Фронт Бездны. Том 1. Прорыв
– Док… – прохрипел боец. Грудь у него дёрнулась, глаза вылезли из орбит. – Жжёт… внутри…
– Терпи, – коротко бросил Аркан. – Сейчас хуже будет.
Он выдернул из набора пинцет – тяжёлый, хирургический, с зазубренными краями, – и нырнул им в рану. Тёплая кровь мгновенно облепила металл, потекла по рукам, под перчатки. Мужчина выгнулся, пытаясь сдёрнуть его руку, но Хиро плечом прижал его к бетону.
– Руки убрал! – рявкнул он прямо в лицо раненому. – Хочешь жить – лежи. Хочешь сдохнуть быстро – дёрни ещё раз.
Где-то над ними лязгнуло железо, Рэн матюгнулся, турель плюнула очередью совсем близко, брызнули искры. Хиро даже не поднял головы. Пинцет нашёл чёрную массу, коснулся её. Ощущение было, как если бы он сжал кусок резины, под которым жила ртуть: скользко, упруго, неприятно холодно.
Масса зашевелилась сильнее, будто почуяла его. От неё к металлическим губкам пинцета рванулись тонкие струйки, как чернильные щупальца. На мгновение Аркан почувствовал, как через металл в пальцы ударяет что-то ледяное, не электрический разряд – чужое, липкое присутствие.
– Иди-ка ты нахуй, – прошипел он и сжал пинцет сильнее.
Чёрная субстанция попыталась уйти, но зазубренные края впились в неё. Мужчина под ним взревел, как раненый зверь, грудная клетка дернулась так, что Хиро чуть не выронил инструмент. Тонкие нити, уже вросшие в мясо, натянулись, вспороли ткани, кровь брызнула новой струёй.
– Держите его! – заорал Аркан.
Чьи-то руки – кажется, один из солдат Коррана – навалились на плечи раненого, прижимая к бетону. Боец бился, пытаясь вывернуться, пятки царапали пол, оставляя кровавые полосы.
Хиро рывком потянул пинцет на себя. Чёрная масса вышла не сразу. Сначала из глубины раны потянулась тонкая, дрожащая струна, затем вторая, третья. Нити рвались, оставляя после себя крошечные куски, но основное тело с неохотой вылезало наружу, как жирный червь.
Когда он наконец вытащил её целиком, внутри что-то мерзко чавкнуло. На кончике пинцета висел комок чёрной, переливающейся дряни размером с крупный орех. Он дёргался, пульсировал, менял форму, раздуваясь и сжимаясь, как маленькое сердце.
– Сука живая… – выдохнул солдат, прижимающий раненого.
Чёрная масса метнулась – прямо по пинцету, вверх, к руке. Хиро в ответ рывком ударил пинцетом о бетон рядом, придавив эту дрянь всей тяжестью. Из-под металла вырвалось шипение, словно кто-то кипящую воду вылил на ледяное стекло. Воздух наполнился резким, химическим запахом, глаза заслезились.
Масса попыталась расползтись по полу, но не успела: Аркан выхватил из набора маленький портативный плазморез, щёлкнул, и узкий язык синего огня полоснул по чёрной слизи. Та загорелась без пламени, просто мгновенно побелела, потом рассыпалась в серый, сухой прах.
– Так-то лучше, – хрипло сказал Хиро, чувствуя, как в висках стучит кровь. – Внутрь моих пациентов тебе дорога закрыта.
Он снова нырнул взглядом в рану. Края мяса дрожали, но внутри всё шевелилось теперь только от дыхания. Чёрных нитей больше не было, только настоящие сосуды и лёгкое, судорожно сжимающееся при каждом вдохе.
– Док… – боец попытался повернуть голову, губы у него дрожали, на зубах была кровь. – Я… ещё…
– Живой, – отрезал Хиро. – И это уже заебись, поверь.
Он схватил гемостатический спрей, залил рану, потом, не тратя время на красоту, наложил грубую, тугую повязку, буквально стягивая грудь. Каждый виток бинта отжимал кровь обратно внутрь, каждый узел фиксировал ребра так, чтобы они не разошлись окончательно.
– Дышать будет тяжело, – предупредил он, затягивая последний узел. – Но это лучше, чем не дышать вообще.
Где-то над ними турель наконец захрипела, сорвалась с ритма и заткнулась – то ли её сняли, то ли что-то сломали. Вой сирены всё так же резал небо. Аркан сел на пятки, вытер лоб запястьем, размазав по коже кровь и чёрную сажу. Пальцы все ещё помнили холод той дряни, и от этого хотелось стереть с них кожу до мяса.
– Док… – позвал кто-то с края плаца. – Там ещё двое… один без ноги, у второго половина лица нет…
Хиро поднялся.
– Несите сюда, – сказал он, чувствуя, как под ним хрустит засыхающая кровь. – Пока вы все не стали кормушкой для этой чёрной херни.
Элья забилась на крышу, как кошка на чердак, ещё пару минут назад, когда Корран рявкнул про прикрытие сверху. Лестница пахла пылью, ржавчиной и старым потом, воздух на высоте резал лёгкие холодом, но здесь, над плацом, было видно больше, чем хотелось бы.
Сейчас она лежала на бетонном карнизе, прижмавшись щекой к холодной плите, винтовка выдвинулась вперёд, как продолжение тела. Под ней кипел двор: Хиро по горло в крови ковырялся в чьей-то вскрытой груди, люди бегали, пригибаясь от воющего уже по инерции воздуха. Турель у северных ворот молчала, дымя стволом; вокруг неё на бетоне валялись тела – одни ещё дёргались, другие уже нет, кишки стянуты ремнями, клочья мяса размазаны по плитке.
Но взгляд всё равно тянуло дальше.
Элья оторвалась от прицела, подняла глаза. За краем базы начинался город. Ксайра тянулась, как рана, – кварталы, башни, нитки дорог. Всегда шумная, живая, сейчас она уже местами застыла. Над дальним сектором, где громоздились промышленные блоки и жилые коробки, висела тьма. Не ночь, не дым от пожара – отдельная, тяжёлая, как будто кусок неба сгнил и обвалился на крыши.
– Корран, – произнесла она в гарнитуру, язык клялся к нёбу. – На горизонте начинается какой-то полный пиздец.
– Конкретнее, – ответил капитан, его голос шёл с помехами, но держал форму. – Что видишь?
Она снова приложилась к оптике, выкрутила увеличение. Картинка дернулась, стабилизировалась. Чёрная масса над городом шевелилась – не облака, не дым. Больше похоже на бурю, в которую кто-то налил чернил и яда. Внутри сверкало что-то бледное, не как молнии, а как вспышки прожекторов, направленных в никуда. Край этой бури уже опускался ниже, наскальзывая на верхние этажи домов.
– Чёрная буря, – тихо сказала Элья. – Похожа на ту хуйню, что над разломом, только… больше. Она жрёт город.
По улицам, ближе к эпицентру, ещё двигались люди. Много людей. Через прицел было видно, как толпа ломится по проспекту: кто-то в гражданских куртках, кто-то в броне, кто-то с сумками вместо рюкзаков. Бегут от тьмы, как от надвигающейся волны.
И среди них уже попадалось что-то, от чего у неё похолодели ладони.
Сначала она решила, что это просто солдаты в броне и с экзоскелетами. Потом один из них вывернул плечо и, не останавливаясь, запрыгнул на капот грузовика, как зверь – одним рывком, с проворотом корпуса. При увеличении стало видно, что вместо нормального сустава у него металлический шарнир, а вдоль руки тянутся чёрные, кривые пластины, вплавленные прямо в мясо. На месте половины лица – гладкий стальной щит с прорезью-линзой, мигающей тусклым красным. Вторая половина лица – человеческая, перекошенная яростью.
– Блядь… – выдохнула Элья. – У нас новые друзья.
– Докладывай, – напомнил Корран.
– Гибриды, – сказала она. – Полу-железо, полу-мясо. Бегут вместе с толпой. Некоторые – по крышам машин, как по ступенькам. Лица… как будто им их руками вывернули и обратно прилепили.
Один из таких как раз попал в центр её прицела. Ноги – звериные, вытянутые, суставы согнуты наоборот, ступни обуты в металлические когти, которые оставляли искры на асфальте. Торс – человеческий, но спина покрыта чем-то вроде хитинового панциря, между пластинами пробивалась влажная, влажно-багровая плоть. Из шеи наверх шли кабели, врезаясь в кожу. Лицо… лицо было когда-то нормальным. Сейчас глазницы стянуты металлическим каркасом, губы разорваны до ушей, зубы обнажены в постоянном оскале. Он выл, бежа, и этот вой, хоть и не достигал крыши, читался по движению глотки, по вибрации груди.
– Они злыe, – произнесла Элья. Сама удивилась, как спокойно это прозвучало. – Не те, кто просто заражён и в панике. Эти идут как охотники.
Гибрид прыгнул на ближайшего мужчину в гражданском. Удар – и тот улетел в сторону, как тряпичная кукла. Элья увидела, как когти рвут брюхо, как внутренности с хлюпком вываливаются на тротуар, размазанная по асфальту кровь. Толпа на миг сомкнулась, поглотила этот эпизод, как море – камень, и побежала дальше.
– Вижу подтверждение, – сказала она в эфир. – Гибриды атакуют тех, кто ближе. Не просто ломятся из города, а как будто чистят его.
Чуть дальше, у остановки, маячил другой. Широкая грудь, на месте руки – что-то вроде многозарядного ствола, собранного из деталей автомата и обломков дрона. Прямо из плеча торчит блок, мерцают миниатюрные индикаторы, в мышцах под кожей ходят волны, как по кабелю ток. Лицо наполовину закрыто маской сварочной линзы, к которой присохла кожа; оставшийся глаз налит кровью и бешенством. Он стрелял в толпу, не целясь: конечность-ствол дёргалась, выплёвывая очереди, люди падали, распарываемые пулями вперемешку с осколками костей.
– Эля, – голос Хиро в канале был тяжёлым, уставшим. – Скажи, что я никогда не увижу это вблизи.
– Скажу, – ответила она, неотрываясь от прицела. – Но, боюсь, совру.
Чёрная буря тем временем сползала ниже. Нижний край её уже почти касался улиц. Там, где он проходил, свет гас мгновенно. Лампочки, вывески, окна – всё проваливалось в густой мрак, как будто кто-то стер город резинкой. На границе тьмы мелькали ещё какие-то формы, слишком большие для людей, слишком неправильные для техники.
У неё пересохло во рту. Она заставила себя сглотнуть, шевельнула пальцами на цевье, возвращая чувствительность.
– Корран, – сказала Элья. – Если эта дрянь докатится до нас в таком виде – у города не просто проблемы. У города пиздец.
– Принято, – глухо отозвался капитан. – Наша задача – не дать ему докатиться хотя бы до этой базы. Держи их в прицеле и говори, если кто-то из этих ублюдков пойдёт к нам.
– Поняла, – ответила она.
Элья снова пристроилась к оптике, чувствуя, как под щекой вибрирует от далёких взрывов бетон. Город перед ней медленно превращался в мясорубку, а чёрная буря над ним дышала, как живое существо, наблюдающее за тем, как его игрушки рвут людей на части.
Глава 2 Чужой гул
Чужой гул пришёл не сразу. Сначала был привычный для войны хаос: одиночные выстрелы, очереди, визг тормозов, срывающиеся на крик голоса. Город выл, ругался, стрелял. Но потом подо всем этим, где-то в самом днище звуков, пролегла новая нота – низкая, тянущаяся, как бас у испорченного динамика.
Элья услышала его первой. Не ушами – зубами. Что-то сухо заныло в челюсти, отозвалось в корнях зубов, пробежало по позвоночнику, как ток. На секунду она оторвалась от прицела, моргнула, пытаясь понять, что это.
Гул усилился.
– Кто-нибудь слышит? – хрипло спросила она в гарнитуру. – Внизу… под всем этим шумом…
– Слышим, – отозвался Хиро, голос у него был, как наждаком по стеклу. – Будто экскаватор черепом по асфальту ведут.
– Это не техника, – глухо сказал Корран. – У техники нет такого… привкуса.
Гул тем временем рос. Мегаполис не сразу, но послушно начал на него отвечать. Вдалеке, под чёрной бурей, заскрипел бетон – так, что звук через оптику был почти виден. Высотка у промзоны дрогнула всем корпусом, как живое существо, которому вбили лом под рёбра. В её боковой стене образовалась трещина: сначала тонкая, как царапина, потом шире, шире. Стеклянные панели одна за другой лопались, вываливаясь наружу вместе с кусками фасада.
– Здания пошли, – выдавила Элья. – Корран, у нас… город трещит.
Соседняя башня, чуть ниже, осела этажом, потом ещё. Пыль взлетела столбом, закрывая половину квартала. С её крыши сорвался рекламный щит, тяжёлой плитой рухнул на шоссе, смяв три машины. Одна мгновенно вспыхнула, как бумага, огонь рванулся вверх, подсвечивая изнутри облако пыли.
Гул тем временем пробился к людям.
В потоке бегущих по проспекту фигуры начали сбиваться, как в рассыпающейся стае. Кто-то хватался за голову, кто-то падал на колени, кто-то просто останавливался посреди дороги, как вкопанный. Элья вжала глаз в прицел. При увеличении было видно, как у некоторых дрожат губы, как глаза заволакивает мутной пеленой.
– Что с ними? – прошептала она.
Первый мужчина просто рухнул. Руки вывернуло назад, пальцы скрючило, позвоночник изгибался под кожей, будто там бегали толстые черви. Он забился на асфальте, как рыба на суше, ударился затылком, оставив на плитке кровавый след. Рядом женщина в плаще схватилась за горло и закричала так, что даже на крыше стало понятно: это не страх – это что-то рвёт её изнутри.
– Фиксируйте, – бросил Корран в эфир. – Всё, что видите.
– Да тут не зафиксируешься, – мрачно ответил Рэн. – Город с ума ебашит.
Ещё один мужчина, в броне, с автоматом на ремне, остановился, согнулся пополам, упёрся ладонями в колени. В следующую секунду его выгнуло так, что позвоночник хрустнул даже через прицел. Голова откинулась назад, рот раскрылся. Из него пошла чёрная пена – не жидкость, а дым, тонкими струйками.
Боец завопил.
Крик был многоярусным, как хор, записанный на сломанную плёнку. Один голос рвался вверх, другой тянулся вниз, третий ломался на визг. Из-под кожи, по шее к лицу, поползли тёмные, тонкие прожилки, как если бы кто-то рисовал сеть капилляров чужой кровью. Глаза налились чёрным, зрачок растворился, белков не стало.
– Одержимые, – глухо сказал Хиро. – Чтоб вас всех…
Мужчина перестал быть человеком примерно за три секунды. Потом резко выпрямился, как марионетку дернули за шнур. Движения стали рваными, как у сломанного механизма, но в них было слишком много силы. Он схватился за автомат, дёрнул его через голову, не разбирая, кто рядом. Первая очередь прошила бегущего перед ним подростка в худи. Того откинуло назад, грудь разлетелась кровавым фонтаном, куски ткани с мясом шлёпнулись на асфальт.
– Они стреляют по всем подряд, – прошипела Элья. – Тупо по – кому попало.
– Если видишь возможность – клади, – жёстко сказал Корран. – Не жди приказа на каждого.
Она перевела дыхание, свела прицел на голову одержимого. Палец лёг на спуск, мир сузился до креста прицела и чёрных, пустых глаз. В момент выстрела её слегка ослепила вспышка рефлекса от стекла ближайшего окна. Пуля вошла ему в лоб чуть выше переносицы. Голова дёрнулась, сзади из черепа вырвался фонтан крови с серыми ошмётками. Тело рухнуло, дернувшись, как вырубленный рубильником механизм.
Гул не стих.
По другой стороне проспекта сразу трое людей одновременно схватились за лица. Одна женщина в деловом костюме с мясом сорвала с себя серьги, вместе с кусками мочек, кровь брызнула на белую блузку. Она ударилась лбом о витрину, стекло пошло трещинами. Мужик рядом царапал себе грудь, разрывая ногтями кожу, будто пытался что-то вытащить. Третий просто бился головой о фонарный столб – до крови, до хруста кости.
– Это не просто паника, – голос Хиро был злой. – Это кто-то лезет внутрь им в головы, блядь.
Здания отвечали по-своему. В квартале ближе к базе на глазах пошёл волной фасад старого административного блока: сначала осыпалась плитка, затем треснула несущая колонна. Балкон с людьми, пытавшимися спуститься по простыням, дрогнул и оторвался целиком. Фигуры полетели вниз вместе с бетоном, два тела ударились об край фонтана, разлетевшись, как куклы с треском костей.
– Город не выдерживает, – тихо сказала Элья. – Его ломают изнутри, как и людей.
Один из одержимых выскочил прямо под её сектором – молодой парень в бронежилете, без шлема. Лицо уже стянуто тёмными жилками, глаза пустые, рот в кровавой пене. Он на всех четырёх метнулся к ближайшей машине, забрался на крышу, выгнулся дугой и, не разбирая, кто в салоне, стал бить прикладом по лобовому стеклу, пока оно не лопнуло. Внутри кто-то завизжал тонким голосом.
– Эля, – тяжело проговорил Корран. – Нам этот город уже не спасти. Но тех, кто ближе – ещё можем. Держи сектор и отстреливай всё, что рвётся к базе. Не будь сентиментальной.
Она сглотнула вязкую слюну, снова приложилась к прицелу. Мегаполис внизу трещал, рушился и сходил с ума, а чужой гул под всеми звуками только крепчал, набирая силы, как чужое сердце, стучащее прямо под кожей города.
Лея проскочила под обугленной аркой бокса, пригибаясь от воющего где-то над головой воздуха, и едва не споткнулась о лежащее у стены тело. Сначала она решила, что это очередной труп – вокруг и так валялись обугленные, разорванные фигуры, плац был усыпан людьми, как свалка сломанными куклами. Но этот зашевелился, коротко, дёргано.
– Живой, сука, – выдохнула она и уже падала рядом на колени.
Это был их механик с соседнего бокса, Март, сутулый, в вечно засаленном комбинезоне. Сейчас комбинезон был залит кровью так, что родного цвета почти не осталось. Левая нога у него была вывернута в сторону, ботинок держался на тонком лоскуте кожи. Грудь ходила неровно, с хрипом, изо рта тянулась тонкая струйка розовой пены.
– Март, ты меня слышишь? – Лея схватила его за ворот, тряхнула. – Слышишь, блядь?
Глаза под веками дернулись, приоткрылись. Взгляд был мутный, плавающий, но в нём ещё плавала человеческая боль, не чужая.
– Л… Лея… – он попытался улыбнуться, вышло криво, кроваво. – Я… чуть… краном не придавило…
– Ничего, – процедила она. – Кран подождёт. Давай без геройства, а?
Она глянула на ногу – там уже было нечего спасать. Кость торчала наружу, обломки белели среди рваного мяса, ботинок висел, как чужой. Но кровь, вопреки логике, почти не шла – рана была странно чистой, как будто кто-то уже успел её обжечь.
– Док! – заорала она, перекрывая сирену и бестолковую стрельбу где-то дальше. – Аркан! У меня тут ещё один!
Ответа не последовало – Хиро сейчас был по горло в других чужих кишках. Лея выругалась и потянулась к своему поясу, доставая автоинъектор с обезболивающим.
– Щас уколю, – буркнула. – Орать будешь потом.
– Уже… – Март дёрнулся, судорожно вцепившись в её руку. Пальцы у него были ледяные. – Уже ору… внутри…
Она едва не выронила инъектор. По его запястью, чуть выше грязной манжеты, что-то шевельнулось. Сначала Лея решила, что это просто судорога. Потом увидела – из-под кожи, прямо из вены, вылезла тонкая, блестящая нитка металла. Как игла. Тонкая, хромированная, идеально ровная. Она на сантиметр поднялась над кожей, потом ещё, закручиваясь спиралью.
– Чё за херня… – шёпотом сказала Лея.
Март застонал. По его шее, под кожей, поползли тёмные, жёсткие борозды, как если бы кто-то изнутри тянул проволоку. На груди под тканью комбинезона что-то чётко хрустнуло, ткань начала пузыриться буграми – твёрдыми, угловатыми.
– Жжёт… – прохрипел он. Голос сорвался на хриплый, почти нечеловеческий срыв. – Лея… внутри… как будто сверлят…
Она рванула молнию на его комбинезоне, разодрала ткань. Под ней открылась грудь – потная, в крови, в пятнах. И среди этого – новые, блестящие, неуместные линии. Из рёбер, прямо между костями, уже торчали тонкие металлические пластинки, как зачатки шипов. Каждая медленно выдвигалась, скрипя по живому мясу, оставляя за собой кровавую дорожку. Там, где кожа не выдерживала, она рвалась, пропуская наружу тупые, блестящие отростки.
– Нет, только не у меня на руках… – выдохнула Лея.
Она на секунду застыла. Один голос в голове визжал: «таскай его к Хиро, вдруг он вытащит», второй, более холодный, плюнул: «через минуту он будет тем же, что там, на улице». Март за это время успел выгнуться дугой, пальцы его сцепились в судороге, ногти впились ей в рукав так, что ткань треснула.
– Помоги… – просипел он, и из уголков рта побежали тонкие струйки тёмной, почти чёрной крови. – Не… хочу… так…
Лея встретилась с ним взглядом. На миг она увидела в этих глазах всё – страх, отчаяние, тупое, животное «не хочу умирать». И поняла, что выбора, по сути, нет.
– Я помогу, – сказала она. Голос её прозвучал ровно, чуждо. – Просто не так, как ты думал.
Она выдернула из кобуры на бедре плоский электрошокер – инструмент, которым обычно работала с взбесившимися приводами и упёртыми дверями. Большой, квадратный, с выдвигающимися электродами. В нормальный день она бы никогда не поднесла его к живому человеку. Сейчас день был далеко не нормальный.
– Лея… – Март успел только моргнуть.
– Извини, – коротко сказала она и прижала электрошокер ему к голой шее, прямо к пульсу.
Разряд хлестнул, как плеть. Тело Марта выгнуло так, что он чуть не переломился пополам. Изо рта вырвался хрип, смешанный с полузадушенным криком. Металлические отростки на груди дёрнулись, как живые, некоторые лопнули у основания, брызнув кровью. В воздухе запахло жареным мясом и озоном.
Она держала разряд дольше, чем требовал бы протокол. Смотрела, как дёргаются мышцы на его лице, как глаза закатываются, как дрожь проходит по всему телу волной. Только когда руки Марта обмякли, пальцы разжались, а вдохи превратились в редкое, глубокое, но всё ещё человеческое дыхание, Лея отдёрнула шокер.
– Всё, всё, лежи, – пробормотала она, хотя он уже не мог её слышать. – Спи, Март. Пока ещё – человек.
Металл на его груди всё ещё торчал, но рост прекратился. Пластинки казались застывшими, мерзко блестели в крови. Лея почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Она запихнула шокер обратно в кобуру, с усилием вытерла рукавом глаза – то ли пот, то ли кровь, то ли слёзы.
– Док! – снова заорала она, перекрывая вой сирен и далёкие взрывы. – Когда освободишься – этот первым! Он ещё дышит, но, если эта железная мразь полезет дальше, я его добью сама.
Где-то впереди ответил короткий, злой голос Хиро, но слова потонули в общем реве. Лея поднялась, чувствуя, как под подошвами хрустит стекло и чьи-то зубы, оглянулась на Марта ещё раз.
– Держись, упрямый говнюк, – бросила она вполголоса. – Я тебя ещё заставлю этот кран перебрать.
Чужой гул не стихал, только расползался дальше, забираясь под кожу. Элья уже почти перестала его замечать – как зубную боль, к которой привыкаешь, пока не тронешь языком. Она в очередной раз сменила сектор, провела прицелом по развороченному перекрёстку и решила на секунду дать глазам отдохнуть: просто взглянуть вниз без оптики.
И именно тогда заметила его.
По центральной артерии города, по широкому проспекту, который тянулся от промышленного узла к административному центру, что-то катилось против общего течения. Пока люди ломились прочь от чёрной бури, это, наоборот, шло к ней – тяжело, неуклонно. Серое, угловатое, с гробообразным кузовом.
– Корран, – глухо сказала она в гарнитуру. – У нас по магистрали кое-что интересное.
– Насколько «интересное»? – коротко.
Она приложилась к оптике и выкрутила увеличение. Картинка рванулась вперёд, дрогнула, сфокусировалась. Сердце на миг пропустило удар.
По проспекту действительно катился мусоровоз – стандартный тяжёлый контейнеровоз городской службы. Только стандартного в нём осталось немного. Передняя часть ещё держалась: кабина с потрескавшимся лобовым стеклом, вмятый бампер, колёса, брызгающие кровавой кашей из мяса и мусора под ними. А вот основной кузов превратился во что-то, от одного вида чего хотелось блевануть.
Лифт-задник мусоровоза был распахнут настежь и заклинен в этом положении чем-то тёмным и живым. Изнутри, до краёв, кузов был набит плотной, шевелящейся массой. Не мусор – мясо. Органика, перемолотая, как в гигантской мясорубке, но всё ещё живущая. Вязкие, кровавые комки плоти переливались, вспухали, оседали; меж ними виднелись обломки костей, клочья одежды, искорёженные куски металла.
И из этой каши тянулись руки.
С десяток, два, три – она быстро сбилась со счёта. Человеческие руки, ободранные, местами без кожи, с обломанными ногтями, с кольцами, застрявшими на раздутых фалангах. Некоторые были оторваны по плечо, другие заканчивались рваными костяными шипами. Они шарили по воздуху, цеплялись за края кузова, за петли, за саму рампу, пытаясь вылезти наружу. Каждый раз, когда мусоровоз подпрыгивал на выбоине, эта масса рук с глухим чавканьем валиться назад, а потом снова ползла вперёд.
– Ебаный цирк… – сорвалось у неё.
– Доклад, Элья, – напомнил Корран. – Без украшений.
– Заражённый мусоровоз на центральной магистрали, – выстрелила она, заставляя себя говорить сухо. – Кузов набит мясом. Органическим. Судя по всему, людьми. Много мёртвых. Некоторые… не очень мёртвые. Видны руки, тянутся наружу. Всё это шевелится. Машина движется в сторону промзоны, но траектория нестабильная.
Мусоровоз в этот момент, словно подтверждая её слова, вильнул, чуть не разнеся припаркованную поперёк дорогу машину. Боковым бортом он чиркнул по легковушке, разрезав её, как консервную банку. Стёкла брызнули осколками, крыша с визгом оторвалась. Из-под колёс мусоровоза вылетел какой-то человек – видимо, до этого зажатый между корпусами. Его протащило пару метров по асфальту, оставив за собой размазанную, блестящую полосу.
С открытого кузова на дорогу с глухим шлепком упал кусок. Сначала Элья приняла его за мешок, но приглядевшись, поняла: это торс. Без ног, без половины головы, с обрубками рук. Он плюхнулся на асфальт, разбрызгав вокруг кровь, и должен был бы просто лежать. Но вместо этого начал ползти – не туда, где можно было бы спастись, а к мусоровозу, назад, к кузову, из которого его вышвырнуло. Из обрубка позвоночника тянулись слизи, тянулись тонкие чёрные нити, цепляясь за мокрый металл.