Том 1 Грохот Разломной Бури

Пролог Свет, который ищет дефект

В сердце Невии свет не просто сиял – он лежал слоями, как живая броня, где каждый луч был числом, формулой, законом. В узловом ядре, среди концентрических колец сияния, Саа’Тор Вечносущий остановил потоки: время для остальных каст на миг сжалось в одну неподвижную точку. В этой тишине он услышал дрожь – тонкий, почти неуловимый срыв ритма, будто по идеально натянутой поверхности провели лезвием.

Дрожь не рвала структуру и не ломала связи между мирами, но не принадлежала ни одной из заложенных в решётку закономерностей. Саа’Тор вытянул перед собой пласты световых формул, и узлы переходов раскрылись, показывая опорные миры. Он отодвинул Невию, как слишком знакомый исходник, и вывел на первый план Реалис.

Реалис отвечал тяжёлой материей: плотные континенты, стареющие магические узлы, медленно оседающие силы. По поверхности ползли вспышки войн, локальные катастрофы, мелкий хаос выбора, который никогда не выходил за пределы допустимых потерь. Мир трещал по швам, но трещины были предсказуемы.

Импульс прошёл сквозь него тонкой линией, не задевая ни Евхарию, ни Праксис, ни древние остатки Арканиса. Он не тянул на себя силу, не вызывал аномалий, не менял исход локальных конфликтов. Просто существовал – как чужеродное «нет» внутри привычного «да» Невийских формул.

Саа’Тор сместил внимание, и Реалис растворился в ещё более тонком сиянии. На его месте возник Тандемис – мир ритмов и глубинных вибраций, где сама основа звучала неустойчивым аккордом. Пласты почвы дрожали, узлы пульса сжимались и раздувались, свободные территории боролись с внутренними разломами, пока ещё не знавшими о внешней угрозе.

Импульс пересёк и этот мир, не подхватив ни одного из тандемийских ритмов. Он прошёл мимо Сердечной пульсации, проигнорировал Глубинные отклики, не оставил следа в Ритмах плоти. Для любого другого это было бы шумом, случайной помехой, но в поле зрения Саа’Тора случайностей не существовало.

Раздражение поднялось в нём медленно, как нарастающее давление. Открытую угрозу можно было измерить, расчленить, разложить на потери и выгоду. Этот импульс был слаб, но не позволял даже назвать себя в терминах Невии, оставался за пределами света и тьмы, за пределами «своё» и «чужое».

Он усилил связь с узловым хребтом, и из глубин света поднялись контуры высших каст. Сознания стекались к нему: острые пики аналитиков, тяжёлые массивы военачальников, ровные плоскости переписчиков, готовых подгонять реальность под заданную закономерность. Вокруг ядра вспыхнул совет, в котором не было тел, только чистые функции.

– Внешний мир Реалис, – голос Саа’Тора разошёлся по решётке, врезаясь в каждый узел. – Зафиксирован дефект первого уровня.

Один из аналитических контуров вспыхнул резче остальных, выбрасывая сеть чётких запросов.

– Параметры дефекта.

– Импульс, не принадлежащий свету.

Свет вокруг не дрогнул, но плотность напряжения изменилась; высшие касты зафиксировали новое условие. Аналитики вытянули из памяти все модели отклонений, сопоставляя их с тем, что Саа’Тор показал им: тонкую линию, проходящую через Реалис и Тандемис, не оставляя следов. Формулы войны начали складываться до того, как было произнесено само слово.

– Прогноз распространения, – потребовал Саа’Тор.

С десятков контуров сорвались лучи расчётов, в едином поле возникли схемы: сначала локальные искажения в Реалисе, затем ответные колебания в Тандемисе, потом цепочка новых импульсов, каждый из которых чуть дальше отступал от светового закона. Варианты менялись, но вывод повторялся.

– Если дефект не устранить, – произнёс главный аналитик, и его голос был всего лишь собранной формулой, – он породит неконтролируемые отклонения в структуре подчинённых миров.

– Реалис обозначается как очаг, – сказал Саа’Тор. – Дефект первого уровня. Мир подлежит переписыванию или стиранию. До того, как он заразит структуру.

Военачальники приняли сказанное, как принимают приказ о дыхании. В их контурах вспыхнули схемы вторжения: пробные разломы, узлы высадки, последовательность применения световых каст. Реалис ещё жил своими войнами и страхами, Тандемис ещё боролся за собственную целостность, но в сердце Невии оба уже стали строками в расчёте, подготовительной фазой войны, которую они даже не знали по имени.

Пролог «Свет, который ищет дефект»

Когда формулы войны ещё только сгущались в узловом ядре, свет у основания хребта дрогнул и собрался в высокую фигуру. Варр’Кесс Райл вышел из портального слоя, словно шагнул не из другого места, а из самой идеи расстояния. Его силуэт был ровен, без изломов, глаза – прозрачные, как незаполненная ячейка в расчёте. Он не кланялся, не выказывал почтения; для переносчика высшего раздела присутствие Саа’Тора было не вершиной, а исходным условием.

Саа’Тор повернул к нему часть внимания, и вокруг ядра растворились лишние контура: совет высших отступил, оставив только голый каркас света. На этом фоне один-единственный импульс выглядел почти ничем, тонкой царапиной по гладкой поверхности, но именно эту царапину он показал Варр’Кессу.

– Реалис, – сказал Саа’Тор. – Дефект первого уровня. Источник – аномальный импульс, не принадлежащий свету.

Варр’Кесс следил за тонкой линией, пересекающей полотно мира. На его лице не отражалось ни удивления, ни интереса. Взгляд оставался пустым и спокойным, как поверхность застылого канала, по которому ещё не пустили поток.

– Задача, – продолжил Саа’Тор, – найти источник и привести структуру к норме. Реалис должен быть вскрыт с минимальными потерями энергии.

– Принято, – ответил Варр’Кесс.

Он не уточнил сроков, не спросил о допустимой степени разрушения и не коснулся вопроса жизней. В его внутренней решётке уже вставало иное: расстояния, плотность материи, сопротивление локальных магических узлов. Для переносчика высшего раздела каждый мир был набором коэффициентов, которые нужно расставить так, чтобы портал не обрушился сам на себя.

Вокруг него вспыхнули световые плоскости. Варр’Кесс поднял руку, и из пальцев потянулись тонкие лучи, цепляясь за контуры Реалиса. Сердечные Земли отозвались тяжёлым, но устойчивым сиянием: плотный узел, приспособленный под первый разлом. Он отметил его как опорный.

Чуть выше всплыли горы Кладов – каменный хребет, в котором магия и материя сплетались плотной сеткой. Здесь можно было закрепить стабилизирующий канал, чтобы удержать фронт воздействия. Луч Варр’Кесса коснулся вершины, и над ней загорелся знак будущего портала.

Глубже, под слоями зелёного шума, проявились Элмарские Леса. Их структура была рыхлой, наполненной мелкими локальными силами, хорошо подходящими для маскировки входа. Варр’Кесс провёл линию от Сердечных Земель к Элмарским корням, затем от Кладов вниз, замыкая схему трёхузлового проникновения.

– Допустимый фон разрушений? – спросил один из отдалённых аналитических контуров, всё ещё подключённый к ядру.

– Фоновые элементы среды, – ответил Варр’Кесс, не поднимая взгляда. – Допустимы любые изменения, не влияющие на устойчивость портальной сети.

Внутри схемы Реалиса мелькнули точки городов, деревень, маршрутов, по которым двигались люди и другие расы. Для него это были лишь колебания плотности, шум вокруг основного сигнала. Он обозначил населённые участки полупрозрачными слоями и наложил поверх них траектории разломов, добиваясь идеального совпадения с собственными расчётами.

В его модели не существовало отдельных жизней. Были ключевые точки, где материя могла выдержать удар, и участки, которые можно было позволить себе сжечь ради стабилизации поля. Реалис не стоял перед Варр’Кессом как живой мир; он лежал плоской диаграммой, полем, на котором нужно исправить математическую ошибку.

– Схема первичного вскрытия готова, – произнёс он.

Световые плоскости вокруг сжались, принимая окончательный вид: разлом в Сердечных Землях, опорный канал в горах Кладов, скрытый вход в глубине Элмарских Лесов. Для Реалиса это были будущие раны. Для Варр’Кесса – аккуратно выведенные линии в уравнении, которое должно вернуться к норме.

Пролог «Свет, который ищет дефект»

В Тандемисе чужой свет приходил не вспышкой, а звуком. Ещё до того, как камень трескался и разломы рвали кожу земли, в глубинных ритмах появлялся холодный надлом, сухой и ровный, как удар железа по кости. В ту ночь по всему миру, от Парящих Равнин Севрара до Озёрных Пределов Нарисс, этот надлом прозвучал одновременно, и те, кто умел слушать, почувствовали, как в пульс родной земли врезался чужой, мёртвый такт.

Под Хассарской Пустошью, в святилище глубинных, пророки сидели в каменном круге, босыми ступнями касаясь живой породы. Обычно пульс Тандемиса шёл здесь тяжёлой, глухой волной, успокаивающей сердце, но сейчас через неё прошёлся тонкий ледяной клин. Камень под ногами содрогнулся, а затем будто бы на миг перестал дышать.

– Это не наш резонанс, – хрипло сказал старший, пальцами вцепившись в край вибрирующей плиты.

Пророки закрыли глаза и нырнули вниманием в глубину, ниже слоя текущего времени. Там, где в камне хранились следы старых войн, поднялось эхо чужого похода: свет, который приходил без колебаний, как прямой приказ, и рвал миры, не оставляя времени на ответный удар. В этом эхе слышалось не только прежнее вторжение Невии в Тандемис, но и что-то ещё – новый, ещё не отыгранный удар.

Они поднялись к священным нишам, где хранились древние плиты хроник: камень, пропитанный слишком старыми ритмами, чтобы их можно было исказить. Под слоем пыли и песка Хассара обрели ту, на которой шли резкие, ломаные линии, будто вырезанные рукой, дрожавшей от ужаса. Когда старший провёл по ним ладонью, плита откликнулась голосом давно умершего пророка.

– «Первый мир, в чьей плоти спрятан резонанс, несовместимый со светом», – медленно прочитал он. – «Если Невия коснётся его без подготовки, её свет дрогнет. Если же коснётся подготовленной рукой – дрогнёт всё остальное».

Холодный надлом в глубинах пульса усилился, словно подтверждая услышанное. Пророки переглянулись, чувствуя, как Тандемис сжимается, собираясь в один-единственный выбор. Невия поднималась снова, и на этот раз её путь вёл не только сюда: где-то по ту сторону разломов существовал мир, ставший для чужого света целью.

Совет свободных собрали поспешно, но без суеты. Представители Лиантарского Оплота, горцы-маасийцы, озёрные хранители, кочевые ветроловы – все стояли вокруг центральной каменной чаши, в которой мерцали линии текущих ритмов. Поверх привычной дрожи земли лежал ровный, холодный шум – тень Невии.

– Они пойдут через нас или рядом с нами, – сказал один из хранителей, глядя в чашу. – Но удар придётся не только по Тандемису. В хрониках сказано: сначала коснутся «первого мира».

– Нам нужен тот, кто слышит не только свой мир, – произнёс старший пророк. – Тот, кто различит чужой пульс ещё до того, как свет войдёт в плоть.

Имя всплыло само, как готовый ответ, давно хранившийся в глубинах общей памяти.

– Саррен Лиант.

Он вошёл в зал без грома и объявлений. Высокий, жилистый, с руками, в которых чувствовались не только мышцы, но и привычка опираться о живой камень. Саррен остановился у края чаши, положил ладони на тёплый каменный бортик и медленно вдохнул. Под пальцами дрогнули два ритма: тяжёлый, родной пульс Тандемиса и тонкий, бьющийся вдалеке, как сердце существа по ту сторону стены.

– Ты его уже чувствуешь, – сказал старший пророк.

– Да, – коротко ответил Саррен.

Ему не объясняли, насколько это важно; он и так слышал, что в глубине ритма появилось что-то, чего раньше не было. Чужой пульс не сливался с невийским светом, не гас и не подчинялся, а жил рядом, отдельным ударом. Именно он тянул внимание Саррена, как едва заметная, но упрямая нота среди режущего шума.

– В Хассарской трещине открылся нестабильный разлом, – сказал один из хранителей. – Его рвёт в обе стороны, но через него уже тянет тот резонанс. Пройдёшь там – окажешься в мире, который Невия пометила первым.

– Пройдёшь и найдёшь носителя этого пульса, – добавил старший пророк. – Прежде чем туда ляжет полная мощь Невии. Вернуться… мир не обещает.

Саррен не стал спрашивать ни о награде, ни о том, почему выбрали именно его. Для тех, кто слышит пульс миров, выбор всегда сводился к одному: идти туда, где ритм трещит, или позволить трещине разорваться самой. Он кивнул, словно фиксируя в себе линию пути, и отстранился от чаши.

Путь к разлому лежал вниз, в глухие недра Хассарской Пустоши, где камень был исцарапан старыми попытками Невии прорваться глубже. В конце туннеля воздух стал резким, сухим, будто наполненным пылью света, а стены дрожали, как струны. Нестабильный разлом свисал в воздухе кривой раной: тонкие всполохи чужого света рвали ритмы, делая каждый вдох неровным.

Саррен остановился на краю, закрыл глаза и слушал. Пульс Тандемиса бился за его спиной, упругий, хоть и надломленный. Впереди, за рваной линией разлома, звучал другой мир – тяжёлый, ещё не треснувший до конца, но уже помеченный чужим прикосновением. Где-то в его плоти стучало сердце, с которым не мог слиться свет Невии.

Он выровнял дыхание под удар этого далёкого ритма, позволил ему войти под кожу, сделать шаг своим. Затем, не сказав ни слова, шагнул в разлом, принимая, что возвращение может и не быть частью этого пульса.

Над макетом Реалиса висела тусклая сферическая проекция: материки в ней были лишь плотными пятнами, моря проваливались тёмными углублениями, а магические узлы отмечались бледными рубцами в ткани света. По жесту Варр’Кесса сфера сплющилась, превратилась в плоский слой и легла над гладкой плитой, послушно выгибаясь под линиями его воли. Свет в его руках был сухим, техническим, лишённым красоты: это был инструмент, а не символ.

Он провёл пальцами по карте, и Реалис ответил вспышками старых шрамов. Глубоко в Сердечных Землях Астории вспыхнуло тусклое пятно – место, где магия веками ломала себя о один и тот же узел напряжения. Варр’Кесс увеличил участок, просканировал плотность материи, сопоставил её с данными о местной Евхарии и Праксисе, затем аккуратно отметил центр будущего пробоя тонким серым кольцом. Здесь портал войдёт, как нож в уже надрезанную плоть.

Севернее, в горах Кладов, карта отозвалась тяжёлым, вязким светом. Хребет был пронизан древними трещинами, пустотами бывших выработок и покоящимися глубинными потоками. Для живых это место означало опасные обвалы и нестабильную магию, для Варр’Кесса – идеальный крюк. Он коснулся вершины хребта, и там загорелся второй узел: опорный портал, который будет держать сеть, если Сердечные Земли начнут рушиться быстрее расчёта.

Элмарские Леса на карте были не пятном, а рыхлой дымкой: десятки мелких сил, пересекающихся, глохнущих, вновь вспыхивающих. Их хаос скрывал слабость основы. Варр’Кесс провёл по зелёной дымке диагональную линию и нашёл место, где под тонким слоем живой магии лежал выработанный, почти пустой пласт. Третье серое свечение вспыхнуло в глубине лесов – скрытый разлом, через который можно ввести дополнительные силы или уйти, если расчёты окажутся недостаточными.

Каждый отмеченный узел он тут же привязывал к собственной структуре. Незримые для наблюдателя нити тянулись от световой карты к его ядру; с каждым новым разломом внутренняя схема Варр’Кесса усложнялась, превращаясь в трёхмерную сеть. Когда она будет завершена, любой из этих порталов станет продолжением его собственного шага: переход из Невии в Реалис, из Сердечных Земель в Клады или Элмарские Леса займёт не больше, чем один импульс мысли.

Он вывел рядом дополнительный слой расчётов – сухие, линейные формулы распада. Вне Невии световые конструкции всегда начинали гнить: местная магия размывала их края, материя сопротивлялась, ритмы чужих миров медленно выталкивали вторжение. Варр’Кесс просчитал, как быстро будут рушиться порталы в плотной материи Реалиса, сопоставил скорость распада с собственной выносливостью и заложил в план обязательное пропитывание: периодические импульсы из Невии, которые будут обновлять сеть, как организм обновляет кровь.

Линии фазовых подпиток легли поверх карты тонкой паутиной. Каждый разлом получил свой интервал: в Астории – чаще, в Кладах – реже, в Элмарских Лесах – по необходимости, в зависимости от реакции местной магии. Если какой-то узел начнёт разрушаться быстрее допустимого, сеть автоматически перераспределит на него больше света, сжигая окружающую среду, но удерживая форму портала.

С точки зрения Невии всё это было аккуратной инженерной задачей. Выбор параметров, расчёт нагрузки, компенсация потерь. Варр’Кесс видел перед собой лишь карту сил и слабостей, цифры, обозначающие сопротивление пород, глубину шрамов, устойчивость узлов. Реалис не был для него домом, легендой или живым миром – лишь полем, в котором следовало исправить допущенную ошибку.

Он увеличил участок Сердечных Земель, выводя на первый план тонкие, едва заметные линии. Между привычными шрамами магии там шёл другой след – почти не различимый, но устойчивый. Импульс отклонения, зафиксированный Саа’Тором, здесь ощущался чуть сильнее: словно кто-то провёл по ткани мира не светом и не тьмой, а чем-то третьим.

Варр’Кесс отметил этот сектор особым знаком, отличным от прочих узлов. Не как центр удара – как область наблюдения. Когда сеть разломов раскроется, именно сюда будут стекаться данные о поведении аномального импульса. Для Невии это станет ещё одной строкой в отчёте. Для Реалиса – началом приговора, которого он пока не слышал.

Пролог «Свет, который ищет дефект»

Разлом на стыке Тандемиса и Реалиса не был дверью – он был рваной раной, через которую миры выворачивали друг друга наружу. Саррен Лиант шагнул в неё без остановки, и в тот же миг ритмы привычной почвы исчезли. Тело встретил не свет и не тьма, а пустота, полная ломающих вибраций: каждую кость, каждое сухожилие будто схватили пальцы изо льда и стали крутить в разные стороны.

Он не видел ничего. Глазам не за что было зацепиться: ни камня, ни линии горизонта, только слепая темнота, в которой звук разрывался на лоскуты. Но в этой тьме пульсировал тот самый далёкий отклик, ради которого его бросили сюда. Глухой, низкий удар, не похожий ни на один из ритмов Тандемиса, ни на металлический шум света Невии. Этот пульс шёл впереди, как слабый маяк, и Саррен цеплялся за него, как за единственную ось, не давая сознанию рассыпаться.

Вибрации били по нему волнами. Одна накрыла – и кожа вспухла болью, словно её отдирали от мышц. Вторая прошла через череп, вытягивая мысли в тонкую нить. Третья ударила в грудь, и сердце сбилось, пытаясь попасть в чужой ритм, но не смогло. Саррен стиснул зубы, не позволяя крику прорваться наружу: любой звук здесь ломался на куски и возвращался осколками, рвущими разум.

Где-то над этим переходом, в немых высотах Реалиса, сеть Варр’Кесса раскрывала первые узлы. Разломы ещё не прорвали небо, но в тонких слоях между воздухом и тем, что лежало выше него, вспыхнули невидимые трещины. Они не сияли, не гремели, просто меняли ход сил: привычные потоки магии наталкивались на пустоты, соскальзывали, обнажая места, о которых мир давно забыл.

Старые шрамы Реалиса отозвались первыми. В глубинах Астории плоть земли чуть сместилась, словно кто-то подвинул фундамент, на котором веками стояли города и деревни. В горах Кладов камень дал едва слышный, но болезненный скрип, и пыль посыпалась из древних трещин ещё до того, как её тронул хоть один живой шаг. В Элмарских Лесах где-то под корнями старейших деревьев вода в скрытых жилах на миг застыла, потеряв привычный ход.

Те, кто умел хоть немного чувствовать мир, вздрогнули почти одновременно. Маги Евхарии проснулись среди ночи, не понимая, почему сердцу внезапно стало тесно. Практики Праксиса ощутили, как их стихии на миг сделались «глухими»: огонь не хотел вспыхивать с первого касания, ветер ложился тяжело, как мокрая ткань. Где-то старые арканисты, давно ушедшие от больших дел, тихо выругались, не найдя в своих книгах ни одного знака для описания этого перекоса.

В Сердечных Землях Астории, в деревне Лейнхолд, всё началось с того, что земля под ногами просто «вдохнула» не вовремя. Каэрон, таскавший в этот час воду от колодца к дому, почувствовал, как ведро дернулось в руке, хотя он держал его крепко. Глина под босыми ступнями едва заметно просела, а потом, наоборот, плотнее прижалась к стопе, словно сама искала опору.

Он остановился, вслушиваясь. Ночь была обычной: потрескивали дома, собака зарычала где-то у дальнего двора, ветер шевелил крыши. Но под этим привычным шумом шёл другой, глухой. Не звук даже – ощущение, будто мир сделал лишний удар сердце́м, а потом попытался сделать вид, что ничего не произошло.

Каэрон присел, коснулся земли ладонью. Холод прошёл под кожу, не убивая, а как будто отталкивая, заставляя пальцы отдёрнуть руку. Почва не была ни мягкой, ни твёрдой – просто неправильно живой. Он поднялся, провёл взглядом по тёмным силуэтам домов Лейнхолда и не нашёл там ничего чужого. Всё казалось на месте, но внутри оставалось чувство, что что-то в самом основании деревни дышит не в такт.

Он мотнул головой, пытаясь сбросить это липкое ощущение, и пошёл дальше, заставляя себя думать о простом: о работе, о завтрашнем дне, о том, что надо будет починить протекающую крышу. Но каждый шаг отзывался в пятках странным эхом, будто глубоко под Лейнхолдом кто-то медленно разворачивает невидимый узел.

Саррен в это время всё ещё летел в разломе. Вибрации вокруг вдруг сменились: вместо рваного тандемийского ритма и хриплого шума перехода пришла другая дрожь – тяжёлая, вязкая, как удар по сырой земле. Он понял, что начинает входить в Реалис, почувствовал глухой, сдержанный пульс мира, который ещё не знал, что его уже пометили линиями приговора.

Война ещё не началась вслух. Ни один город не видел на небе трещин, ни одна армия не подняла знамена против света Невии. Но дыхание этой войны уже прошло по коже тех, кто умел хоть немного чувствовать мир. В трещинах между вдохами старых миров зажигались первые искры, и больше ни Реалис, ни Тандемис не могли сделать вид, что не слышат, как трещит их собственное основание.

Пролог «Свет, который ищет дефект»

В сердце Невии световые пласты сходились в единую решётку подтверждений. Аналитические касты завершили расчёты, вывели последние формулы риска, сверили их с волей Саа’Тора. Потери признали допустимыми, отклонение – неприемлемым. В узловом ядре вспыхнул короткий импульс: знак, что спор окончен, и теперь миры будут подгонять под принятое решение.

Варр’Кесс стоял у своей карты Реалиса, когда разрешение прошло через его структуру. Он не дрогнул, лишь чуть резче повёл ладонью по проекции. Узлы разломов откликнулись готовностью, сеть подтянулась, выпрямляясь в идеальные линии. Свет внутри него сменил состояние: ожидание стало задачей, задача – приказом к исполнению.

– Операция подтверждена, – произнёс сухой голос одного из высших контуров.

– Вхожу в фазу раскрытия, – ответил Варр’Кесс.

В его восприятии это был лишь переход к следующему этапу работы. Реалис не видел и не слышал этого обмена, но над ним уже собирался невидимый вес: сеть порталов натягивалась, как струна, готовая ударить сразу в несколько точек.

В Тандемисе Саррен Лиант продолжал падать. Переход разодрал его тело так, что границы между мясом и ритмом стерлись. Он не чувствовал рук, ног, отдельно – только боль, разлитую сплошным полем, и один глухой пульс, бьющийся впереди. Каждый новый рывок разлома сдирал с него очередной слой привычной связи с родным миром, и всё, что оставалось, – навык слушать. Он слушал, цепляясь за далёкий отклик отклонения, как утопающий за крошечный клочок суши.

Разлом, через который его бросило, начал сужаться, как живая рана, стягиваемая невидимыми мышцами. Где-то позади ещё звучал Тандемис – надломленный, злой, но родной. Впереди тяжело грохотал Реалис, пока ещё целый. Падение затянулось, превратив время в вязкую, рвущуюся полосу, и в какой-то момент Саррен уже не был уверен, существует ли ещё его тело целиком или только слух.

В это же время в Сердечных Землях Астории Лейнхолд заканчивал свой обычный день. Дым из печных труб висел тяжёлыми слоями над крышами, запах супа и дешёвого пива вплетался в сырой воздух. Люди запирали двери, ругались на затянувшуюся сырость, гасили лампы, привычно проверяли засовы, как будто от этого можно было защититься от того, чего ещё не было в их словах.