. B. III. S. 289; см. также письмо к императору Александру I Штейна из Кенигсберга, от 25 января (6 февраля) 1813 (из архива Министерства иностранных дел).]. Исполнение этого проекта было поручено комиссии под председательством бывшего государственного министра[58 - Граф [и бургграф Александр цу] Дона[-Шлобиттен], будучи назначен на место барона Штейна государственным министром, в 1808 году, оказал важные заслуги. Он оставил эту должность в 1810 году.] графа Доны, а производителем дел назначен известный ненавистью к французам доктор прав Гейдеман[59 - Гейдеману, умершему на 42 году от роду, в ноябре 1831, от усиленных трудов, понесенных в деле освобождения Германии, поставлен памятник в Кенигсберге. См.: Beitzke H. Geschichte der deutschen Freiheitskriege in den Jahren 1813 und 1814. В. I. S. 143–144.].

Как только узнали в Берлине, тогда еще занятом французскими войсками, о призыве короля к вооружению, то в продолжение трех дней поступило в охотники 9000 молодых людей. Несколько дней спустя король усмотрел из окон своего бреславльского дворца значительный обоз: это были некоторые из берлинских охотников, приехавшие в Бреславль на 80 повозках. На вопрос Шарнгорста: «Убедились ли вы, Государь, в истине слов моих», король отвечал слезами, показавшими доблестному министру, что все прежние сомнения исчезли. И ежели призыв народа к оружию требовал некоторых побудительных распоряжений со стороны правительства, то, к вечной славе Пруссии, жертвы имуществом на алтарь отечества были принесены добровольно, порывом общего народного увлечения. По совершенному истощению Пруссии в 1813 году пожертвования частных людей не могли равняться с огромными суммами, предложенными дворянским и купеческим сословиями в Отечественную войну 1812 года. Но и в Пруссии, подобно тому, как было в России, каждый жертвовал многим и многие жертвовали всем. Большие города и зажиточные люди выставляли пеших и конных егерей в полном вооружении, нередко обязываясь снабжать их жалованьем в продолжение всей войны; другие, имевшие менее средств, жертвовали, по возможности, на вооружение и экипировку волонтеров; некоторые предлагали половину получаемого ими жалованья, пенсии, либо отдавали единственную остававшуюся у них пару серебряных ложек; довольно значительные суммы были присланы от лиц, пожелавших остаться неизвестными. Многие дамы жертвовали серьгами, браслетами и даже обручальными кольцами, изъявляя сожаление, что им нечего было дать более. В Бреславле, где присутствие короля, нашедшего там убежище от врагов отечества, возбуждало особенный восторг, одна молодая девушка, желая участвовать в пожертвованиях, но не имевшая ничего, отправилась к куаферу[60 - Парикмахер (от фр. сoiffeur). – Примеч. ред.] и просила его оценить ее волосы, красота коих удивляла всех ее знавших. «Они могут стоить 10 талеров», – отвечал он. «Ну так остригите их и дайте мне за них деньги», – сказала великодушная красавица. Пораженный неожиданным предложением, куафер несколько раз брался за ножницы и наконец объявил девушке, что он не решается лишить ее такого бесценного сокровища. Но это не остановило ее: она сама обрезала свои волосы и отослала их в комитет, учрежденный для принятия пожертвований, со следующей запиской: «Куафер N. N. предлагал 10 талеров за мои волосы; считаю себя счастливой, имея возможность принести отечеству эту ничтожную жертву». Комитет приказал сделать из присланных волос браслеты и кольца, которые, в воспоминание такого прекрасного поступка, продавались дорогой ценой и доставили в кассу комитета 250 талеров.

Одному из берлинских ювелиров был сделан от правительства большой заказ железных колец, определенной формы, с надписью: Gold gab ich f?r Eisen. 1813[61 - «Отдаю золото за железо. 1813» (нем.).]. На получение такого кольца имели право исключительно те, которые жертвовали отечеству какой-либо золотой или серебряной вещью. Как только узнали об этом распоряжении, то в первый же день было обменено полтораста золотых обручальных колец на железные; вообще же доставлено: золотых колец, серег, цепочек и прочих драгоценных вещей около 160 000. Впоследствии железные кольца, с надписью Gold gab ich f?r Eisen, сделались сокровищем семейств, служили воспоминанием пожертвований, ими сделанных[62 - Извлечено из берлинских и бреславльских ведомостей 1813.].

Многие прусские граждане жертвовали всем достоянием, а жены и дочери их последними своими украшениями и драгоценными вещами; другие посвящали себя призрению больных и раненых; были даже и такие, которые, не ограничиваясь тем, переодевались в мужское платье, поступали в ряды воинов, сражались храбро и умирали за святую родину: имена 18-летней Элеоноры Прохаска, поступившей в партизанский отряд Люцова под именем Августа Ренца и павшей славной смертью в деле при Герде, и Шарлоты Крюгер, произведенной в унтер-офицеры и получившей Железный крест 2?й степени, – эти имена достойны почетного места в истории войны за независимость Германии. Одна молодая девушка, родом из Стральзунда, служила в кавалерии под именем Карла Петерсена, была произведена в вахмистры, получила две раны и в награду своих подвигов украшена Железным крестом 1?й степени[63 - Aachener Zeitung. 1844 und 1845.].

Испанский посол в Берлине, дон Хосе Писарро, писал в Мадрид, что в Пруссии народ вооружается по-испански. В одном из своих отзывов он говорит: «Во всей Германии господствуют в высшей степени чувства народной самобытности и преданности к законным владетелям. Но нигде эти благородные чувства не обнаружились столь сильно, столь сходно с событиями нашей славной Испании, как в прусских владениях…

Сестра короля отослала все свои драгоценные вещи в государственное казначейство, на военные издержки, и тот же час все женщины пожертвовали своими украшениями до последней безделицы. Я говорю все, нисколько не преувеличивая, потому, что едва ли были какие-либо исключения, кроме бедных, ничего не имевших. Все обручальные кольца были принесены на алтарь отечества, и в замену их розданы железные перстни с надписью: “Я отдала золото за железо”. Эти перстни, драгоценные по напоминаемой ими народной доблести, отличаются изяществом работы. Ежели дамы и носят еще какие-либо вещи, то единственно железные. Такие патриотические перстни невозможно достать ни за какую цену, потому что они выдаются исключительно в замену пожертвований золотыми и серебряными вещами…

Берлин представляет зрелище столь же величественное, сколько и трогательное. Все улицы наполнены ранеными[64 - Письмо было написано уже осенью 1813 года.]; на каждом шагу встречаются увечные – на костылях, с подвязанными руками и проч., либо только одни женщины, старики и дети. Зато – на всех площадях учатся целые батальоны рекрут, кавалерийские взводы занимаются сабельными приемами и манежной ездой…

Король – первый солдат своей армии. Благодушие и важность, коими украшены черты лица его, простота его одежды, его приветливость, бережливость, живое участие, принимаемое им в благосостоянии своих подданных, соделывают его предметом обожания и восторга прусских граждан, которые никогда еще не являли себя столь великим народом, как в настоящее время»[65 - Письмо Дона Хосе Пизарро к Антонию-Кано-Мануэлю в Мадрид.].

Подобное настроение народа должно было неминуемо вовлечь правительство в открытую борьбу с притеснителем Германии. Но король, по прибытии в Бреславль, все еще колебался в нерешимости, которой главной причиной были внушения некоторых из близких к нему лиц, страшившихся разрыва с Францией. Вступление генерала Шарнгорста снова в должность генерал-квартирмейстера, сопряженное с правом присутствовать в Совете министров, усилило поборников союза с Россией, но не доставило им несомненного перевеса. Нашлись люди, уверявшие короля, что Наполеон, после понесенного им урона в истекшем году, совершенно оставил мысль о всемирной монархии, и что будто бы надлежало преимущественно опасаться преобладания России. Полагали, что император французов, имея в то время необходимую нужду в союзе с Пруссией, готов был согласиться на все ее требования и образовать из сей монархии, увеличенной соседственными владениями, обширное государство, которое могло бы служить ему преградой против России. К тому же некоторые, сомневаясь в бескорыстии видов императора Александра I, думали, что он, заняв вооруженной рукой польские области, прежде принадлежавшие Пруссии, воспользуется случаем удержать их в своей власти. Носились слухи, что многие из сподвижников нашего государя предлагали ему расширить пределы России насчет Пруссии. Несмотря, однако же, на то, личные отношения короля Фридриха-Вильгельма к императору Александру, сочувствие прусского народа к русским и отложение Йорка от французов должны были неминуемо побудить Пруссию к союзу с Россией. По прибытии короля в Бреславль он хотел немедленно послать доверенное лицо для переговоров к императору Александру; но, вместе с тем, не желая подать повода к недоверчивости Наполеону, испрашивал его согласие на отправление переговорщика в нашу Главную квартиру; целью же или предлогом переговоров с русским правительством было признание нашим государем нейтралитета Бреславля и южной Силезии. Наполеон отклонил это предложение; но король все-таки послал в начале февраля (н. ст.) своего генерал-адъютанта, полковника Кнезебека, инкогнито, под именем купца Эделинга, в Главную квартиру русской армии. 28 января (9 февраля) Кнезебек отправился в нашу Главную квартиру, тогда находившуюся в Клодаве, в двух переходах от Калиша, и прибыл туда 3 (15) февраля. Император Александр, приняв его в тот же день, объяснил ему определительно свои виды: «Желаю, – сказал Государь, – чтобы Пруссия была восстановлена во всем прежнем, и даже, если успех увенчает наши усилия, еще в большем блеске; тот день, в который возвратятся королю законно принадлежащие ему владения, будет прекраснейшим днем моей жизни».

Казалось, такое начало переговоров обещало столь же быстрый, сколько и успешный исход их; вышло иначе: Кнезебек не умел обсудить обоюдное положение России и Пруссии и, вместо того чтобы прямо объясниться с императором Александром, хитрил и запутывался в дипломатических тонкостях. Полагая, что наше правительство стремилось к приобретению Восточной Пруссии, Кнезебек не обратил внимания на действительные виды нашего государя, клонившиеся к овладению Варшавским герцогством и к расширению предeлoв Пруссии насчет Саксонии. Сам Штейн, заметив, что такие переговоры вели к напрасной трате времени и замедляли освобождение Германии, выразил о том свое мнение, с отличавшей его откровенностью, Кнезебеку и писал, в таком же смысле, Гарденбергу. Император Александр, желая ускорить ход дела, прервал переговоры с мнительным Кнезебеком и отправил к королю в Бреславль Штейна и Анштетта, уполномочив их вести переговоры с прусским правительством. Несмотря на сильную простуду, которой страдал Штейн, он немедленно поехал в Бреславль, и, прибыв туда 13 (25) февраля, явился к королю и объяснил ему опасность оставаться в союзе с французами, потому что вся Пруссия тому противилась. «Невозможно, – сказал он, – верить обещаниям Наполеона, да если бы он и в действительности хотел сделать что-либо полезное для Пруссии, то едва ли он уже в состоянии исполнить свои намерения; с другой стороны – трудно будет противодействовать России либо следовать примеру Австрии, которая находится совершенно в ином положении. По моему мнению, – продолжал Штейн, – император Александр твердо решился восстановить Пруссию, и нам не остается ничего более, как отстаивать соединенными силами обоих государств независимость Германии. В случае же, ежели прусское правительство останется в союзе с Наполеоном, император присоединит к своим владениям все области до Вислы и учредит в них русское управление»[66 - Pertz G. Das Leben des Minister Freiherr von Stein. B. III. S. 300–302; Beitzke H. Geschichte der deutschen Freiheitskriege in den Jahren 1813 und 1814. В. I. S. 168–171; Friccius K. B. I. S. 37 (вероятно, Geschichte des Kriegs in den Jahren 1813 und 1814, mit besonderer R?cksicht auf Ostpreu?en und das K?nigsberger Landwehrbataillon, – Примеч. ред.).].

Успешному ходу переговоров способствовало прибытие в Бреславль депутата Восточной Пруссии, майора графа Дона, брата бывшего министра, с известием о постановлении сейма областных чинов: выставить на свой собственный счет 30 000 человек Ландвера. Хотя такое самостоятельное распоряжение сейма, собранного под влиянием русских властей, не понравилось Фридриху-Вильгельму, однако же значительное вооружение одной из важнейших областей Пруссии должно было оказать – и оказало в действительности – большое влияние на короля, убедившегося на деле, на какие огромные пожертвования готов был народ в случае войны против Наполеона. Такое общее настроение умов, с одной стороны, ручалось в успехе борьбы на жизнь и смерть за независимость Германии, а с другой – выказывало неизбежность союза с Россией; следствием того было заключение союзного трактата в Бреславле 15 (27) февраля, за подписью канцлера Гарденберга и Анштетта; на следующий день, 16 (28) февраля, сей договор был подписан в Калише князем Кутузовым и генералом Шарнгорстом, присланным, по желанию государя, в нашу Главную квартиру на место Кнезебека. С этого времени Шарнгорст был весьма деятельным и полезным посредником между войсками обеих союзных держав[67 - Pertz G. Das Leben des Minister Freiherr von Stein. B. III. S. 304; Beitzke H. Geschichte der deutschen Freiheitskriege in den Jahren 1813 und 1814. В. I. S. 171.].

На основании трактата между Россией и Пруссией постановлено: 1) заключить оборонительный и наступательный союз для восстановления прусской монархии в таких пределах, какие требовало обеспечение спокойствия обеих держав; 2) с этой целью Россия обязалась выставить 150 000, а Пруссия – 80 000 человек, не считая крепостных гарнизонов; 3) державы согласились не заключать отдельно ни мира, ни перемирия с Наполеоном; 4) употребить все средства для склонения Австрии к принятию участия в союзе против Франции и войти в переговоры с Англией о снабжении Пруссии оружием, припасами и субсидиями.

По секретным условиям сего же договора император Александр I обязался не прекращать войны до тех пор, пока Пруссия будет восстановлена в статистическом, географическом и финансовом отношениях, не только сообразно с положением государства до войны 1806 года, но с расширением его пределов областями, которые послужили бы связью между Старой Пруссией и Силезией. Союзные державы, предвидя необходимость удовлетворения Англии, положили не включать Ганновер в число земель, долженствовавших послужить к вознаграждению Пруссии[68 - Договор, заключенный в Бреславле и Калише 15 (27) и 16 (28) февраля 1813; см. также Schoell F. Histoire abrеgеe des traitеs de paix etc. V. III. Р. 263.].

Договор, заключенный в Калише, не был объявлен немедленно по его подписании – ни французскому правительству, ни прусскому народу. Король хотел разорвать союз с Наполеоном не прежде, как по очищении прусских владений от французов нашими войсками. А между тем в Пруссии народные ополчения с каждым днем получали большее развитие.

Душой этих приготовлений был гениальный Шарнгорст. Едва лишь принял он управление военной частью, как последовал приказ о призыве на службу в Силезии (подобно тому, как уже было в Пруссии и Померании) всех кримперов[69 - Правильнее – крюмперы (Kr?mper) – обученные рекруты, которые, будучи распущены по домам, составляли резерв действующей армии. – Примеч. ред.] и отпускных солдат; тогда же сделана перепись всем рекрутам, а равно лошадям, годным к службе. Для сбора людей в Восточной Пруссии, под начальством генерала Бюлова, назначен был Грауденц, а в Новой марке (Neumark)[70 - Ноймарк (Новая марка) – историческая область на территории современной Польши, провинция Бранденбургской марки. – Примеч. ред.], под начальством Борстеля, Кольберг, единственные крепости в сих областях, занятые прусскими гарнизонами и могшие служить опорными пунктами для народных вооружений. Из прочих же областей, занятых французскими войсками, охотники пробирались кое-как на сборные пункты, преимущественно в Силезию.

В 1807 году, по заключении Тильзитского трактата, пехота прусской армии состояла всего-навсего из 11 трехбатальонных полков, в числе 30 000 человек (в начале 1813 года сформирован еще один полк, 12-й линейный). Эти полки укомплектованы отпускными солдатами до полного числа, на военном положении 800 человек в батальоне; а кавалерийские полки до полутораста человек в эскадроне; артиллерия и войска инженерного ведомства также были пополнены. Кроме того – сформировано 52 резервных батальона, также на военном положении, всего в числе 41 600 человек, что усилило армию до 80 000. Недостаток в офицерах, весьма чувствительный при поспешном формировании войск, был устранен принятием на службу отставных, производством в офицеры портупей-прапорщиков и способнейших унтер-офицеров, выпуском из кадет и, в особенности, повышением молодых людей, служивших в охотниках (Freiwillige J?ger). Впоследствии, во время перемирия, из резервных батальонов сформированы резервные полки трехбатальонного состава, которые, по заключении мира, переименованы в линейные. Недостаток финансовых средств заставил правительство возложить на обывателей страны обмундирование новосформированных войск и поставку всех ротных лошадей для кавалерии и артиллерии. Продовольствование же съестными припасами нижних чинов было на попечении хозяев, у которых отводились для постоя квартиры.

Как пехотные, так и кавалерийские полки, на основании положения от 3 февраля, были усилены особыми дружинами из охотников (J?ger-Abteilung). Комплектное число людей в дружине равнялось положенному в ротах и эскадронах, именно – пешие дружины были в 200, а конные в 150 человек. Образование пеших и конных охотников (freiwillige J?ger zu Fuss und zu Pferd) усилило армию многими тысячами воинов; но для решительной борьбы с Наполеоном все исчисленные меры были недостаточны: надлежало ополчить весь народ, и с этой целью учреждены Ландвер и Ландштурм.

Основаниями положения о Ландвере послужили два проекта, из которых один был составлен генералом Шарнгорстом, еще в 1808 году, а другой – о Ландвере Восточной Пруссии – поднесен королю майором графом Дона в Бреславле. Это положение, последовавшее 5 (17) марта, было обнародовано в «Берлинских ведомостях» 11 (23) марта. Для соображения вооруженных сил, которые надлежало выставить под именем Ландвера в каждой из прусских областей, было принято число войск, добровольно предложенное чинами Восточной Пруссии, и вследствие того определено сформировать:

Впоследствии, когда была очищена от неприятеля страна за Эльбой, и учреждены в ней народные вооружения, состав Ландвера увеличился до 150 батальонов и 124 эскадронов. Эти войска усилили действующую армию 120 000 человек пехоты и 20 000 кавалерии, но, за исключением Ландверов Восточной Пруссии, были сформированы уже во время перемирия.

Одновременно с учреждением Ландвера обнародовано положение о Ландштурме, или вооружении всех людей, способных действовать оружием, с наставлением, заключавшим в себе правила обучения пешего и конного Ландштурма.

Кроме всех исчисленных вооружений, были сформированы: народные кавалерийские полки (National-Kavalerie-Regimenter), из числа коих один, в Восточной Пруссии, состоявший из 5 эскадронов, в 150 человек каждый, и отряда конных егерей, в 150 человек; другой в Померании, трехэскадронного состава, в числе всего 450 человек, и третий, в Силезии, из двух эскадронов гусар и отряда 50 конных егерей.