Я лишь кивнула, не решаясь ответить, поскольку не хотела возвращаться в Лейк-Финикс. Мое нежелание было настолько сильным, что я сбежала из дома, не имея, по сути, ни плана, ни снаряжения, если не считать айпода сестры.
– Так, – Конни потянула за поводок, отчего ее пес неуклюже поднялся на ноги, – обязательно передавай от меня привет маме и папе. Надеюсь, у них все благополучно, и… – она вдруг умолкла, ее глаза расширились, а щеки слегка порозовели. Я сразу распознала эти признаки, хотя и наблюдала их лишь последние три недели: Конни вспомнила.
Произошедшее не укладывалось у меня в голове, но последствия этого были мне на руку. На следующий же день каким-то образом узнала вся школа, включая учителей, но я так и не поняла, кто и зачем им сообщил. Однако только этой переменой и можно было объяснить тот факт, что я сдала на пятерки выпускные экзамены, в том числе тригонометрию, по которой мне реально грозила отметка «удовлетворительно». И если этого недостаточно, то вот другой пример: учительница английского, раздавая проверенные экзаменационные работы, положила мою на парту, задержав на ней руку, и мне пришлось посмотреть ей в глаза.
– Тебе сейчас, должно быть, тяжело учиться, – негромко проговорила она, как будто мы были наедине, хотя весь класс ловил каждое слово. – Просто старайся насколько сможешь, хорошо, Тейлор?
Я прикусила губу и самоотверженно кивнула, сознавая, что притворяюсь, делая то, чего она от меня ожидает. Разумеется, за экзаменационную работу я получила «отлично», хотя из «Великого Гэтсби» прочитала только самый конец, да и то по диагонали.
Все изменилось или, вернее, вот-вот должно было измениться. Но пока этого не случилось, и потому слова сочувствия производили странное впечатление, как будто мне говорили: «Как жаль, что у вас сгорел дом», – хотя он стоял невредимый, но рядом, ожидая своего часа, курился уголек.
– Передам, – быстро проговорила я, стремясь избавить себя от необходимости выслушивать очередной монолог о каком-то знакомом знакомых, который чудесным образом исцелился благодаря акупунктуре/медитации/тофу (не стоит ли и нам попробовать что-нибудь такое?). – Спасибо.
Эти речи произносили благожелательно, с частыми паузами, и я их уже слышать не могла без тошноты.
– Береги себя, – заключила Конни, вкладывая в эти слова особый смысл, и похлопала меня по плечу. В ее взгляде читались жалость, страх и желание держаться от меня подальше – раз это случилось у нас в семье, то может произойти и с ней.
– Вы тоже берегите себя, – я старалась сохранять на лице улыбку.
Она снова махнула мне рукой, и собака потащила ее дальше по улице. Только тогда, перестав улыбаться, я пошла в противоположном направлении, но теперь мне стало казаться, что бегством ситуацию не исправить. Что толку бежать, если тебе упорно будут напоминать о том, от чего ты убегаешь?
Последнее время я не испытывала необходимости удирать из дому, но еще несколько лет назад предпринимала такие попытки довольно часто.
Началось это с пяти лет. Меня раздражало, что мама все внимание уделяла малышке Джелси, а Уоррен не играл со мной. Я ушла, и с тех пор большой мир за подъездной дорожкой манил меня. Я уходила по нашей улице, просто желая узнать, сколько пройдет времени, прежде чем родители заметят мое отсутствие. Меня, разумеется, быстро находили и возвращали домой, но начало было положено и побег стал моим излюбленным ответом на любое огорчение. Эти уходы стали настолько обычным делом, что когда я, обливаясь слезами, объявляла с порога, что ухожу навсегда, мама, едва взглянув на меня, лишь кивала и просила не опаздывать к ужину.
Готовая пострадать, я бы послушала и «Бентли Бойз», лишь бы отвлечься от мрачных мыслей. Я достала айпод сестры и вдруг позади услышала тихое урчание спортивного автомобиля.
Оборачиваясь, я уже знала, что увижу. Тут мне пришло в голову, что с момента ухода из дому, должно быть, прошло больше времени, чем мне казалось. За рулем серебристой машины с низкой посадкой, улыбаясь, сидел отец.
– Привет, малыш, – помахал он в открытое окно. – Хочешь, прокачу?
Понимая, что разыгрывать бегство из дома теперь просто бессмысленно, я открыла дверь и села рядом с ним. Он посмотрел на меня и приподнял брови.
– Что нового? – задал он свой обычный вопрос.
Я пожала плечами и уставилась в пол, на серые коврики под ногами, все еще как новенькие, хотя отец ездил на этой машине уже год.
– Знаешь, просто захотелось прогуляться.
Отец кивнул.
– Само собой, – сказал он совершенно серьезно, как будто поверил мне. Но мы оба знали, что? это было на самом деле – обычно в подобных случаях меня отыскивал именно отец. Казалось, он всегда знал, куда я отправлюсь, а найдя, не сразу вез меня домой, а сначала кормил мороженым, предварительно взяв обещание не рассказывать об этом маме.
Я пристегнула ремень безопасности. К моему удивлению, отец не развернулся, а поехал в прежнем направлении и затем свернул в центр.
– Куда едем? – спросила я.
– Нам, наверно, не помешает позавтракать, – ответил он и, останавливаясь на красный свет, мельком взглянул на меня. – Почему-то все бублики в доме – с кунжутом.
Я только усмехнулась, и когда мы подъехали к кафе «Стэнвич-Дели», вошла следом за отцом. Народу было много. Отец встал в очередь, а я ждала в сторонке, пока он закажет и расплатится. Блуждая взглядом по залу, я заметила Эми Карри, стоявшую ближе к началу очереди и державшую за руку высокого симпатичного парня в футболке с надписью «Колледж Колорадо». Я не очень хорошо знала Эми, которая только прошлым летом вместе с мамой и братом переехала в дом на нашей улице, но она улыбнулась и помахала мне, а я в ответ – ей.
Подошла наша очередь. Отец, расплачиваясь, что-то сказал, и кассир, молодой парень, рассмеялся. При взгляде на отца нельзя было представить, что с ним что-то всерьез неладно. Я посмотрела, как он бросил сдачу в банку для чаевых, стараясь не замечать ни худобы, ни слегка желтоватого оттенка кожи, ни утомленного вида, и глубоко вздохнула, изо всех сил стараясь не думать о том, что, по прогнозам врачей, жить ему осталось примерно три месяца.
Глава 2
– Нам обязательно это слушать? – в третий раз за последние десять минут простонала Джелси с переднего пассажирского сиденья.
– Можешь узнать что-нибудь новое, – сказал Уоррен с водительского сиденья. – Верно, Тейлор?
Я вытянулась на заднем сиденье и после этих слов опустила на глаза солнцезащитные очки и прибавила громкость айпода. От нашего дома в Стэнвиче (штат Коннектикут) до Лейк-Финикса всего три часа езды, но мне казалось, что более долгой поездки у меня в жизни не бывало. И поскольку брат вел машину как пенсионер (однажды ему выписали штраф за слишком медленную езду), мы тащились более четырех часов.
В старом, отделанном деревянными панелями «ленд крузере», который обычно водили мы с Уорреном, нас сидело всего трое. Родители поехали впереди на маминой машине, набив ее запасами на все лето. Большую часть пути я старалась не обращать внимания на пререкания брата и сестры из-за того, что именно слушать. Джелси не желала ничего, кроме «Бентли Бойз», а Уоррен требовал, чтобы поставили его компакт-диск с «Великими лекциями». Брат победил в последнем раунде, и лектор стал монотонно, с британским акцентом рассказывать о квантовой механике – я узнала о ней больше, чем хотела.
По этой дороге я не ездила уже пять лет, но все равно помнила каждый поворот. Родители купили дом в Лейк-Финиксе еще до моего рождения, и одно время мы проводили в нем каждое лето. Уезжали туда в начале июня, а возвращались в Стэнвич в конце августа. По будням отец оставался в Коннектикуте, а в выходные приезжал к нам. Лето для меня было главным временем года, и в школе я считала дни до начала каникул, мечтая о Лейк-Финиксе.
Но мое двенадцатое лето закончилось печально, и я испытала облегчение, когда было решено, что на следующий год мы не поедем в дом у озера. Тем летом Уоррен решил, что ему надо максимально улучшить аттестат, и записался на интенсивную программу подготовки в колледж при Йельском университете. Джелси недавно начала заниматься балетом с учителями и не хотела на лето прерывать занятия. А я, не желая возвращаться в Лейк-Финикс к той каше, которую там заварила, нашла себе летний океанографический лагерь (одно время я хотела стать морским биологом) и уговорила родителей отправить меня туда. И с тех пор каждый год случалось что-нибудь, что мешало нам провести лето в Лейк-Финиксе.
Джелси стала ездить в балетные «спящие лагеря»[1 - «Спящий лагерь» – название фильма ужасов, в котором необщительную девочку в летнем лагере обижают и подростки, и взрослые, но вскоре ее обидчики погибают от рук таинственного убийцы.]. Мы с Уорреном участвовали в летних программах (он строил игровую площадку в Греции, а я провела лето, безуспешно пытаясь освоить китайский методом погружения в Вермонте). Мама стала сдавать наш дом у озера: было ясно, что мы слишком заняты, чтобы всем вместе проводить там лето.
Нынешний год обещал быть таким же, как и предыдущие: Джелси планировала снова поехать в балетный лагерь, где теперь считалась восходящей звездой, Уоррену предстояла стажировка в отцовской юридической фирме, а я собиралась просто позагорать. На самом деле я с огромным нетерпением ожидала конца учебного года. Мой друг Эван порвал со мной за месяц до окончания занятий, а все наши общие друзья, чтобы не раскалывать компанию, приняли его сторону. Внезапная потеря друзей и хоть какого-то общения при обычных обстоятельствах сделала бы перспективу отъезда из города на лето очень привлекательной. Но я не хотела возвращаться в Лейк-Финикс. Пять лет не ступала моя нога на землю Пенсильвании. Еще три недели назад мысль провести лето всей семьей никому и в голову не приходила, но теперь мы ехали в Лейк-Финикс.
– Прибыли! – радостно провозгласил Уоррен, притормаживая.
Я открыла глаза, села и огляделась по сторонам. В глаза бросилось обилие зелени – ярко-зеленые деревья и трава по обе стороны дороги. Деревья росли очень густо, лишь кое-где за ними угадывались подъездные дорожки и дома. Я взглянула на термометр: здесь было на десять градусов меньше, чем в Коннектикуте. Хотелось мне того или нет, но я снова вернулась в горы.
– Наконец-то! – проворчала с переднего сиденья Джелси.
Я вытянула шею, затекшую ото сна в неудобном положении. Впервые я была полностью согласна с сестрой. Уоррен поехал еще медленнее, посигналил и свернул на посыпанную гравием дорожку, ведущую к нашему дому. Все подъездные дорожки в Лейк-Финиксе имеют такое покрытие. По нашей я определяла, много ли прошло времени с начала каникул. В июне мне с трудом удавалось пройти босиком от машины до крыльца, я морщилась на каждом шагу – камни больно впивались ступни. А к августу кожа грубела, и на темно-коричневой предплюсне резко выделялись белые полосы от шлепанцев – и я уже с легкостью бегала по подъездной дорожке туда-сюда.
Я отстегнула ремень безопасности и подалась вперед, насколько позволяли передние сиденья, чтобы лучше видеть через лобовое стекло. Прямо передо мной расположился летний дом. Я сразу обратила внимание, что он точно такой же, как и прежде: темная древесина, остроконечный фасад, окна от пола до потолка и опоясывающая его со всех сторон терраса.
Потом я заметила собаку.
Она сидела на крыльце рядом с дверью и при приближении машины не поднялась, не убежала, а завиляла хвостом, как будто все это время только и делала, что ждала нас.
Уоррен заглушил мотор.
– Это что такое? – спросила Джелси.
– Где? – уточнил Уоррен. Джелси указала, и он прищурился, глядя через окно. – О, – сказал брат, и я обратила внимание, что Уоррен не собирается вылезать из машины. Он боялся собак, хоть и отрицал это, с тех пор, как няня-идиотка позволила ему в семилетнем возрасте посмотреть «Куджо»[2 - Куджо – кличка сенбернара из фильма ужасов режиссера Льюса Тига, снятого в 1983 году по одноименному произведению Стивена Кинга.].
Я открыла дверь и ступила на дорожку, желая рассмотреть собаку получше. Вид у нее был не самый привлекательный. Не крупная, но такую в сумку не положишь и случайно на нее не наступишь. Темно-рыжая шерсть торчала во все стороны, придавая ей какой-то игрушечный вид. Это была дворняга с непропорционально большими, стоячими, как у немецкой овчарки, ушами, короткой мордой и длинным, как у колли, хвостом. На шее собаки я обнаружила ошейник и прикрепленную к нему бирку с именем – псина была явно не бродячая.
Джелси тоже вышла из машины, но Уоррен оставался за рулем и, когда я подошла к нему, открыл окно.
– Я тут посижу… гм, займусь сумками, – пробормотал он, передавая мне ключи.
– Серьезно? – я с удивлением взглянула на него. Брат залился краской и быстро поднял стекло, будто эта собачонка могла броситься через окно на переднее сиденье «ленд крузера».