Медовый месяц одиночества. Любовно-психологический роман

Настоящая любовь проверяется временем и способна перенести все тяжести бытия. Любить надо не только тогда, когда человек рядом, но и чувствовать его на далёком расстоянии. Скучаешь – значит, любишь и хочешь дождаться новой встречи. Может, когда-нибудь напишу обо всём этом в письме Нелю и расскажу о своих чистых чувствах. Но не знаю когда…

Сегодня, когда мы были в библиотеке, я впервые попросила Неля рассказать мне о маме. Он никогда не говорил о своей молодой маме Стелле, которая погибла в автокатастрофе. Ей было тогда всего лишь 32 года.

Я чувствовала, как ему тяжело вспоминать те события, которые оставили глубокий след в его подростковом сознании. Он боготворил маму в своём воображении и всячески пытался её оберегать ото всех. Нель всегда скрывал свою бескрайнюю любовь к самому родному человеку на свете. Всё же мне очень хотелось узнать подробности о Стелле. Я была уверена, что его грусть и тоска, замкнутость последних дней связана с воспоминаниями о маме. Больше не с чем было связать происходящие события.

Наступила такая минута, когда мы сидели рядом друг с другом в библиотеке, но оба, погрузившись в глубокие размышления, не хотели нарушать царившую тишину. Это молчание возникло после моей просьбы рассказать о маме. Спустя некоторое время Нель решил начать свой рассказ. Казалось, что рассказывает он не о Стелле, а о страшном сне, когда-то услышанном от отца. Затаив дыхание, я внимательно стала слушать самого любимого человека на свете…

Сон Неля…

Не помню точно, какое было тогда время года – весна или осень. Погода стояла тёплая и спокойная. Очень хорошо помню ту женщину. Мы сидели напротив друг друга на веранде старого домика, после чего она решила отвернуться. Я смог разглядеть коротко постриженные чёрные волосы, кофточку на пуговичках, прикрывающую локти и совсем тонкую талию. Я не мог разглядеть её пальцы, которые она держала между коленями и нервно теребила юбку.

– Тебе холодно? – тихим голосом спросил я.

Женщина молча, одним движением головы, что нет. Она не показывала желания заговорить со мной, а только тихо вытирала слёзы, стекавшие по щеке. Видимо, поэтому не могла произнести и словечка.

С высокой веранды видно было, как во дворе бегают и резвятся дети. Их задорный смех заполнил весь двор. А мы сидели, как будто зрители в кинотеатре, и смотрели новый фильм.

– Холодно? – спросил я себя. Никто не услышал. Я осмотрелся вокруг. Царило такое безмолвие, что даже лист не шевелился на дереве. Небо было настолько ясным, что можно было чётко сосчитать все звёзды. Яркая луна освещала всё небо белым светом. Конечно, на дворе было не совсем тепло, но женщина по-прежнему что-то уж сильно тряслась.

– Вы замужем? – спросил я.

– Расстались, – мигом ответила она, как будто ждала этого вопроса. И повернувшись ко мне, с надеждой посмотрела мне в глаза. Теперь я мог, наконец, разглядеть её руки, ладони, пальцы. Что я хотел найти? Кольцо? Какая уже разница? Может спросить всё. Что мне интересно?

– Почему вы расстались?

Я решил подойти к ней поближе – вопросом и руками, которые стали притягивать её ко мне. Женщина не возразила. Она прижалась ко мне что было мочи.

Мой вопрос повис в воздухе и всё ещё не получил ответа. Женщина стала немного оттаивать и, казалось, готовится что-то сказать:

– Он знал шестнадцать языков.

Произнеся несколько слов, женщина обняла меня всей силой. Я тоже заключил её в свои объятия. Она вновь отвернулась, и тогда я заметил, что верхняя пуговичка её чёрной кофточки не застёгнута. Меня всегда сводили с ума такие кофточки женщин. Может даже это не кофточка, а рубашка или блузка. Осторожно стал расстёгивать две оставшиеся пуговицы.

Луна на небе светила также ярко, но сменила немного своё место и опустилась ближе к макушкам высоких деревьев. На веранде наступила тишина. Только можно было увидеть силуэт мужчины, который, скрестив руки на груди, пристально смотрел в нашу сторону. Мы боялись повернуться и взглянуть на него. Леденящий взгляд был страшным, а большая тень, доходившая до нас, веяла холодным ветерком. Мужчина смотрел на нас с огромной ненавистью.

– Шестнадцать языков?

Не знаю, почему переспросил – то ли от страха, то ли решил подшутить и разрядить обстановку. В воздухе витали игривые нотки, а точнее в наших объятиях. В глубине души мы засмеялись, но это длилось недолго.

Женщина не поворачивалась ко мне лицом. Но я мог разглядеть обе её руки, одной из которых она придержала мою крепкую руку, аккуратно пытавшуюся погладить её белую грудь, хорошо видневшуюся после расстёгивания третьей пуговицы на кофточке. Наклонившись над нею, я прикоснулся своими тёплыми губами к её мягкой и шелковистой коже. Мне казалось, что мой поцелуй поможет ей. Но я ошибся. Она отдёрнулась и застонала, как будто насыпали соль на рану. Этот миг резко вернул меня в действительность.

Из царившей вокруг темноты к нам стал приближаться мальчишка. Подождали. Он выглядел таким уставшим, что его медленная походка была похожа на прибытие старой потрёпанной лодки, причалившей к берегу после долгих попыток. Мальчик внимательно посмотрел мне в глаза. В глубине взгляда можно было разглядеть завесу томности. Казалось, что он совсем не ребёнок, а старик, которому сто лет. Подняв руку, мальчик хотел положить её мне на плечо. Но рука неподвижно повисла в воздухе. Повернувшись к женщине, указал на веранду:

– Мама, отец смотрит на вас…

***

Не знаю своего имени. Точнее не помню его. Отлично знаю французский язык, а также немецкий и испанские языки. На русском и английском языках говорю без запинки.

Несмотря на то что не помню своего имени, каждый день, проходя мимо школьного двора, здороваюсь со всеми, а некоторые из учителей даже, остановившись, осведомляются о моём здоровье. Когда они называют меня по имени, то чувствую себя на седьмом небе от счастья. Порой мне кажется, что учителя школы, директором которой когда-то был я, зовут меня по-разному. В такие минуты я просто теряю голову. Но сейчас это неважно. Стоя в коридоре школы, размышляю над этим. Учителя и ученики спешат на урок, быстро пробегая мимо меня. Я не останавливаю их, как раньше, и не ругаю за опоздание. Секретарь подходит и даёт знать, что мне пора на урок. Благодарю за напоминание, но сам не тороплюсь. Я же директор и вправе поступать, как мне заблагорассудится. Обычно я свободен, но сейчас меня как будто связали по рукам и ногам. Наверно, это всё ещё сон воздействует на моё сознание. Вдруг пробегает знакомый мальчишка и даже не задерживает шаг. Смотрит на меня странными глазами. Понимая, что опаздывает на урок, проскальзывает со скоростью света.

Начинаю чувствовать, как трясутся ноги. Стараюсь прислониться к стенке, на которой прикреплено большое зеркало. Главное, не упасть. И в эту секунду кто-то поддерживает меня под руку. Темнота закрывает глаза, голова идёт кругом. Сквозь наплывающий мрак не могу точно определить, кто это, но кто-то знакомый. Женщина – та самая женщина, которая во сне не давала мне покоя всю ночь. Вижу её руки… Ладони… И в эту минуту она крепко обнимает меня. Это обнадёживающие объятия. Опускаюсь на её руки, понимая, что не могу удержаться на ногах. И больше ничего не помню…

***

Я в палате. Уже пришёл в себя. Здесь нас четверо. Врач, стоявший над головой слева, несколько раз переспрашивает у меня одно и то же, пытаясь определить имя. Но я ничего не помню. Дав несколько советов, он покидает палату. И мы остались втроём – я, та женщина и тот самый мальчик.

– Папа, как ты себя чувствуешь?

Пытаясь скрыть своё волнение, спрашиваю его и слегка улыбаюсь, чтобы лишний раз не тревожить мальчика. Женщина ласково наклоняется ко мне и целует в обе щеки:

– Отдохни, ты очень устал. Всё будет хорошо, как было раньше.

Сказав это и взяв мальчика за руку, она покидает палату.

Теперь лежу один. Не знаю, как меня зовут. Вспоминаю ту женщину и мальчика. Помню, что знаю шестнадцать языков. Вдруг вспоминаю, как год назад в Париже попал в автокатастрофу. Но я не француз, я – азербайджанец. В Париже был по работе, я преподаю французский язык и являюсь директором школы. Та женщина – это моя жена, а мальчик – всегда поддерживающий меня сын. Теперь вспоминаю, как в течение года ходил, лишённый памяти, и не мог никого узнать, даже родных мне людей. Кадры страшного сна, который снился мне всю ночь, теперь смог вспомнить один за другим. Ева, я так хочу вернуться к своей семье…

Из дневника Неля

Люди боятся потерять и поэтому не могут любить. Желание быть любимыми гаснет перед силой неописуемого страха. Но не стоит забывать, что, мы в ответе за тех, кого приручили. Не молчите! Молчание порой разрушает даже самые крепкие мосты. Как часто мы, боясь показать свои чувства, теряем всё самое драгоценное и дорогое нашему сердцу. Прочитывая в социальной сети некоторые строки Шекспира «Я всегда чувствую себя счастливым. Ты знаешь, почему? Потому что я ничего ни от кого не жду. Ожидания всегда – боль…», получил сообщение, которое Ева прислала по WhatsApp:

«Нель, можешь сбежать из дома? Я так хочу тебя увидеть!»

От счастья чуть было не лишился разума. Несмотря на двухлетнюю нашу переписку, это было впервые, когда она решилась встретиться за пределами школы. Ева не так часто говорила о том, что соскучилась. А тем более о желании сбежать на встречу. Может просто не решалась. Я же всегда боялся говорить о своих чувствах и желаниях. А больше всего не хотелось услышать «Нет… Нельзя… Потом…». Что за глупости?! Я уверен в том, что Ева любит меня также сильно, как и я её.

На минуту телефон застыл в правой руке. Я не знал, что написать. Посмотрев на часы, которые показывали почти одиннадцать вечера, оробел. Было довольно позднее время, если учесть, что на дворе стоял ноябрь. Вспомнив об охраннике Си, не знал, как поступить. Как же выйти из дома и остаться незамеченным? Сегодня пятница и впереди ещё два выходных – заставить её ждать понедельника я не мог.

Нельзя было прерывать этот чудесный день, когда Ева сама звала меня на долгожданную встречу. Одно я знал точно: не надо ничего бояться и необходимо продолжать бороться за свою любовь.

Ужас! Время совсем не ждало нас – прошло 16 минут после её сообщения. Наверно, она подумала, что я давно сплю или занят важным делом. Взглянув ещё раз на бегущие стрелки часов, быстро написал:

«Ева, буду ждать тебя в 23:30 перед кафе Catalina Coffee».

Я был настолько взволнован, что забыл отправить адрес. Собравшись с мыслями, быстро написал ещё одно сообщение:

«Sixth Ward 2201 Washington Ave».

На самом деле Ева знала это место. В отличие от меня она любила кофе. Однажды долго рассказывала о выпитом вкусном кофе Espresso в Catalina Coffee. Каждый раз, вспоминая её рассказ, я невольно улыбался. Хороший кофе как дорогая сигарета, и каждый из них имеет свой необычный аромат. Я никогда не любил сигареты, но сейчас некогда об этом писать.

Отправив ей сообщение, я быстро пошёл в свою комнату искать кроссовки. Совсем не помню, куда же их закинул в последний раз после того, как вернулся из спортзала. Наклонившись, в надежде заглянул под кровать, где обнаружил только одну из них. Перевернув почти всё вверх дном в своей комнате, отыскал вторую под наваленной грудой одежды, ждущей своей очереди отправиться в стирку. Стрелки часов абсолютно не хотели меня жалеть. Не успевая завязать шнурки, я быстро закрутил их и запихнул сбоку. Левая кроссовка стала сильно сжимать пальцы ног, как будто я впервые надевал её. Всё было не слава богу. Руки сильно вспотели от напряжения и, сделав узелок, я спрятал концы шнурка в правую часть обуви. Теперь надо было уже бежать. Хорошо, что моя комната находилась на первом этаже. Оставалось только взобраться на холодильник, чтобы через вентиляционное окно перепрыгнуть на улицу. Там было очень узкое пространство, через которое можно пролезть только лёжа. Надеюсь, что обойдётся без переломов. Часы показывали 23:15. Надо было подвинуть холодильник поближе к шахте. Он же такой тяжёлый! Нора опять заполнила его до краёв. Ах, Нора, Нора! Наша служанка всегда любит, чтобы в доме было всё, что нужно для моего правильного питания. Не холодильник, а какой-то амбар. Разные виды шоколада, джем, томатный сок, голландский сыр и многое другое напоминали полки большого магазина, которые мне пришлось немедленно разгружать. Едва сдвинув с места наш огромный холодильник, я был довольно удивлён, увидев там одну кроссовку, которую нашёл чуть раньше. И тут меня осенила догадка ещё раз взглянуть на свои ноги. Кошмар! Посмотрев внимательно на свои ноги, смог еле сдержать смех – на мне были кроссовки от разных пар. Что же делать?! Я же уже завязал шнурки крепким узлом. Надо было, не теряя времени, ножом перерезать их и переодеть.

Наконец, освободив холодильник, я смог его подвинуть к шахте. Забравшись на него, я лёг и вытянул ноги на улицу. Повернувшись лицом к комнате, напоминающей машину, перевернувшуюся после автокатастрофы, ещё раз нехотя посмотрел на продукты. Делать было нечего. Закрыв глаза и стараясь сдержать своё волнение, я скатился немного вниз. Надо было сохранять равновесие и удержаться за внутреннюю часть шахты. Я уже был готов спрыгнуть, как услышал звонок телефона, который забыл на столе. Наверно, это была Ева. Вернуться – означало провалить дело и потерять возможность сбежать. Тогда бы она точно обиделась и неизвестно, чем бы ещё всё это закончилось.

Не задумываясь, я спрыгнул на улицу. Размышлять было некогда. Добежав до маленькой калитки, я выбежал на улицу и стал махать всем машинам, надеясь, что такси подоспеет вовремя. Сев в одно из приехавших такси, назвал адрес и почти умолял домчать меня туда без опоздания. Волнение захватывало дух. Ничего не помню. Единственное, когда мы доехали, таксист сказал, что я спрашивал у него каждые 3—4 минуты, который час:

– Вы уже сто раз спросили одно и то же.

Подумав немного, он добавил: