Грехи детства

– Пустите Ироды, пустите же! Там мои детки, – истошно кричала она, и слезы лились из ее глаз, оставляя след на грязных щеках княгини. А в окна на третьем этаже мелькали фигурки детей. Детей ее и Олега. Перед окном давно расстелили принесеные пуховые простыни и уговаривали детей выпрыгнуть, но дети боялись.

Олег, соскочил с коня, вырвал из рук пробегающего мужчины ведро, облил себя с ног до головы и бросился в терем. Кто-то с криком «Князь, куда ты!» попытался задержать его, но Олег, обнажив меч, закричал:

– Отойди, зарублю! – и, оттолкнув вставшего на его пути, вбежал внутрь. Ведь в тереме были его дети, он обязан был их спасти. Внутри стелился удушливый дым, но огня не было видно. Кашляя, Олег добежал до лестницы и бросился на третий этаж. Этаж горел. Кожух, мокрый от воды зашипел. Олег бросился к коридору, который вел к комнате, в которой укрылись его дети. Коридор гудел и представлял собой огненный ад. Горели стены, пол, потолок. Пригнувшись и пытаясь укрыть голову, Олег побежал по коридору сквозь ревущее пламя. Он чувствовал, как загорелась на нем одежда, ужасная боль пронзила его тело, но, крича от боли, он продолжал бежать. Вот и детская комната.. Ворвавшись туда, Олег заметил, что огня и дыма там было меньше. Но это ненадолго. Потолок горел и стонал, загорались стены, в дальнем углу уже горела полоска пола.

Олег сбросил с себя горящую одежду и начал искать взглядом детей. Их не было. Неужели они все-таки выпрыгнули? На всякий случай Олег решил позвать:

– Соня! Иван! Вы где?

– Папа, мы тут! – раздалось из под кровати в дальнем углу. Там, отсеченные от окна огнем, спрятались плачущие от страха маленькие княжата.

– Вылезайте! – закричал Олег, а сам, не обращая внимания на огонь, и сводящую с ума боль бросился к кровати. Добежав до нее, Олег схватил под мышки зареванных детей и понес их к окну. Неожиданно прямо перед окном рухнули балки, перегородив дорогу к жизни. Олегу было не добраться до окна, обратно тем более не добежать. Но он может спасти детей. И Олег швырнул в открытое окно своих наследников, Софья и Ивана и услышал, как во дворе удивленно закричали. И вовремя. Через несколько мгновений на то место где он стоял рухнула крыша, придавив его к полу в огненной ловушке.

Последние минуты Олега были ужасны. Чувствуя как обугливается кожа и отваливаются согревшие уши он уже не слышал, как кричит во дворе его Ольга, обнимающая детей, как плачут и зовут его Иван и Софья, весь мир сузился до огня и боли. Проваливаясь в спасительное небытие Олег увидел перед своим взором огненного демона из сна, вещающего о опаляющем, очищающем и карающем за грехи пламени.

Глава 5. Каширка

Олег пил. Точнее сказать не просто пил, а бухал. Что, ночь с воскресения на понедельник? Утром надо бодрячком на работу? Может вам, но никак не Олегу. Прошли те времена, когда Олег работал в офисе менеджером среднего звена. Фирма, в которой он работал, кризиса девяносто восьмого не перенесла. Достойной работы он после этого не нашел. Теперь работает «ночным директором» в фирме своего знакомого, причем рядом с домом. Платят, конечно, меньше, но зато ни нервов, ни стрессов на работе. Да и работа не пыльная. Сутки через трое на охране, в выходные так вообще кайф: сидишь, играешь за компьютером. Идешь на работу или с работы рано утречком, порой смотришь, как другие корячатся. Во вторник утром вот в склад в его доме кто-то сахар носил, спины не жалел. Танька, его жена, конечно, ворчит, что он теперь меньше получает, но не сильно – видит что зато он и обед приготовит, когда дома, и детей из школы заберет. Ей же теперь легче, а денег, что она получает, плюс Олегова зарплата на жизнь вполне хватает.

Вчера утром кончилась его смена. Танька как раз умотала на выходные с детьми в деревню к теще. Вернется рано утром в понедельник, закинет, прям с дачи, детей в школу и сразу на работу. Хорошо, однако, что в субботу, у него было дежурство, и не пришлось ехать на дачу. А то опять теща бы пилила, житья не давала бы, а Танька ей подпевала бы. А так пришел в воскресенья утром с дежурства, подремал чуток, и можно расслабиться. Никто не пилит, никто не достает. Красота!

Бухали с Колькой, с бывшим одноклассником, соседом, разнорабочим. Вскоре после того как Олег окончил институт и вышел на работу в крутую компанию их пути разошлись, но последнее время опять сдружились. Выпили бутылку беленькой 0,7 на двоих, и Колька пошел домой, ибо ему завтра на работу. А Олег решил выпить еще четвертушечку. Ложиться спать не хотелось. Надо сказать, Олег ложиться спать боялся. Ему приснился после работы жуткий кошмар. Какой? А он забыл. Вот и хорошо, что забыл, ведь он и пил сегодня так много отчасти для того, что бы забыться и спать не ложился из-за этого.

За окном потихоньку светало. Скоро уже пять. Надо бы, наверное, все-таки лечь поспать, к двум дня забирать младшего из школы, а до этого еще и в магазин надо будет сходить, да убраться. Тем более четвертушка уже показала дно. Пить хватит, и так много. Бутылка пива в холодильнике на пробуждение стоит, что бы утро было добрым.

Олег лег на кровать и попытался уснуть, но сон не шел. Вдруг, он услышал громкий хлопок, и он почувствовал что летит, и не он один, но все вокруг. Но полет продолжался недолго. Резкий, страшный удар и он потерял сознание.

Олег очнулся от холода и сильной боли. Он хотел закричать, но не мог, весь рот был забит кирпичной пылью. Глаза тоже были забиты пылью, с трудом разлепив их, Олег не увидел ничего. Кругом была темнота. Шевельнуться было невозможно, все тело оказалось в капкане обломков, можно было пошевелить лишь кистью левой руки. Но Олег после некоторых попыток больше и не пытался ей шевелить – каждое движение пронзало болью как удар электрическим током. Очень хотелось пить. Несмотря на холод, Олег чувствовал, что голове левому боку даже горячо. Не сразу он понял, что это текла его кровь.

Где-то очень далеко сверху раздавались голоса людей, которые искали, стонали, звали, рыдали. А Олег не мог ни крикнуть, ни даже заплакать. Он понял, что сегодня в Москве как и несколько дней назад прозвучал взрыв. И он понял, что видел, как разгружали вовсе не сахар. Олег не хотел верить, что все это произошло с ним, но пришлось. Минуты страданий сменялись забытьем. Казалось, что муки длились целую вечность. Но Олег не только страдал, но и радовался. Радовался, что Таня с детишками были на выходных на даче у нелюбимой им тещи. В этот момент он был счастлив, что у него есть теща, и простил ей все – попреки, насмешки, пилеж. Ведь если бы не она, то вместе с ним погибли и жена и дети. А так они останутся живы. А он умрет… Ну и пусть. Как-нибудь, худо-бедно они без него проживут. У Тани будет целых три жизни – до него, с ним, и после него.

Олег чувствовал что слабеет, тело его постепенно холодело. Сознание уплывало все чаще. Лежа он вспоминал свою жизнь: детство, юность, давно умерших бабушек-дедушек, еще молодых родителей, первую любовь, знакомство с Таней, первые шаги их детей. И наконец, Олег вспомнил свой сон накануне взрыва: страшное красное страшилище, с чудовищными жвалами в гневе говорило ему о грядущем наказании за какие-то страшные преступления. Потом перед глазами Олега возникли купающиеся умершие дедушка с бабушкой, зовущие его поплавать. Олег вошел в холодную воду и поплыл. Сердце Олега остановилось.

Глава 6. Божественная

Олег снова очнулся в черной пустоте, ощущая себя затерявшейся частицей света в поглощающем мраке вечности. Не было ни времени, ни привычного пространства, ни ощущений, ни тела. Только бьющаяся частичка своего «Я» и разноцветные кляксы цвета и огни в дали. Но, как всегда, он помнил все пережитое, все испытанное, всю боль, все потери, весь ужас во время его «Испытаний», когда он бессчетно жил и умирал в отчаянии. И если телесной боли тут не было, то мучения души не прекращались ни на миг. Помнил он и «Встречах».

Кусочек сознания, которым был Олег, с волнением пытался ощутить, не приближается ли он к кляксе красно-оранжевого цвета, в которую он уже не раз оказывался втянут, не приближается ли его «Визит». При мысли о возможной «Встрече» душа Олега съеживалась от ужаса, пытаясь стать невидимой для сверхъестественного и могущественного Бога? Демона? Существа? Палача? Судьи? Но нет, бездна рядом с ним оставалась неподвижной значит, он проведет еще вечность в размышлениях и сожалениях… о чем-то, чего он не мог осознать. В ожидании продолжения «Наказания»? «Испытания»? Уж в том, что оно продолжится, он, увы, не сомневался.

И, хотя боль и неизбежность потерь во время «Наказания» была ужасна, «Встреч» он боялся больше, хотя сами они боли не несли. Но Олег ощущал себя таким жалким, ничтожным и провинившимся, он сталкивался с свирепым, могучим гневом, чувствовал неизбежность наказания… но не знал в чем его вина. В кляксе красно-оранжевого пузыря он, обретя свое тело, стол на иссяня-черной каменистой поверхности, стенки пузыря пульсировали на расстоянии несколько десятков метров от него, но это ничего не значило. Пройти до них было невозможно, ибо Олег просто не смел сдвинуться с места. Всегда повторялось одно и тоже: через стенку пузыря проходило свирепое красно-желтое чудовище, с огромной головой, жвалами, страшными лапами и фасеточными глазами. Глаза опаляли гневом, в сознании Олега звучал голос говорящий ему о совершенных им страшных преступлениях, которые нельзя просто так простить, о необходимости познания боли, отчаяния, неизбежной кары. Самое страшное, что Олег не знал – за что?!

Вначале, когда Олег только умер, и пройдя свое первое посмертное путешествие впервые оказался здесь он не мог понять – почему это случилось именно с ним? С ним не могло такое случиться! Он, конечно, жил не слишком праведно, в его жизни бывало всякое, и ни в бога или богов Олег толком не верил, но и ничего особого ужасного он в жизни не творил. И несмотря на это он оказался приговоренным испытывать раз за разом смерть и потери, отчаяние и муки. Это не могло произойти с ним, просто не могло! Он же не был ни убийцей, ни мучителем, ни злодеем, это какая-то ошибка!

Потом отчаяние уступило место гневу. Кто дал право так издеваться над ним? Бог ли, демон ли дух ли какое право он имеет право так издеваться над ним и терзать его душу? Без предъявления конкретного обвинения! Но гнев его длился недолго. Вскоре на Встречах Олег пытался кричать, что он готов признать свою вину, но только пусть ему скажут, в чем же он виноват. Говорил, что он готов извиниться и покаяться, но пусть его избавят от этой муки. Но его вопросы, крики и мольба оставались безответны, и тогда Олег впал в уныние. Возвращаясь с очередного «Наказания», помня об испытанных муках и пролитых слезах, переживаемой боли утрат, сознание Олега оставалось вялым и пассивным. И наконец, спустя долгое, не поддающееся исчислению время, он понял, что видимо действительно заслужил так провести вечность. В муках отчаянии и скорби, и в попытках осознать, за что они. И после этого все изменилось.

Вселенная пришла ли в движение или это двигался сам Олег? Это было неведомо. На Олега наплывало пятно света, но не ярко-оранжевого, а сине-зеленого. Постепенно приближаясь, оно стало закрывать все вокруг. И вот Олег оказался втянут в него.

Олег оказался в своем теле, каким он был в свои пять лет. Мир вокруг тоже напоминал о детстве. Казалось, он очутился в огромной избе. Беленые стены, пол, напоминавший деревянный, кушетка, рядом с ней стол. На столе стояла крынка молока, накрытая куском хлеба. За окнами клубился зеленоватый туман, он же окутывал дверной проем.

Впервые за вечность Олег ощущал ауру добра, покоя и надежды вместо страха и отчаяния. Что-то подсказало ему, что он может сесть и поесть, что он и сделал. Ему казалось, что никогда он не пил столь вкусного молока и не ел столь ароматного хлеба. Приятное тепло разлилось по его телу.

Зеленоватый туман задрожал, и сквозь него в помещение проник золотистый лабрадор. Но как же он был огромен! Выше тела десятилетнего Олега! Олег всегда обожал собак, но на эту он смотрел с почтением. Лабрадор изучал величие, в глазах его светились такая мудрость и доброта, которых он не встречал за всю свою жизнь. Олегу хотелось прикоснуться к золотистой шерсти, но не смел. И одновременно хотелось пасть ниц. Но он не сделал ни того ни другого, ибо лабрадор подбежал к нему и огромный собачий язык заскользил по Олеговой щеке.

– Ну что же, Аргомырг решил, что ты достаточно подготовлен к пониманию того, что с тобой произошло, что ты познал страдания, что твоя душа готова к изменению, к дальнейшему пути, – зазвучал мягкий голос. Сам он еще сильно гневается на тебя, и вот поэтому с тобой работать буду теперь я, который тебя… любит.

– Но кто же вы? Духи? Боги? Агромыр это страшное существо с фасеточными глазами и жвалами? За что он на меня так гневается? За что меня любишь ты? Я понял, что я в жизни своей натворил что-то страшное…. И видимо по этому должен был познать страдания, я много раз искал ответ на вопрос, что же именно – и не нашел, хоть понимаю, что моя жизнь была далека от идеала.

–Узнаю людей! У них всегда так много вопросов, – добродушная морда пса искривилась в подобии улыбки. – Вы любопытны и любознательны, всегда готовы двигаться вперед, но вот с умением делать самостоятельные выводы у большинства из вас – беда, и с памятью тоже. Если сказать упрощенно, то да, Агромыр и я в твоем понимании боги. Хотя это и не так. Оба мы частицы и воплощения бога. Как ты мог бы заметить, но похоже не заметил, Агромыр это воплощение бога в виде муравья. А я в виде собаки. Этого, в принципе могло бы быть достаточно, что бы ты дальше понял сам, но я вижу, что ты не понимаешь, отчасти от того на тебя Агромыр и гневается до сих пор. Он, знающий все о каждом разумном муравье, который был, есть, будет или который мог бы быть разумным, знающий все что они испытали имеет могучий интеллект, который с яростью восстает против твоего…. заторможенного мышления и отсутствия интеллекта эмоционального. А я вот больше доверяю чувствам, – и язык лабрадора заскользил по другой щеке Олега.

Каждое прикосновение языка Бога казалось, врачевало душу Олега. Ему становилось легко и спокойно, как будто он был в ласковых объятиях матери. Все невзгоды и вся боль уткали прочь, но неистерпимая жажда познания заставляла его задавать вопросы, которые как он понял задать можно безбоязненно.

– Вначале, я подумал, что раз вы боги, то существует множество богов, но раз вы воплощения одного бога… Я знаю, что в христианстве был бог отец, бог сын и бог дух святой, которые были триедины, и это все бог, который всемогущ, всеведущ и всеблаг, но получается…

– Получается, что вы люди горды и наивны, думаете, что способны понять все духовные тайны вселенной. А это даже отдаленно не так. Все гораздо сложнее, и даже не в десятки, не в сотни и не в тысячи раз. Не хочу тебя обидеть, но неужели ты думаешь, что разум человека живущего свою земную жизнь способен воспринять всю глубину знаний Вселенной и познать Бога? Конечно же, нет. Хотя кое-что некоторые ваши мыслители ухватили верно. Однако, вы, люди, не умеете концентрироваться на главном. Что бы познавать божественное и устройство вселенной у тебя бесконечное количество времени, но сейчас важнее иное, – тяжко вздохнул лабрадор.

– Вспомни свое детство. Ты очень любил разорять муравейники. Разорял их десятками, даже сотнями. Двести тридцать семь раз разорял муравейники. Порой достаточно жестокими способами. А ведь ваши земные муравьи, пусть и не достигли индивидуального разума, но коллективно разумны… и они тоже чувствовали боль и страх. Я даже удивляюсь, что Агромыр, который ощущал страдания каждого муравья во Вселенной, так мягко с тобой обошелся.

Олега окатила волна неистового стыда и раскаяния за свои деяния, но последние слова Пса заставили его удивиться.

– Мягко? Мягко?!! Я чувствовал десятки раз потери, ужас и боль! Отчаяние! Я понимаю, что я должен был все это испытать что бы понять как я был неправ. Ведь я был всего лишь ребенком! Маленьким ребенком! Для меня же это были всего лишь муравьи! Неразумные букашки, которые больно кусались! Они же лишь коллективно разумны, да и не знал я об этом. Я сожалею, очень сожалею, мне стыдно, я понимаю теперь как ужасно, когда ты обречен на мучительную смерть кем-то, но разве это – мягко?! И еще я хотел спросить… я помню, я множество раз умирал, помню как страдал, но сама предстоящая гибели жизнь представлена в памяти мазками и фрагментами. Это было по настоящему? Я действительно прожил все эти жизни?

– Конечно, мягко. Ведь каждый из них тоже чувствовал и боль, и страх и отчаяние. Все они это испытывали в полной мере, когда ты без особых причин поливал муравейники водой, поджигал их, травил муравьев химией, перебрасывал муравьев с одного муравейника на другой и следил за их жестокими сражениями, и просто топтал. Просто из-за того что они тебе не нравились! Сколько жизней ты сгубил? Одно дело, если бы муравейник мешал твоему огороду, муравьи заползали бы в дом, вредили бы саду. А так – чисто из прихоти! Именно потому, что ты был маленький, а муравьи были разумными только коллективно ты так легко и отделался. Иначе было нельзя. Да ты познал отчаяния и страдания, но ведь впереди вечность, в которой предстоит очень многое. И твое «множество раз» – ничто перед предстоящей вечностью. Насчет того было ли это по настоящему…. Конечно это было по настоящему, ты умирал и страдал по настоящему, но все же ты не проживал все эти жизни полностью. Бог, как ты понимаешь, всеблаг и всемогущ…. И не может заставлять никого страдать понапрасну, – с этими словами лабрадор почесал себя левой ногой за ухом.

– Вот, например, в случае с викингами мы взяли реальную деревню викингов, «скопировали ее» вместе с телами обитателей, уменьшили в тысячу раз, воплотили твою душу и тех, кто проходил испытание в соответствующие тела, остальные тела управлялись тем, что ты назвал бы «программами». Потом вылили несколько ведер воды…. Как ты в свое время поступал с муравьями. В Одесских катакомбах было иначе. Все это происходило на самом деле, но не с тобой, а с реальным живым партизаном, который погиб от фашистов. А твоя душа была дополнительно «подсажена» в тело несчастного партизана. Своим телом управляя он, а не ты, хотя сам ты этого не знал. А ощущали все вы оба в полной мере. Приблизительно то же самое происходило и в других случаях, с некоторыми отличиями. Но ты, как я помню, спрашивал меня еще и о том, почему я отношусь к тебе с любовью? А сам ты как думаешь?

– У меня есть только догадки… ведь я всю жизнь сам любил собак, – неуверенно сказал Олег.

– Но ты же не только любил их. Ты заботился о них. Ты в четыре года не дал своему отцу утопить щенка, выходил его и долгие годы играл с ним, дружил с ним, и заботился о нем до самых его последних дней. В пятнадцать ты ввязался в драку из-за щенка, над которым издевались хулиганы, и отбил его у них. Всю жизнь ты дружил с собаками, подкармливал их, помогал собачьим приютам. А я ведь связан с душой каждой собаки, и поэтому я знаю, что в тебе много доброго и хорошего. Конечно, тебе придется пройти долгий путь, что бы завершить очередную, причем не первую ступеньку своего развития. Тебе придется узнать много интересного и удивительного, через многое пройти… Тебя ждут многие откровения. Но все это будет потом. А сейчас… скажи мне, ты помнишь один из своих самых счастливых дней в детстве своей этой жизни?

– Их было несколько, но я понимаю, о чем ты напоминаешь. Мне пять лет, стоит лето, я и Рекс, тот самый Рекс, которого я не дал утопить папе убежали в луга…

– Скажи-ка, Олег, а ты не хочешь выйти из этого здания?…

Эпилог

Где-то в зеленых небесах всходило синее солнце. Птицы еще молчали. Рядом с холмом, на котором были непонятные сооружения, простирался огромный луг. На мокром красном лугу виднелись две промятые дорожки, которые иногда пересекались. Там вдали неслись человек и огромная собака. Иногда они падали в траву и валялись в обнимку, вставали и бежали дальше и дальше, постепенно исчезая из виду. Человек был счастлив.

*Царю Небесный, молитва.

2019-24.10.2021