Там, где скрывается душа

– Мокренькая, лисичка моя, – дышал он и продолжал лизать, целовать и сосать все, что попадалось на пути жадного рта.

Яра стонала и целовала в ответ.

– Засунь внутрь, – стыдливо прошептала она.

Он послушался. Поскользив еще немного между половыми губами он быстро просунул средний палец внутрь, во влагалище. От этого Яра задышала тихонько и часто, как маленький новорожденный щенок. Она приспустила Кириллу джинсы и дрочила член, сбиваясь с ритма и движений от собственных пылающих ощущений. Её ласки всегда были несмелые и откровенные. Она познавала его тело, наслаждаясь каждым сантиметром кожи, стараясь поглотить и запечатлеть все грани открывающегося мужского удовольствия.

Невозможность двигаться и понимание, что на их ласки впервые никто не смотрит, распаляли в них небывалое желание. Одной рукой Кирилл держал девушку за талию, а второй, слегка склонившись, двигал пальцем между её ног. Начало ладони все время касалось клитора, средний палец был внутри, подушечки у основания указательного и безымянного ласкали её чувствительные половые губы возле влагалища и ими же он почти доходил до расслабленного ануса.

Яра стонала, дрожала ногами и руками, закрывала затуманенные глаза, но ни на секунду не переставала дрочить.

– Мокренькая, упругая пися, – продолжал Кирилл, а она теряла над собой контроль, ощущая, как удовольствие начинает разливаться и сжиматься от его двигающегося пальца.

Они оба, как в тягучей жидкости, почти не шевелились снаружи и бушевали как смерч внутри. Это был такой волшебный танец без движения.

– Кирилл… Кирилл… я… – шептала она, прислоняясь губами к самому уху.

– Вот как шептала… так же мне нежно ухо полижи… и я с тобой, – попросил он, глядя на её маленький двигающийся кулачок.

Её горячий и нежный язык стал лизать его всюду – в ухе, вокруг уха, во всех раковинах, за ухом. Кожа Кирилла покрылась мурашками, а по шее, через позвоночник, через попу, к яичкам и пенису поползло неторопливое томное и уже неконтролируемое удовольствие.

– Чаще кулачком… девочка… Ай, хорошо как.., – стонал он, чувствуя как в ладонь стекает её горячая жидкость.

Первая начала Яра. Замерев, напрягая живот и сжимаясь стенками влагалища, она задрожала на его пальце.

– Яра, – тихо простонал он и, вздрагивая, стал изливать семя на её неумелые руки.

В эту секунду зазвонил будильник.

Время вышло.

Кирилл отпустил её, обессиленно прислонившись к стене и тяжело дыша. От скорости и напряжения у него во рту все пересохло. Они оба были в сперме, поту и счастье. Вот так, просто. Посреди кошмара и под страхом смерти.

Яра слышала будильник. Он вырвал её из этого счастья, как рыбак выдергивает рыбу из воды. Не открывая глаз и упираясь лбом в грудь Кирилла, она быстро поправила платье, стерла испарину и капли слез с лица. Кирилл держал обе руки вокруг неё, не касаясь, как ограду, пока она возилась всё поправляя.

– Салфетки же у нас нет, – целуя её в макушку, Кирилл скорее ответил, чем спросил.

– У нас есть руки, – пробормотала Яра, быстро вытирая сперму ладонями, а потом о бока платья и майку Кирилла.

– И то, правда, – усмехнулся Кирилл, осознавая всю абсурдность и безысходность процесса.

Шатающаяся, и всё еще с влажными блестящими глазами, Яра сделала шаг назад, в видимость камеры. Она опустила голову и, так чтобы не уследил глазок камеры, тихо сказала:

– Спасибо.

– Тебе спасибо, – покачал Кирилл головой, застегивая ширинку, – ты готова? Обратной дороги не будет.

Она задом отошла к кровати, неторопливо села и, расправив плечи, кивнула:

– Да.

Кирилл, меняясь в лице и шепча одними губами: «Прости», – быстро шагнул к ней. Несколько секунд этих коротких движений отбросили его гигантскими рывками в прошлое, давая осознать необратимость действий – длинные теплые летние дни в старом лесном домике деда; смерть матери; долгое поглощающее, пустое отчаяние, которое он как голодный заполнял книгами; предательство брата; тупая бессмысленная жизнь в армии; попытка вырваться и еще одно, неожиданное и разрушающее предательство брата; попадание в преступный мир с головой и сразу.

А потом мелькнула она – Яра, рыжий ребенок и одновременно всемогущая богиня с мечом, которая разрубила его жизнь на до и после. Увидев в этой вспышке её, он снова не жалел ни о чем.

Как жалящая кобра, быстро и резко, Кирилл схватил её за горло одной рукой, а второй ударил наотмашь, по лицу.

Яра упала на кровать.

Не давая опомниться, он тут же бросился к ней, вскочил на кровать, зажимая её между колен, и быстрым движением поправил голову, чтобы она была закрыта от камеры его спиной. Несколько четких резких ударов кулаком ушли в одеяло рядом с её ухом. Потом снова, видимая для камеры, пощёчина.

Яра протянула руку под подушку и выхватила оттуда полупрозрачный пакет, с силой и криком разрывая его ногтями. Кровь алыми фонтанами брызнула на них обоих, заливая все вокруг – белое, испачканное спермой платье, рыжие кудряшки, простыни и руки Кирилла.

На какую-ту секунду он замер, ошарашенный этим зрелищем. А Яра, дернув его за запястье попросила:

– Нужно разбить губы…

Он сжал кулак, дернулся и не смог.

– Бей! – крикнула Яра, и, закрывая глаза, и резко меняя тон, прошептала – я не хочу сама.

Кирилл раздосадовано крикнул в ответ и быстро ударил в уголок губ, рассекая тонкую нежную кожу.

Боль лопнула в голове Яры как огромный мыльный пузырь, но она даже не застонала.

– А-аа, – зло закричал Кирилл, схватил её и потащил к двери.

Глава 2. За две недели до сейчас.

Кирилл вышел из комнаты Яры.

Он и проговорили несколько часов.

Ему казалось, что так хорошо как сегодня ещё не было ни разу.

А ещё ему казалось, что тысячи гигантских невообразимых воздушных шаров, которые начали подниматься над его скалистой душой, видны всему миру, что все его переживания просматриваются как на ладони, что каждый может изобличить его и просто пустить пулю в голову.

Будь он ими, то так и сделал бы.

Не зная как стереть свой сердечный взрыв со всегда каменного лица, он старался не поднимать глаза на окружающих. Опустив голову и быстро пройдя мимо Альберта, он набрал код и вышел в коридор.

Мягкий красный ковер, длинного, с зияющим в конце оконным глазом, коридора, скрадывал его быстрые шаги, и, казалось, тоже стремился поскорее выпустить его на свободу. Кирилл почти достиг лифта, когда из-за приоткрытой двери в кабинет Хилого услышал отдаленный разговор.

– Рыжую держи последний день, если завтра не будет никакого результата, в расход. Сука истеричная.

– А Философа? – Кирилл не разобрал, кому принадлежит сиплый прокуренный голос.

– Его назад, хватит прохлаждаться.