– Сегодня я расскажу вам о дочери Генриха восьмого и Екатерины Арагонской, – оповестила учительница истории, заходя в класс. Ещё даже не поздоровалась с ученицами, не поприветствовала, не сложила учебники на учительский стол, а уже объявляет тему урока. Миссис Браун как раз любили за то, что она не рассусоливает и говорит всё достаточно лаконично, хотя, это больше свойственно преподавателям точных наук. История похожа на литературу, вот бы странно было, если бы учительница литературы ещё так кратко всё говорила, без лишних комментариев или своего мнения о ком-то. Но при всём этом она была очень креативна. Как-то в ней сочетались любовь к краткости и умение подать материал интересно.
Историчка поправляет очки на носу, хотя, по идее, за счёт горбинки очки не должны были бы постоянно спадать. К счастью, из-за своей хладнокровности и равнодушия ко всему – отношение миссис Браун к Мэриан почти не изменилось.
Ученицы стоят каждая возле своей парты, при входе исторички они делают книксен и хором здороваются:
– Здравствуйте, миссис Браун.
– Здравствуйте, здравствуйте, – коротко улыбается она, с шелестом складывая учебники и какие-то ещё листки на учительский стол. – Открывайте тетради, записывайте тему урока. Сегодня вы у меня напишете конспект. Да, у вас уже написано это в учебниках, да, зачем писать, если можно выучить материал из книг, но там всё довольно расплывчато, а сегодня мы поговорим об очень интересной личности, поэтому, я бы хотела, чтобы вы, девочки, знали всё досконально, именно самое важное и интересное я выделю для вас, а вы запишете.
Не сказать, что миссис Браун была красива. Она выглядела как обыкновеннейшая женщина своих средних лет: уже немолодая, но ещё и не прям старая. Историчка была самая неконфликтная из всех учителей, и не что бы она отличалась какой-то особой добротой или милосердием, и потому всех прощала. Скорее, ей просто не хотелось ни с кем связываться или отчитывать очередную провинившуюся. Вероятно, ей было лень.
– Думаю, вы все знаете то, как вызвать Кровавую Мэри, – говорит она, оборачиваясь к ученицам.
Мэриан вздрогнула, когда миссис Браун сказала имя «Мэри». Вроде, Мэри как Мэри, и легенду она эту знает, но «Кровавая» в сочетании с милым домашним именем «Мэри», как звали её мама и Мишель – как-то до дрожи ужасно. А ещё и этот Эллингтон, за счёт которого Мэри-Мэриан вполне могла сойти за «кровавую»…
За исключением О’Коннор все сидят, не шелохнувшись, хотя сама Мэриан так и чувствует, как их подмывает обернуться к ней.
– Там подождите, пока наступит ночь, зайдите в ванную, закройтесь, зажгите свечу, смотрите в зеркало и говорите «Кровавая Мэри, приди ко мне» три раза, потом, по идее, эта Мэри и должна к вам прийти, – продолжает историчка, вышагивая по классу. – Много, кто думает, что «Кровавая Мэри» – это про жертву маньяка, который вырезал ей глаза, или про Мэри, которая умерла от потери крови из-за того, что ей разодрали лицо, или это Мэри Уорт, которая убила своих собственных детей, или про Мэри, которая… – она внезапно замолчала, не докончив фразу.
Мэриан сглотнула и нервно хрустнула костяшками пальцев. В тишине класса это прозвучало очень громко.
Миссис Браун кашлянула и продолжила:
– И очень мало тех, кто знает, что «Кровавая Мэри» – это про Марию Тюдор, первую коронованную королеву Англии, – вещает историчка, потирая ладони. – Но теперь и вы будете это знать, – гордо говорит она, окидывая класс внимательным взглядом. – Рада, что вы теперь не будете входить в число невежд, понапридумывающих себе всяких Мэрь, при этом совершенно закрыв глаза на реальную историю, из-за которой, вообще-то, и возникла легенда, – она зловеще улыбнулась.
Как-то странно, она уже так много сказала. Ей это несвойственно. В обычное время она бы давно уже начала говорить «по делу». Или креатив сегодня преобладает над лаконичностью? Возможно.
– Итак! – она хлопнула в ладоши, призывая слушать внимательнее, видимо, заметив то, как некоторые начали считать ворон. – Мария Тюдор родилась восемнадцатого февраля в тысяча пятьсот шестнадцатом году, её отец был очень… – начала она свой долгий рассказ, но Мэриан её уже не слушала. Бездумно записывала то, что диктовала миссис Браун, из-за невнимательности путала слова и часто перечёркивала только что написанное, благодаря чему в её некогда чистой тетради развелись тёмно-синие грязные пятна от чернил.
Она не пришла в себя даже когда зазвенел звонок.
На перемене она по-прежнему сидела за партой и всматривалась в доску, на которой белым мелом были написаны самые важные даты.
Все уже встали и куда-то пошли, кто на обед, кто подышать воздухом, а Мэриан всё сидит и сидит.
Грейс смахивает рукой все учебные принадлежности Мэриан с парты на пол.
Это подействовало на О’Коннор так же отрезвляюще, как если бы её облили ледяной водой.
– Что ты делаешь?! – непонимающе вскрикнула она, выскакивая из-за парты и поднимая упавшие вещи. – Ты же староста, ты не должна так делать! – уже чуть спокойнее произносит она, но всё ещё на повышенных тонах.
– Я посчитала, что учебник истории слишком залежался у тебя на парте, – заявила Грейс, облокачиваясь на краешек деревянного ученического столика. – Скоро английский, – зевнула она. – Кровавая Мэри.
– А? – переспросила Мэриан, настораживаясь.
– Кровавая Мэри, говорю. О, не переживай, скоро так все тебя будут называть, уж я об этом позабочусь, – хихикает Грейс.
– Что тебе это даст? – устало спрашивает рыжеволосая. – Ну, зачем тебе это? Какой смысл тебе так делать?
– Просто. Чтобы тебя позлить и понапоминать – что ты натворила. Все мы знаем, что тебе не хочется думать об этом, если, конечно, ты не бесчувственная тварь или ты не сделала это намеренно.
– А ты ещё строишь из себя хорошую, Грейс. Лезешь из кожи вон перед учителями, а сама-то…
– Это не твоё дело – кого я из себя строю, – отрезала Грейс.
– Моим делом будут все дела, какие я захочу, – шипит Мэриан.
Грейс вытаскивает ручку из пенала О’Коннор и пристально рассматривает её, вертя в руках.
Мэриан сжимает запястье Грейс, пока у той не начинает белеть кожа вокруг того места, где её схватила Мэриан.
– Положи на место, – цедит она, отделяя слова друг от друга, что ей не очень-то характерно: обычно она говорит быстро, запинаясь и иногда заикаясь.
Грейс выпускает ручку и вырывается из хватки Мэриан.
– Жди того, как тебя выгонят из школы, – напоследок обещает Моррисон, быстрым шагом выходя из класса.
Мэриан медленно моргает и не понимает – за что. Что она-то сделала Грейс за все восемь лет? Испортила конспект, схватила за руку. Всё. Но ненавидела её Грейс всегда. Ещё с первого класса. Да и у Мэриан никогда не было подруг, разве что приятельницы, с которыми потом общение всё равно медленно сходило на «нет». Словно они все чувствовали, прям как знали, что Мэриан в будущем убьёт человека, и чтобы этим человеком не стали именно они – всеми силами избегали и сторонились Мэриан, чтобы не попасться в час X под горячую руку.
По логике, они должны же теперь подумать, что всё, опасность миновала, убит Джексон Эллингтон, а не кто-то из них, поэтому, можно наконец-то начать дружить с Мэриан, ведь уже никому не грозит быть убитым. Но нет, по иронии судьбы, сейчас к ней все относятся ещё хуже, чем раньше.
Грейс сказала, что всех настроит против Мэриан. Куда ещё-то? Что ж, посмотрим.
Она лежит в своей кровати ночью, и перед сном мечтает вовсе не о лучшей жизни, не о прекрасном принце, не об отличных оценках в школе или миллионах фунтов стерлингов с розовым единорогом в придачу. Она могла бы мечтать об этом. Но всё это не сделает её в глазах людей прежней Мэриан, которой она раньше была. Это не сделает её лучше. Разве что стереть всем память, но она-то всегда сама будет помнить обо всём. В глазах самой себя она уже никогда не сможет стать прежней. Мэриан могла бы попытаться забыть, но такое вряд ли забудешь, да и волшебного аппарата, стирающего память – всё равно не существует. Ещё не изобрели.
«Если до того, как я умру, стиратель память изобретут – я сразу же воспользуюсь предоставившейся мне возможностью» – обещает она самой себе, на что маленькая Мэриан в её голове качает головой и грустно улыбается, понуро засунув руки в карманы платья.
Как долго все ещё будут ненавидеть её? Как долго Мишель будет избегать её и общаться теперь только по делу? Как долго родители будут обвинять её и продолжать стоять на своём, что это она во всём виновата? Да, виновата, но они ещё ни слова не сказали о том, что Джексон мог бы и не лезть в их машину.
Мэриан изо всех сил старается забыться во снах, хотя бы на момент того, когда она спит – не думать о реальности, не пытаться решить те проблемы, что теперь преследуют её каждый день, не оставляя шанса на спокойное и беззаботное существование, которым она не насладилась сполна раньше.
«Если бы Грейс не существовала, а, соответственно, никогда бы надо мной не издевалась, то можно было бы считать, что до убийства Джексона у меня правда не было проблем» – сонно думает она, через раз открывая слипающиеся веки, которые будто мёдом намазали, что их так друг к другу тянет.
Она старается не думать о ныне покойном Джексоне Эллингтоне. Если бы он не умер, то непременно бы возжелал отомстить той, что ослепила его на один глаз. Это была бы ещё одна проблема – постоянно быть начеку и подозревать, что за каждым углом может стоять он, в ожидании, когда Мэриан подойдёт ближе, и там уже нанести ей удар.
«А что, если точно так же за углом может стоять миссис Эллингтон, потому что она захотела отомстить за своего мужа?» – мысль вязнет в омуте сна, и едва не пропадает в нём, но Мэриан успевает заметить её, эту мысль. Она открывает глаза, которые почему-то больше не слипаются, и лежит. Так и видно, как в её голове крутятся шестерёнки, а Мэриан размышляет – будет ли миссис Эллингтон так далеко идти. «Надеюсь, что не будет, но я всё равно теперь буду ещё осторожнее» – решает она и считает, что теперь нужно будет не спокойно проходить мимо переулков и углов домов, а быстро пробегать их, чтобы, если что, застать врасплох жену Джексона, дабы она не успела сделать Мэриан что-то плохое.
Даже во сне Джексон преследует её. Однажды он держал в руках окровавленные ножницы, на которые был нанизан его же глаз, и покойник тыкал этими же ножницами в Мэриан, которая из-за шока и слова сказать не могла, только кричала и зажмуривала глаза, стараясь не видеть этого ужаса. Он снится ей каждый день, и ей кажется, что он снится ей уже всю жизнь, что она и не помнит жизнь до того, как она совершила убийство, хотя, так глупо, прошло меньше недели.
Она мечтает видеть во сне любые кошмары, любые ужасные вещи, Господи, да всё, что угодно, только не Джексон и не что-то, связанное с ним.
«Мэриан широко распахивает глаза и в панике вертит головой, оглядываясь.
Она плавает в какой-то красной густой воде, похожей по консистенции на жидкий йогурт, и только за счёт плотности этой жидкости она ещё удерживается на плаву, потому что Мэриан не чувствует ногами дна. А ещё она не умеет плавать.
Но ей страшно даже не столько из-за того, что она может утонуть. Её пугает металлический запах того, в чём она находится. И почти сразу по запаху и цвету она определяет, что это кровь.
Море крови.