– Я ничуть не лучше вас, не такая ловкая, как ты, Ирэн, не такая серьезная, как Шарлотта, и не такая благородная, как Жюли. У меня, как и у вас, есть ухажеры… которые не ждут от меня большего, чем я могу им дать… но которым я все же даю больше, чем мне хотелось бы. И я знаю: когда-нибудь все это кончится плохо. Ну да и как иначе?! На таких, как мы, не женятся. Мужчины видят нас в этих роскошных нарядах и робеют.
– О, тебе-то нечего опасаться, – проговорила одна из девушек. – Ведь карты предсказали тебе богатство.
– Откуда оно возьмется? От какого-нибудь старого богатея? Нет, никогда! И все же я мечтаю об удаче.
– О какой?
– Сама не знаю… У меня в голове такая путаница. Мне хочется счастья в любви, но хочется и денег.
– И то и другое вместе? Черт возьми, да для чего же это?
– Любви – для счастья.
– А денег?
– Сама не знаю для чего. Есть у меня мечты, есть амбиции, я вам о них уже рассказывала. Мне хотелось бы разбогатеть… даже не ради себя… ради других… ради вас, мои милые… Я мечтаю…
– Ну же, говори, Арлетт!
Девушка ответила, понизив голос и улыбнувшись:
– Это глупо… такие детские мечты. Мне хотелось бы иметь много-много денег, но не для себя, а просто чтобы я могла ими распоряжаться. Например, стать начальницей, директрисой большого дома моделей, где все было бы по-новому, где всем было бы хорошо… где работницам давали бы приданое… да-да, чтобы каждая из вас могла выйти замуж по своему выбору.
И девушка рассмеялась над своей несбыточной мечтой. А все прочие призадумались. Одна даже прослезилась.
Арлетт продолжала:
– Да-да, настоящее приданое, и притом наличными… Я не очень-то ученая… У меня даже школьного аттестата нет… Но все же я записала эти свои планы, пусть даже с грамматическими ошибками. По этим планам каждая из девушек по достижении двадцати лет должна получить приданое… а потом деньги на первого ребенка… а потом…
Но тут открылась дверь и директриса позвала:
– Арлетт, к телефону!
Девушка вскочила, побледнев от страха.
– Наверно, мама заболела! – пролепетала она.
В доме моделей Черница все знали, что служащих зовут к аппарату только в исключительных случаях – из-за чьей-то болезни или кончины. Знали все и то, что Арлетт обожает свою мать, что она была незаконной дочерью и что две ее сестры, бывшие манекенщицы, уехали за границу со своими кавалерами.
Арлетт со страхом направилась к двери, среди всеобщего молчания.
– Поторопитесь! – приказала директриса.
Телефонный аппарат находился в соседней комнате. Остальные девицы, скучившись у приоткрытой дверной створки, жадно слушали прерывающийся голос девушки:
– Мама, верно, заболела? У нее плохо с сердцем? Но… кто у аппарата? Это вы, мадам Лувен?.. Я не узнаю ваш голос… Доктор? Как вы сказали? Доктор Брику, улица Мон-Табор, дом номер три-бис?.. А вы его предупредили? Я должна приехать вместе с ним? Хорошо, я сейчас же буду.
Не говоря ни слова, дрожащая Арлетт выхватила из шкафа свою шляпку и убежала. Ее подруги кинулись к окну и увидели, как девушка мчится по улице, вглядываясь при свете фонарей в номера домов. Не добежав до перекрестка, она остановилась на левом тротуаре, вероятно перед домом 3-бис. Там стояло авто, а рядом, на тротуаре, ожидал какой-то человек; издали девушки могли различить только его фигуру и туфли со светлыми гетрами. Завидев девушку, он снял шляпу и заговорил с ней. Она села в машину, мужчина также. И автомобиль поехал в дальний конец улицы.
– Странно, – сказала одна из манекещиц, – я прохожу по этой улице каждый день и никогда не видела ни на одном доме таблички врача. Доктор Брику в доме три-бис – ты такого знаешь?
– Нет. Но может, эта медная табличка прибита под навесом, за воротами?
– Как бы то ни было, – вмешалась директриса, – нужно это проверить по телефонному справочнику… и посмотреть «Весь Париж»…
Девушки побежали в соседнюю комнату и начали лихорадочно перелистывать два толстых телефонных справочника.
– Если доктор Брику или какой-нибудь другой врач и проживает в доме номер три-бис, то у него нет телефона, – объявила одна из манекенщиц.
А другая сказала, следом за ней:
– Доктор Брику не значится ни в справочнике «Весь Париж», ни на улице Мон-Табор, вообще нигде!
Девушки заволновались, пришли в смятение.
Каждая высказывала свое мнение. Эта история казалась им крайне подозрительной. Директриса сочла нужным поставить в известность господина Черница, и тот вскоре возник в дверях. Это был совсем молодой человек, бледный, неуклюжий, одетый, как портье; держался он невозмутимо, словно точно знал, что нужно предпринять в том или ином случае.
– Нечего тут раздумывать, – заявил он. – Нужно идти прямо к цели и поменьше рассуждать.
Он хладнокровно снял трубку, попросил соединить его с нужным номером и, когда ему ответили, произнес:
– Алло!.. Это квартира мадам Регины Обри? Будьте добры, передайте мадам, что с ней хочет говорить Черниц, модельер Черниц… Благодарю.
Прошло несколько секунд, и он заговорил снова:
– Добрый день, мадам… да, это Черниц, кутюрье. Хотя я не имею чести быть с вами знакомым, я все же счел себя вправе обратиться к вам в данной ситуации. Дело вот в чем. Одна из девушек, которая работает у меня манекенщицей… Что-что? Да, речь идет именно об Арлетт Мазаль… О, вы слишком любезны; ну а я со своей стороны могу сообщить, что голосовал за вас… За наряд, что был на вас в тот вечер… А теперь я, с вашего позволения, перейду к делу. У нас есть все основания полагать, мадам, что Арлетт Мазаль только что была похищена, притом, несомненно, тем же субъектом, что и вы. И я счел, что вы и люди, которые вас опекают, заинтересованы в том, чтобы их посвятили в это дело… Алло?.. Ах, вы ждете бригадира Бешу? Прекрасно… Конечно, мадам, я сейчас же выезжаю к вам, чтобы сообщить все необходимые подробности.
Кутюрье Черниц положил трубку и направился к выходу со словами:
– Вот что нужно было сделать! Только так, и не иначе.
Для Арлетт Мазаль события развернулись точно таким же образом, как и для Регины Обри. На заднем сиденье, в глубине авто, находилась та же женщина. Пресловутый врач представил ее как мадам Брику.
Лицо женщины скрывала плотная вуаль. Впрочем, на улице уже стемнело, а Арлетт думала только о своей матери. Она тут же начала расспрашивать «врача», даже не глядя на него. На это он отвечал хриплым голосом, что одна из его пациенток, мадам Лувен, позвонила ему, прося срочно приехать к ее захворавшей соседке, а по дороге захватить и дочь больной. Больше он, по его словам, ничего не знал.
Автомобиль промчался по улице Риволи и свернул к площади Согласия. Когда они пересекали эту площадь, женщина накинула на голову девушки покрывало, туго стянула его вокруг шеи и уколола ее кинжалом в плечо.
Арлетт отбивалась как могла, но к ее страху примешивалась радость: теперь девушка понимала, что болезнь матери была лишь предлогом для похищения, которое не имело отношения к ее семье. Поэтому она в конце концов затихла и только следила за ходом машины. Очень скоро она отметила все то же, что и Регина. Такая же быстрая езда в пределах Парижа. Те же внезапные, резкие повороты. Правда, она не разглядела руку своей охранницы, но зато увидела ее туфлю с очень острым носком.
Ей удалось также расслышать несколько слов, которыми обменялись сообщники; мужчина говорил очень тихо, в полной уверенности, что пленница не может его расслышать. Однако она уловила и запомнила целую фразу.
– Ты не прав, – сказала женщина, – ты допустил ошибку. Тебе следовало, задумав это предприятие, выждать несколько недель… После нашего дела в Гранд-опера прошло слишком мало времени.
Эта фраза многое объяснила девушке, значит ее похитила та же пара, о которой Регина Обри сообщила полиции. И виновником пожара в Гранд-опера был именно этот псевдоврач. Но почему они напали на нее, ведь она-то ничем ценным не владела – ни бриллиантами, ни другими украшениями?! Эта мысль успокоила девушку. Ей нечего было бояться – как только похитители поймут, что совершили промах, ее сразу отпустят.
Но тут раздался скрип тяжелых двустворчатых ворот.
Арлетт хорошо помнила обстоятельства похищения Регины и догадалась, что машина въезжает в мощеный двор. Ее вывели из авто перед самым крыльцом. Она сосчитала ступени, их было шесть. Потом плиточный пол вестибюля…