Банка тунца помогла мне осознать пределы помощи в рамках благотворительности, в итоге направив меня на новый путь – к импакт-инвестициям. Я начала размышлять о том, как более эффективно решать вопросы, которые меня волновали. В чем корень всех проблем? И есть ли у меня сравнительные преимущества в мировом сообществе активистов в условиях той мировой экономики, где доминируют интересы США?
Как и многих моих коллег по колледжу, меня всю жизнь учили верить в то, что я способна решить любую проблему. В некотором роде такое высокомерие сослужило мне хорошую службу: действительно, ощущение, что я никогда не потерплю большую неудачу, является движущей силой моей деятельности. Но иногда мне приходилось проверять реальность ограничений индивидуальной эффективности на двух уровнях:
1. Главное правило, которому учат поборников социальной справедливости (особенно белых, принадлежащих привилегированному слою общества), состоит в том, чтобы взять на себя инициативу в обделенном сообществе, которому вы хотите помочь, – и не только для блага других, но и для собственного освобождения. Ваш опыт может внести важный вклад, но он должен быть соответствующим образом вписан в контекст. Согласитесь, вы не можете определять приоритеты другого человека и, следовательно, никогда не сможете действовать в одиночку для решения коллективной проблемы.
2. Независимо от полномочий, в соответствии с которыми вы работаете, существуют пределы эффективности отдельных действий в рамках поврежденных систем. Иногда вам просто нужно изменить саму систему. Чтобы сделать это, вы должны выяснить, в чем суть проблемы, и сразу же приступить к ее решению.
Учитывая мою относительную неопытность, я все же осознала всю тщетность тех усилий, которые я и другие молодые люди из элитных колледжей предпринимали, чтобы служить людям в развивающихся странах или в сообществах США, не определив, где мы больше всего необходимы и где мы можем быть наиболее эффективными. Мы попали в ловушку, сосредоточившись больше на том, что интересно нам, а не на том, что может быть действительно полезно другим.
Я также начала осознавать, что насущные проблемы, которые я надеялась решить в ходе работы в области развития, – нехватка продовольствия, чистой воды, жилья, образования и антисанитария – в значительной степени были обусловлены глобальными экономическими силами – моделями, политикой, компаниями, созданными в США. Если бы я захотела помочь коренным жителям Эквадора, окружающая среда и здоровье которых пострадали от деятельности нефтяных компаний США, работающих в их регионе, и полетела бы к ним ближайшим рейсом, чтобы бороться вместе с ними – как будто я каким-то образом лучше них знала, чем им можно помочь, – вряд ли я реально изменила бы ситуацию. Самое эффективное, что я могла сделать, будучи американской студенткой колледжа в пригороде Пенсильвании, – это заставить американские компании привести свои дела в порядок.
Привлечь к ответственности нефтяные компании в Эквадоре, вероятно, ненамного проще, чем эффективно доставлять продовольственную помощь в Сьерра-Леоне. Но как граждане Соединенных Штатов, как и любой другой нации, мы имеем некоторую власть над политиками и корпорациями, рожденными на нашей земле. Мы просто склонны слишком легко отказываться от своей силы, вместо того чтобы использовать эту власть в нашей собственной игре.
Нация неизвестных миллиардеров
Когда активисты организуют кампанию, они часто начинают с «анализа власти», определяя, кто имеет полномочия изменить ситуацию, а затем рассматривают, кто или что может реально повлиять на эти центры силы. (В идеале хорошо бы также изменить эти институты таким образом, чтобы власть не находилась в столь тесной связи с компаниями, но обычно речь идет о серии небольших политических побед, способных в итоге привести к общим структурным изменениям.)
Власть неизбежно связана с деньгами. Кому выгодны определенный статус-кво или деструктивное поведение и какие изменения необходимы для того, чтобы такой порядок вещей стало невыгодно поддерживать? Как модифицировать факторы принятия решений, чтобы получать результаты, отличные от традиционно получаемых?
Обычно предполагается, что те, кто хочет изменить несправедливую систему, имеют ограниченный доступ к ресурсам, а те из нас, кто не является белым и не имеет высшего образования или высокого происхождения, имеют еще меньший доступ. Мы воспринимаем институты и сверхбогатые компании как носителей колоссального благосостояния, которыми при этом управляет крошечная группа индивидуумов – так называемые 10 % против одного[11 - Имеется в виду вариация «Золотого миллиарда». Прим. пер.]. Поскольку эта реальность болезненна для тех из нас, кто не входит в финансовую элиту, мы можем избегать вопроса об инвестициях и их влияния на экономические системы. Это кажется совершенно недостижимым, чтобы быть эффективным.
Но когда вы задумываетесь о том, кто на самом деле финансирует наши богатые институты, кому они служат с точки зрения закона и, следовательно, кто может оказывать на них влияние, вырисовывается другая картина. Будучи студенткой в Swarthmore College, я обнаружила, что можно обладать властью миллиардера, даже не подозревая об этом.
Swarthmore, как и многие другие элитные колледжи, имеет фонд почти в два миллиарда долларов[12 - Finance and Investment Offices, Swarthmore College, n.d., https://www.swarthmore.edu/finance-and-investment-office, February, 2, 2017.]. Как некоммерческое учреждение, колледж по закону обязан вкладывать эти деньги в поддержку своей образовательной миссии и в служение своим студентам. В этом отношении колледж ничем не отличается, к примеру, от пенсионной системы государственных служащих штата Калифорния (CalPERS), которая с целью получения прибыли инвестирует в пенсионные фонды средства калифорнийских учителей, контролируя таким образом инвестиции в размере около 300 миллиардов долларов, или от пенсионной системы работников города Нью-Йорка (NYCERS), на которую возложена обязанность по сохранению пенсионных накоплений в размере 47 миллиардов долларов США[13 - Investments, California Public Employees’ Retirement System (CalPERS), n.d., https://www.calpers.ca.gov/page/investments, June 4, 2016; M. Braun, NYC Pension Weighs Liquidating $1.5 Billion Hedge Fund Portfolio, Bloomberg, April 13, 2016.].
Подобно мне, или воспитателю детского сада в Окленде, или санитарному работнику в Бронксе, или работнику с минимальной заработной платой, имеющему банковский счет в крупном учреждении, почти каждый в Соединенных Штатах имеет какое-то отношение к учреждению, инвестирующему не менее одного миллиарда долларов. На определенном уровне мы все миллиардеры, когда речь заходит о влиянии на то, куда идут наши деньги в экономике. Вопрос заключается в том, как мы используем свои возможности.
В 2007 году я провела семинар по вопросам импакт-инвестиций на самом первом Социальном форуме США (USSF), проходившем в Атланте. USSF – это собрание общественных активистов, выходцев со Всемирного социального форума (WSF).
У семинара, который проводился буквально в подвале, была минимальная реклама, и я понятия не имела, кто там будет присутствовать (если вообще кто-то придет). Когда я вошла в комнату, пять белых представителей Resource Generation, прогрессивной организации, которая помогает молодым богатым благотворителям эффективно действовать в целях социальной справедливости, уже сидели в первом ряду с ноутбуками на коленях.
«Отлично, – подумала я, – хорошая небольшая группа со схожими целями. Здесь мы сможем реально поговорить». А примерно через десять минут в помещение вошла делегация из тридцати (или около того) чернокожих женщин в ярко-фиолетовых рубашках Международной службы SEIU. Они приехали на конференцию в Атланту из Техаса на автобусе. В ходе знакомства эти женщины сказали, что, хотя они и не ожидали, что когда-либо станут миллионерами, им известно, что их пенсионный фонд является ресурсом власти, и им было бы любопытно узнать, как они могут более активно использовать свою коллективную власть в качестве инвесторов.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: