Коварный искуситель

– Я сделал все, чтобы мы оттуда выбрались. А девчонке лучше оставаться в замке. Там, куда мы направляемся, детям не место.

– Это не вам решать! – вне себя от ярости, воскликнула Белла.

– Ошибаетесь – как раз мне. Моим долгом было привезти вас в Скун.

– Не только меня, но и мою дочь!

Его лицо оставалось бесстрастным – разве что губы чуть сжались, – зато ее сердце, казалось, разрывалось на тысячу крошечных частиц.

Оглянувшись на замок, она увидела толпившихся в воротах стражников. Каждой косточкой, каждой жилкой своего существа стремилась она назад, пусть это глупо и безрассудно. В целом мире не было для нее живого существа важнее Джоан. Как же она может бросить дочь? Это немыслимо! Как без нее жить?

Белла перевела взгляд на всадников, ожидая помощи, но увидела лишь сочувствие в их глазах.

Лахлану надоело ждать.

– Ну как, графиня? Вы готовы отправиться с нами в Скун и выполнить то, что обещали Брюсу, или предпочтете остаться здесь, с дочерью и супругом?

Очевидно, ему было совершенно безразлично, какое решение она примет.

Никого и никогда Белла так не презирала, как сейчас этого негодяя. Она уловила издевку в его голосе. Он знал, что она в ловушке! Она не сможет вернуться, даже если забудет свой долг, отвернется от Брюса и Шотландии. Если муж схватит ее, то в живых не оставит.

Буря чувств выжигала ей горло, глаза, грудь. Какой же дурой нужно было быть, чтобы поверить словам этого лжеца! Ей хотелось осыпать его бранью, ударить, наброситься на него и растерзать, а еще – упасть на землю и рыдать от отчаяния.

Однако Белла многому научилась за тем годы, когда вынуждена была скрывать чувства, и в первую очередь никогда не выказывать слабость и не давать повода причинить ей боль.

Усилием воли подавив гнев, Белла дала себе клятву, что в один прекрасный день сотрет эту самодовольную усмешку с красивого и жестокого лица Лахлана Макруайри – лица, на котором ясно читалось: «Мне плевать на все!»

Не сказав больше ни слова, Белла приняла протянутые поводья и позволила Макруайри помочь ей сесть на коня. Они пустились в путь, и Белла, чтобы никто не догадался, какие горькие чувства разрывали ее изнутри, держала спину так гордо и прямо, будто внутри у нее стальная пластина.

Ждать недолго, сказала она себе. Как только станет королем, Роберт сумеет завоевать сердца шотландцев, как уже завоевал ее сердце.

Но ей не видать покоя, пока дочь не окажется в ее заботливых руках.

Глава 2

Лахлан сидел на плоском камне рядом с Маккеем и Гордоном и с аппетитом уплетал вяленую говядину с овсяной лепешкой. Женщина, сидевшая в глубине пещеры, метала гневные взгляды, которые вонзались ему в спину, как кинжалы, но вкуса еды, слава богу, не портили.

Ему было плевать, что она там думает. Он сделал все возможное, чтобы вытащить ее из чертова замка, и не важно, что пришлось прибегнуть к обману. Ложь, воровство, предательство – все это обычное дело на войне. И графине давно пора смириться с этим фактом, учитывая, какие маховики она собирается привести в движение.

Разве она вправе судить? Помилосердствуйте! Эта женщина только что сбежала от мужа, чтобы возложить корону на голову его злейшего врага.

Бьюкен, конечно, редкостная скотина, в противном случае Лахлан мог бы даже посочувствовать бедняге. Ему, как никому другому, было хорошо известно, что нельзя рассчитывать ни на чью преданность, и меньше всего собственной жены. Если Лахлану и требовалось подтверждение его твердой уверенности больше никогда не жениться, то вот вам еще один вопиющий пример.

Пусть катится к черту. Он сделал то, что должен был сделать, для спасения миссии. Нечего было и думать, чтобы вовремя добраться до ее дочери. Они унесли ноги едва ли не за минуту до того, как услышали грохот копыт приближающейся армии. Он ни в чем не виноват: просто выполнил задание, а уж как – не имеет значения. Никаких угрызений совести он не испытывал, а если понадобится, опять поступит так же, черт возьми, только не станет смотреть ей в лицо. Она надела маску гордости, но глаза-то не скроешь. Как она смотрела на него! Они неслись во весь опор, оставив ее дочь в замке…

Слишком хорошо Лахлан понимал значение этого взгляда, потому что много раз видел, как пытают и мучают людей. Это была агония – чистая, неприкрытая, бесконечная агония.

Лахлан отхватил основательный кусок говядины, пытаясь заглушить стеснение в груди, хотя вряд ли это было чувство голода, болезненно поморщился и потянулся к бурдюку в надежде запить отвратительный привкус во рту. Гордон, наблюдавший за ним, спросил:

– Что-то не так?

– Чертово мясо, похоже, протухло.

– А по-моему, оно превосходно.

Пожав плечами, Лахлан сделал второй глоток: виски, жидкий огонь, выжигал любые вкусовые ощущения. Маккей тоже уставился на него, но предпочел промолчать. Да это было и ни к чему: неодобрение было написано на лбу неистового горца.

Магнус Маккей был родом с севера Шотландии. Высокий богатырь силой едва ли уступал легендарному Робби Бойду и славился умением выживать в любых, даже самых жестоких условиях. Единственное, с чем у него были нелады, это верховая езда. Не самый искусный из наездников даже в спокойной обстановке, в критический момент он, похоже, держался на спине лошади только силой воли. После мучительной скачки всю ночь, причем половину под проливным дождем, отдых потребовался не только графине.

Маккей не любил Лахлана, но это, в общем, дело обычное. Они могли отлично ладить, лишь бы один не вздумал встать на пути у другого. Меньше всего искал он товарищества и дружбы, когда согласился вступить в ряды воинов-призраков, тайного отряда Роберта Брюса.

Нельзя не признать, что замысел был интригующий: собрать вместе самых лучших в каждом из воинских искусств. Лахлан уже видел, на что способны гвардейцы, но в одиночку им войны не выиграть. Он здорово сомневался, что вояки вроде Роберта Брюса, помешанные на рыцарском кодексе, смогут принять коварные приемы горцев.

Без сомнения, это лучшие воины, с которыми Лахлану приходилось сражаться бок о бок, но это не значило, что они могут на него рассчитывать, да и сам он не думал полагаться на них. Неверная жена преподала Лахлану жестокий урок по части доверия; в результате соратники его мертвы, сам он несправедливо обвинен, а имения его конфискованы. И Лахлан вернулся к тому, от чего ушел: жестокий убийца, война для которого – смысл жизни.

– Есть что сказать, Святой? – поддразнил он, назвав Маккея прозвищем, которое Максорли придумал для этого здоровяка, но не потому, что тот отличался набожностью.

В отличие от других солдат, Магнус никогда не говорил о женщинах. На войне, в походах, вдали от дома, сидя у костра, воины, как правило, только об этом и болтали. Лахлан намеревался выяснить, почему эта тема не привлекала горца.

– Графиня права, – сказал Маккей, откладывая в сторону странного вида оружие, над которым трудился, пытаясь что-то усовершенствовать, то есть сделать более смертоносным. – Мы ведь должны были забрать и ее, и девочку.

– Он же объяснил, как это вышло, – вмешался Гордон прежде, чем Лахлан успел посоветовать ему заткнуться. – На это не было времени.

Уильям Гордон принадлежал к числу тех немногих, кому нравился Лахлан, и обладал уникальным даром вызывать гром и летучий огонь с помощью секретного состава на основе черного порошка, который его дед вывез из Святой земли.

– Может, и не было, но мы могли бы попытаться, если бы он нам сказал, – возразил упрямый горец.

– Каким образом? – парировал Лахлан. – Что бы вы ни сделали, это ничего бы не изменило. Моей задачей было провести вас в замок и найти женщину, а вы с Гордоном обеспечивали прикрытие, чтобы никто не торчал у меня за спиной.

Маккей кивнул, глядя на него в упор:

– Да, я бы тоже на твоем месте поостерегся поворачиваться кое к кому спиной.

Ну хоть здесь они пришли к согласию.

Гордон сбросил плед, которым укутывал плечи, чтобы стать незаметным в темноте, и, скатав наподобие валика, выжал дождевую воду на грязный пол пещеры.

– Ты был прав и в другом: ребенку здесь не место, – тихо сказал он Лахлану и поежился. – Проклятье! Жаль, что нельзя развести костер.

Они не могли рисковать. Лахлан, конечно, надеялся, что им удалось оторваться от Бьюкена на приличное расстояние, но как скоро граф обнаружит, что его жена сбежала?

Осознав, что никто больше не прожигает две дырки в его спине, Лахлан украдкой бросил взгляд в угол пещеры и увидел, что графиня последовала его совету отдохнуть, пока можно. Они здесь не задержатся.

Гордон проследил за его взглядом и сказал с явным восхищением:

– Она очень храбрая. Хотел бы я знать, зачем ей все это. Поразительная женщина.

Тем же вопросом задавался и Лахлан, поэтому фыркнул: