Превращения Арсена Люпена

Кардинал Бонншоз выслушал эту речь, не перебивая, однако же не смог скрыть от дез’Оба, что история вызывает у него большие сомнения. Тогда шевалье вышел и вернулся, держа в руках ящичек черного дерева.

«Вот та самая шкатулка, которую я нашел у подножия камня и счел разумным забрать с собой. Возьмите ее, монсеньор, и оцените хранящиеся в ней несколько сотен драгоценных камней. Тогда вы поверите, что моя история правдива и что достойный священник не ошибся, говоря о неисчислимых богатствах, потому что под гранитной глыбой было спрятано, по его словам, десять тысяч драгоценных камней, таких же великолепных, как эти».

Настойчивость шевалье и доказательство, им представленное, убедили кардинала, и он согласился взяться за это дело и вызвать старика к себе, как только решение будет принято.

Аудиенция закончилась. Архиепископ твердо собирался сдержать свое обещание, но этому помешали известные события: начало войны между Францией и Пруссией и последующие многочисленные поражения. У кардинала не находилось времени ни на что, кроме исполнения взятых на себя обязательств. Наконец империя рухнула. Францию наводнили вражеские войска.

Миновало несколько месяцев. Когда Руан оказался под угрозой оккупации, у кардинала, собравшегося отправить в Англию некие документы, которыми он дорожил, возникла мысль присоединить к ним шкатулку шевалье. Четвертого декабря, накануне захвата города немцами, его доверенный слуга Жобер лично сел на козлы кабриолета и направился в Гавр, где должен был взойти на борт корабля.

Два дня спустя кардиналу сообщили, что труп Жобера нашли в овраге, в лесу Рувре, в десяти километрах от Руана. Сундук с документами был цел, но кабриолет и лошади бесследно исчезли, как и шкатулка из черного дерева. О несчастном слуге удалось узнать лишь то, что его якобы убил патруль немецкой кавалерии, который на выезде из Руана дерзко нападал на экипажи богатых буржуа, спешивших в Гавр.

На этом череда несчастий не прервалась. В начале января кардинал принял посланца шевалье дез’Оба. Старик не смог пережить поражение своей страны. Умирая, он нацарапал несколько строк, которые едва можно было разобрать: «Слово, обозначающее местонахождение тайника, написано на дне шкатулки… Я спрятал канделябр у себя в саду».

Итак, следы сокровищ затерялись. Шкатулка исчезла, а вместе с ней исчезло и доказательство того, что рассказ шевалье содержал хоть какое-то зерно истины. Никто даже не видел этих драгоценностей. Да и были ли они подлинными? И более того, существовали ли они в реальности, а не только в воображении шевалье? Возможно, в этой шкатулке хранилось всего лишь несколько поддельных камешков и пара цветных стекляшек…

Сомнение кардинала нарастало, и в конце концов он принял решение никому ничего не рассказывать, посчитав признание шевалье дез’Оба проявлением старческого слабоумия. Разве это было бы не опасно – распространять подобный вздор? Потому он и молчал. Но…

– Но?.. – поторопил рассказчицу Рауль д’Андрези, которому «подобный вздор» казался чрезвычайно интересным.

– Но, – ответила Жозефина Бальзамо, – прежде чем принять окончательное решение, кардинал написал эти несколько страниц – воспоминания о своем пребывании в Шато-де-Гёр и о последующих событиях, – воспоминания, которые он забыл сжечь… или же они затерялись… и которые спустя несколько лет после его смерти были найдены в одной из книг по богословию, когда кардинальскую библиотеку распродавали на аукционе.

– Найдены кем?

– Боманьяном.

Жозефина Бальзамо рассказывала эту историю, опустив голову и несколько монотонно, как заученный урок. Подняв наконец глаза, она взглянула на Рауля и поразилась выражению его лица:

– Что с тобой?

– Меня это восхищает. Ты только представь, Жозина, только представь: благодаря трем старикам, передавшим друг другу по эстафете свои откровения, мы можем вернуться больше чем на столетие назад и прикоснуться к легенде… да что там – к великой тайне, восходящей к Средневековью. Цепь не прервалась! Все звенья на месте. И последним звеном этой цепи является Боманьян. Что же он сделал, этот Боманьян? Следует ли нам признать его достойным взятой на себя роли или – отодвинуть в сторону? Должен ли я присоединиться к нему или – наоборот – вырвать из его рук факел эстафеты?

По возбуждению Рауля Калиостро поняла, что он не позволит прервать себя. Она мешкала, потому что самые главные слова – во всяком случае для нее, потому что речь шла о ее роли, – еще не прозвучали.

Но он сказал ей:

– Продолжай, Жозина. Будущее великолепно. Пойдем к нему вместе и добьемся награды, которая находится на расстоянии вытянутой руки.

И она продолжила:

– Боманьяна можно описать одним словом: честолюбие. С самого начала свое вполне искреннее желание стать духовным лицом он поставил на службу безграничному честолюбию; то и другое позволило ему войти в орден иезуитов, где он занимает значительное положение. Обнаружив мемуары кардинала, он словно опьянел. Перед ним открылись широкие горизонты. Ему удалось убедить некоторых своих иерархов, удалось распалить в них желание завладеть огромным богатством, и он добился от ордена обещания пустить в ход все влияние, каким располагают иезуиты.

Он сразу же собрал вокруг себя мелкопоместных дворян – более или менее родовитых, но увязших в долгах – и, слегка приподняв перед ними завесу тайны, организовал из них банду заговорщиков, готовых на самые сомнительные дела.

Каждый занимался поисками в отведенной ему сфере.

При этом Боманьян удерживал их деньгами, которые раздавал не считая.

Два года кропотливых изысканий дали свои плоды. Во-первых, выяснилось, что обезглавленного священника звали брат Николя и что он был казначеем аббатства в Фекане. Во-вторых, тщательно изучив секретные архивы и старые картулярии[18 - Картулярий – сборник копий документов, составлявшийся главным образом в монастырях в период Средневековья.], заговорщики обнаружили интересную переписку, которая велась раньше между французскими монастырями, и узнали о давнем законе, по которому все католические епархии добровольно отчисляли десятину от своих доходов. Поступала же эта десятина только в монастыри Ко. Это выглядело как создание общей казны, некоего неисчерпаемого запаса – и на случай вражеского нападения, и для денежного обеспечения будущих Крестовых походов. Этими богатствами распоряжался Совет казначейства, состоявший из семи членов, но только один из них знал место хранения клада.

В революцию монастыри были разрушены, однако сокровища никуда не делись. И брат Николя оказался их последним хранителем…

Наступило долгое молчание. Любопытство Рауля было удовлетворено; охваченный сильнейшим волнением, он наконец тихо сказал:

– Как все это прекрасно! Какая чудесная история! Я был уверен, что прошлыми поколениями нам завещаны сказочные сокровища, но их поиск непременно и неизбежно заводит в тупик. Да и как может быть иначе? В распоряжении наших предков не было сейфов и подвалов Банка Франции. Им приходилось выбирать естественные тайники, куда они складывали золото и драгоценности и сведения о которых передавали в виде мнемонической формулы, заменяющей шифр для замка. Стоило случиться какой-нибудь катастрофе, и секрет безвозвратно терялся, как и сокровища, накопленные с таким трудом.

Но теперь, Жозефина Бальзамо, будет иначе! Если брат Николя сказал правду – а все это подтверждает! – и в таком необычном тайнике были спрятаны десять тысяч драгоценных камней стоимостью примерно в миллиард франков… во столько я бы оценил эти сокрытые богатства, завещанные нам Средневековьем… то это значит, что итог усилий тысяч и тысяч монахов, все это гигантское приношение католического христианства и великих эпох фанатической веры находится под гранитной глыбой посреди нормандского сада! Ну разве не восхитительно?

А какова твоя роль в этом приключении, Жозефина Бальзамо? Какой вклад внесла ты? Получила ли какое-нибудь указание от Калиостро?

– Всего неколько слов, – сказала она. – В списке из четырех найденных им загадок напротив вот этой – «Сокровища королей Франции» – он оставил примечание: «Между Руаном, Гавром и Дьеппом. (Признания Марии-Антуанетты)».

– Да-да, – глухо отозвался Рауль, – на земле Ко… в дельте древней реки, на берегах которой благоденствовали французские короли и монастыри… вот где спрятаны сокровища, накопленные за десять веков христианства… И я их, конечно же, найду.

Затем, повернувшись к Жозине, он спросил:

– Так ты тоже их искала?

– Да, но не имея точных сведений…

– А та, другая женщина искала? – поинтересовался он и заглянул ей прямо в глаза. – Та, что убила двух друзей Боманьяна?

– Да, – подтвердила она. – Это маркиза де Бельмонт, которая, как я предполагаю, приходится Калиостро родственницей.

– И ты ничего не нашла?

– Ничего, пока не встретила Боманьяна.

– И он хотел отомстить за убийство своих друзей?

– Да.

– И постепенно посвятил тебя во все, что знал сам?

– Да.

– По собственному желанию?

– По собственному желанию…

– То есть ты догадалась, что он преследует ту же цель, и, воспользовавшись его любовью к тебе, подтолкнула к откровениям?

– Да, – сказала она спокойно.

– Рискованная игра.

– Вся моя жизнь – игра. Решив меня убить, он явно хотел таким образом освободиться от своей любви, которая заставляла его страдать, потому что оказалась безответной. Вдобавок, и это главное, он испугался, что был слишком откровенен со мной. Я вдруг стала врагом, который может добраться до цели раньше его. В тот день, когда он понял свою ошибку, я была приговорена.

– Однако все его открытия свелись к нескольким, причем довольно неточным, историческим свидетельствам, ведь так?