Сияние

Вот так они и проехали несколько сот километров, перекинувшись только парой фраз, пока он первый не начал по-настоящему разговаривать.

– Давно вы работаете в строительном магазине?

– Нет.

– А до этого где работали?

– Я – журналистка. Писала для одного издания. Его закрыли.

Вячеслав повернулся и, с прищуром, пристально посмотрел на спутницу. Это был скорее взгляд радости, чем интереса. Когда поймал неизвестную рыбку и в тайне надеешься, что она будет золотая.

– Нравится продавать саморезы?

Маша усмехнулась и, посмотрев в боковое окно, на проносящиеся сосны, начала:

– Да, отчаянно нравится. Нравится так, что хочется удавиться. Условием моего взятия на работу было не просто знакомство с ассортиментом, а практически выучивание прайс-листа. Мне кажется, что директор узнав о моем предыдущем месте работы, решил развлечься, – Маша сделала неопределенный жест циркового фокусника и вздохнула.

Слава молчал.

– А вы?

– Аналитика. Системная аналитика.

Маша округлила глаза, не поворачиваясь.

– Для больших компаний? Вы на кого-то работаете?

– По-разному. Иногда меня нанимают.

Девушка улыбнулась сама себе. Ей нравилось. Нравилось всё. И его спокойствие, и его своевременное молчание и та бездна, которую она вчера увидела в его глазах. Пока не было понятно в чем подвох. И пока ей не хотелось об этом знать.

Разговаривать стало легко.

Так они провели всю оставшуюся часть пути, рассказывая о детстве, родителях, работе и даже пытались найти общих знакомых. Глубоким вечером машина въехала в город. Их дом стоял на самом берегу Онежского озера.

Вячеслав, начав разговаривать по телефону еще в машине, не отрываясь от трубки и что-то кому-то объясняя, нашел в почтовом ящике ключи, открыл квартиру и принес все вещи. Маша топталась посреди комнаты, смущаясь и одновременно желая выйти на балкон, с которого открывался потрясающий вид на вечерний город и озеро. Свою сумку Вячеслав бросил на диване, в совмещенной с кухней гостиной и, указав Маше на спальню, весело подмигнул.

Девушка все равно мялась и не двигалась с места. Тогда он, разваливаясь на диване и прикладывая телефон к животу, спросил:

– Может кофе?

– Кофе? – переспросила Маша, не понимая на что это больше похоже, на предложение или просьбу.

– Кофе, – утвердительно моргнул он в знак согласия и продолжил разговор.

Маша быстро потерла ладонями лицо и направилась искать кофейные чашки.

Вячеслав закончил только минут через десять. Она уже сидела за маленьким столиком, с двумя чашками и смотрела на него.

Он подошел и сел напротив. Её острый носик и выбивающиеся из хвоста светлые пряди волос снились ему полночи и не давали толком отдохнуть перед дорогой. Ещё ни разу его так сильно не будоражила предстоящая встреча с женщиной. Он не верил, что она назвала правильный адрес, не верил, что она будет ждать и, тем более, не верил, что поедет. Но вопреки всему неверию она сейчас сидела перед ним.

– Насколько вы способны откровенно разговаривать, Маша?

– Я не знаю. А вы?

– И я не знаю. Так я еще ни разу не пробовал, – Слава потер висок, пытаясь сосредоточиться.

– Я тоже, – голос у Маши задрожал.

– Хорошо. У нас впереди шесть дней, уже чуть меньше. Вы согласились уехать непонятно куда и не понятно с кем, не зная и не глядя. Это впечатляет. Допускаю, что у вас очень тяжелая жизненная ситуация, которая сильно давит. У меня сейчас тоже. Я впервые в таком сложном путешествии и мне нужна поддержка. Не только поддержка, но и возможность делиться счастьем. Это, возможно, странно звучит…

– Не странно, – быстро прервала она его.

Слава запнулся.

– Тогда… Я хочу с вами секса. Откровенного. Обнажающего. Правдивого.

Маше показалось, что от прилива крови в голову у нее потемнело в глазах.

– У каждой девушки есть тайны и тайные желания. Есть то, о чем она никому никогда не расскажет. Даже близким подругам. У меня такие тайны тоже есть. Это не извращения, это просто неудовлетворенная жажда. Я, возможно, опять непонятно объясняю…

– Нет, мне понятно, – снова быстро ответила Маша, чувствуя как вспотели подушечки пальцев.

Слава замолчал. Его взгляд изменился с рассудительного на голодно-ненасытный. Он почувствовал, как член резко налился кровью.

Маша смотрела испуганно, приоткрыв рот и вздрагивая припухшими розовыми губами.

– Мне кажется, я увидела вас вчера, в магазине. Вашу душу и вашу невысказанную страсть. Но мне страшно сейчас. Я готова на всё и ни на что. Я ничего не могу обещать. И мне… и мне.., – она прикусила губу, – мне хочется так, что млеют ноги. Одновременно с этим я понимаю, что могу не выдержать и убежать в любой момент. Я не знаю…

Слава, не отрываясь от её по настоящему испуганных оленьих глаз, медленно отодвинул столик в сторону и опустился перед ней на колени, на мягкий пушистый коврик. Раздвинув её ноги, он обнял тонкую талию и придвинул лицо девушки вплотную к своему.

– Мы не мытые, – прошептала Маша, чувствуя как предвкушение его близости сдавливает горло и грудь.

– Мне нравится твой запах, я хочу тебя так, – Слава легонько провел губами по её скуле, – хочешь, я вымоюсь полностью?

– Нет, – едва слышно прошептала она, округляя глаза от накатывающего желания и почти наливая глаза слезами.

– Кошечка маленькая, – он потянул ртом сначала за верхнюю, а потом за нижнюю её губу.

Маша задрожала. Несущиеся в голове как метель мысли не давали вспомнить когда её последний раз так нежно и страстно обнимали. Она боялась забыть как дышать. Близко-близко пахнущая сладостью кожа, влажные, немного подрагивающие губы, приближающееся дыхание другого человека – она замерла и заколыхалась будто самым дном своей души.

Он видел. Не просто видел, он стонал неслышимыми и невидимыми стонами, глядя на её метания и отдачу. Едва касаясь губ он вдыхал её нежный запах и, боясь спугнуть волшебство, прикасался кончиком языка к её языку. Но волшебство не исчезало, расширяясь и темнея вокруг них, оно затягивало и поглощало, съедая все окружающие звуки и пространство. Он чувствовал как Маша протягивает руки, обнимает, стонет и целует в ответ. Горячая, залившая их с головой волна уже не давала толком открыть глаза, не давала терпеть, тянула, ширилась и рвала на куски. Слава держал её ладонью за подбородок и скулы одной рукой, за талию второй рукой, и целовал ненасытно, не веря в своё резко открывшееся счастье.

До боли в груди ему хотелось доставить удовольствие. Едва выпуская её губы и заглядывая в глаза, он шептал:

– Какие у тебя чувствительные места? Скажи…

Она понимала вопрос и, словно голая душой, откровеннее чем можно было допустить, шептала в ответ: