Регрессия. Гори!

– Анна, просыпайся! Море пропустишь! – Чье-то дыхание щекотало мне ухо, и я поежилась, не открывая глаз.

«Пьер» – в голове засело странное имя и не желало покидать мои мысли, как бы ни пыталась я стряхнуть навязчивый сон. Но прежде чем произнести это имя вслух, я все же разлепила глаза и уткнулась взглядом в нависающего надо мной Иоганна.

– Разве в Париже есть море? – выпалила я, толком не понимая, где нахожусь.

– В каком еще Париже? – Сладкая улыбка сползла, уступив место жесткости. – Мы к аэропорту Адлера подлетаем, сейчас будем над морем разворачиваться. Почему ты опять спрашиваешь про Париж?

– Не знаю, – уклончиво ответила я, перебирая в голове кадры слишком реалистичного сна, пока не готового выпустить меня в настоящий мир. – Что-то такое снилось. Уже все вылетело из головы. Давай свое море. – Я попыталась изобразить самую приветливую улыбку, на которую только была способна, и Иоганн мгновенно успокоился.

Свой сон я помнила в подробностях: аэропорт, паспортный контроль, удивительная ясность и тишина в голове, холодные мурашки от недавно пережитого кошмара и медовая сладость от поцелуя мужчины по имени Пьер. Было все это правдой или только сном? Кто такой Пьер? Существует ли он? И почему я продолжаю любить его, даже проснувшись?

Признаться Иоганну было бы верхом глупости. Он не отходил от больничной койки, когда у меня не хватало сил встать, он единственный помогает и поддерживает, даже везет на это чертово море. И не заслуживает столь нелепого предательства чувств. Остается только самой по крупицам восстанавливать потерянную жизнь.

Переходная грань между весной и летом встретила нас в аэропорту Адлера вовсе не приветливым южным теплом, а пронзительным морским бризом, пробирающим до костей, и нестерпимо ярким солнцем. Наверное, поэтому Иоганн и назвал это время несезоном, а самолет заполнился только наполовину. И все же видеть вокруг вечнозеленые пальмы и горы на горизонте было куда приятнее, чем бесцветные стены московской квартиры.

Выйдя из напитанного искрящимся южным светом здания с высоким потолком, полупустого без наплыва отдыхающих, я замерла и полной грудью вдохнула нежный воздух, сотканный из горного разнотравия, пробудившегося в мае, и частичек соли, приносимых бурными волнами. Впервые после больницы я улыбнулась искренне, без надрыва и усилий.

Огромный балкон нашего номера, увитый виноградными плетями, выходил на устье шумной горной речки, которая пенящимися потоками уносила в море все зимние обиды и горести. Что ж, Иоганн выбрал неплохое место для начала новой жизни.

Дорога на пляж занимала всего пять минут и вела через узкий мостик над бурной рекой, извилистым руслом приоткрывающей каменистое дно. Впервые оказавшись там, я задержалась на мосту почти на час, разглядывая каждый камешек, каждый кустик, что огибала река, горный хребет, синеющий вдалеке, и его заснеженные вершины. Воздух кружил голову кристальной звенящей чистотой и пьянил прохладой. Здесь не хотелось думать о прошлом и судорожно пытаться вспомнить. Не нужно было рассеянно осматриваться по сторонам в поисках подсказок и намеков. Ласковый климат и неторопливое течение времени давали силы жить и смотреть вперед с улыбкой и слепой верой в счастье.

Мне хотелось растягивать первый день как можно дольше – свежий бриз и соленый воздух; ледяное море, куда я рискнула зайти только по колено, и с криками вылетела, прыгая по крупной гальке; ласковое закатное солнце и наступающий южный полумрак. Но я бы не сумела остановить время, будь я хоть трижды ведьмой. И ночь с ее страхами и сомнениями неумолимо надвигалась.

Иоганн в тайне от меня успел собрать целый чемодан моих вещей и теперь, дав мне вдоволь нагуляться и напитаться светом, солью и безграничной свободой, бережно заполнял шкафы. Его сумка сплошь состояла из черного – брюки, рубашки, футболки, словно не существовало другого цвета. Для меня же он хаотично накидал в чемодан всего на выбор, а я даже не могла понять, что мне нравится. Но услышав, что вечером я приглашена в ресторан, выбрала платье яркого алого цвета, под стать камню в ложбинке между ключиц, и черный плащ. Сомневаюсь, что прежде столь необычное облачение было частью моего гардероба, почему-то мне казалось, что за годы брака я успела истребить всю одежду, привлекающую взгляды мужчин. Выглядели мы с Иоганном, словно собрались не посидеть часик на веранде в компании вина и мидий, а, по меньшей мере, на бал вампиров. Высокий мужчина в черном с ног до головы, с вытянутыми вдоль хищного, но красивого лица темными волосами и огненно-рыжая девушка в платье цвета крови, которую он вел под руку как свое главное сокровище, свое идеальное создание.

Мне пришлось признаться самой себе, что хоть я и не ощущала любви и ярких вспышек страсти, с Иоганном мне было хорошо. Я чувствовала себя защищенной от всего мира, расслабленной и, наверное, счастливой. Если можно быть счастливой без прошлого. Иоганн наотрез отказался от вина, а мне заказал целых два бокала, отчего я мгновенно погрузилась в блаженную негу и начала слишком громко и активно говорить, размахивая руками. Мы казались странной, но ужасно гармоничной и красивой парой, увлеченной друг другом. А главное – сейчас мне не хотелось узнавать страшные секреты или выпытывать правду о его и моих силах, мы обсуждали всякую ерунду, смеялись над моей появившейся после вина неловкостью и его вычурным образом. В общем, вели себя как нормальные влюбленные.

Странный укол в области сердца я почувствовала, только когда пришло время возвращаться в номер. Ночь на одной территории с Иоганном пугала, и это чувство было знакомым. Когда-то в прошлом он уже приходил ко мне под покровом темноты, и тогда было так же неловко. Ах, если бы я только могла вспомнить!

И если дома я могла спрятаться от его порой тяжелого взгляда, уйти в другую комнату, засидеться на кухне, то здесь идти мне было некуда.

– Может, по пляжу прогуляемся? – предложила я, плохо выговаривая слова, и повисла на руке моего спутника. Он хитро улыбнулся, блеснув глазами, и обнял меня за талию по-настоящему, как свою девушку.

– Давай. Покажу тебе красивый маршрут.

Мы пересекли мост, миновали свой отель и порт, где баснословно дорогие яхты ожидали лета, и отправились по набережной в сторону маячащих на горизонте огней. Пешая прогулка под шум прибоя вдоль рядов полупустых отелей вместе с бродящим в крови вином очень скоро вызвали во мне непреодолимую усталость. Еще бы – полицейский участок с утра, который сейчас казался чем-то далеким и ненастоящим, перелет и день на ногах. Даже человек, не потерявший свое прошлое в пелене подсознания и не провалявшийся неделю в коме, устал бы.

Иоганн подхватил меня на руки как пушинку, даже не дав времени одуматься или запротестовать, и вместе со мной опустился на каменный валун у самой кромки воды. Надо признать, что при своей худобе он оказался удивительно сильным.

Я сидела на коленях человека, которого должна была называть своим парнем, но пока не могла, обнимала его за шею, зарывшись носом в темные волосы, вдыхала сладкий аромат корицы и ощущала спокойствие. Успокоившееся к вечеру морю, словно оно тоже ушло на покой, напевало пенную колыбельную и открывало врата в царство Морфея. Звезды, щедро рассыпанные по южному небу, выглядывали из-за набегающих туч, складывались в причудливые узоры и рассказывали древние сказки, известные только им.

– Ты как? – шепотом поинтересовался Иоганн, поглаживая меня по голове. И от этих прикосновений тепло разливалось по всему телу. То ли вино на меня так действовало, то ли атмосфера, которую никогда не познаешь в большом городе, но я все больше проникалась к Иоганну не любовью, но привязанностью, теплотой, влечением.

– Нормально, – не нашла я ответа лучше.

– А более развернуто? – усмехнулся он, отстранившись, и заглянул мне в глаза.

Сейчас в его взгляде не было огня, всегда пугающего меня, не было самоуверенности и напыщенности. Пронзительными зелеными глазами на меня глядел простой парень, милый и застенчивый, немного неловкий. Именно этот парень, запутавшись рукой в моих волосах и чуть не оторвав бретельку платья, раскраснелся и приблизился настолько, что между нашими губами почти не осталось расстояния.

Совсем низко над головой загремел самолет, заходящий на посадку прямо над берегом, выхватив слепящими огнями из темноты две хрупкие фигуры, плотно прижавшиеся друг к другу. Ему вторил ночной прибой, который с шумом обрушил волну на валун, где мы сидели, намочив платье и обрызгав лицо. Поцелуй Иоганна слился с холодными каплями, приобретя сладко-соленый вкус. Он целовал меня сначала робко, словно впервые. Но я хорошо помнила это ощущение – оно уже было, не так романтично и, кажется, в шутку, но точно было. Значит, не врал он про нашу любовь, просто я все забыла…

Но в этот раз он вовсе не стремился останавливаться – только распаляясь и отрываясь на мгновение, чтобы отдышаться. Я почувствовала, как в душе что-то всколыхнулось, что-то новое и неизведанное внутри готово было вот-вот ответить и открыться навстречу его напору. Вдруг Иоганн дернулся, рывком отстранился, и в глазах его отразился панический ужас ребенка, увидевшего монстра. Он сбивчиво зашептал, не давая мне ничего сказать:

– Анна, умоляю, спаси меня! Это он, все он! Я ничего не могу! Он слишком силен! Умоляю – вспомни! Не поддавайся! Спаси меня! Спаси себя!

– Что, что? – В голове метались хаотичные образы, не позволявшие мне остановить их, рассмотреть и попытаться понять, что за бред несет мой парень, еще секунду назад поглощенный поцелуем. – От кого спасти? Кто он? Чему не поддаваться?

Но испуганный мальчишка исчез так же быстро, как и появился. Красивый и статный Иоганн с полыхающими огнем глазами снова оказался совсем близко, призывно маня в свои распахнутые объятия, словно в расставленные сети.

– Что это было? – повторила я вопрос.

– Просто видение, – пожал плечами он, будто стряхивая с себя это нелепое недоразумение.

– Видение? – теперь уже я отдалилась, безмолвно требуя объяснений.

– Да, видение. Париж, пятнадцатый век. Мы были с тобой вместе, сильный колдун и могущественная ведьма.

– Это ты рассказывал, я помню. От кого я должна тебя спасти?

– От инквизитора. – Иоганн криво ухмыльнулся. – Привязался к тебе один, пытался задурить голову, одурманить. Хотел влюбить в себя, чтобы добраться до меня, а потом сжечь нас обоих.

– И что же?

– Ему это удалось, – с вызовом взглянул на меня Иоганн, – ты поверила ему, влюбилась и предала меня.

– Я предала тебя? – Комок жалости к нему и ненависти к самой себе подступил к горлу.

– Да, с тех пор я часто переношусь к тому моменту, когда просил тебя не бросать, не уходить… Особенно в секунды счастья – не могу поверить, что ты, из плоти и крови, здесь, со мной… Ведь ты не предашь меня и в этот раз?

– Нет, конечно же, нет! Сможешь ответить только на один вопрос?

– Да, – он снисходительно усмехнулся, все еще не спуская меня с колен.

– Как звали этого инквизитора?

– Пьер.

Глава 8.

Я стояла перед зеркалом в полстены, в котором отражалась вся комната. Громадная двуспальная кровать с ярко-алым покрывалом, созданная для любовников, забывших обо всем на свете, в бликующем стекле выглядела искаженно, преувеличенно. Репродукции картин импрессионистов с двух сторон от нее только подчеркивали странность номера, который сразу приглянулся Иоганну и оттолкнул меня. Комната не ждала, что постояльцы будут в ней жить – ни огромных шкафов, способных вместить гардероб курортниц, желающих показать все лучшие наряды за одну неделю, ни чайника или хотя бы холодильника. Зато мягкий ковер с длинным ворсом, искусственный камин и набор бокалов слишком откровенно намекали на свое предназначение. Сплошная взлетная площадка для любви.

Ночная рубашка светло-голубого цвета, единственный предмет ночного гардероба, уложенный Иоганном в чемодан, была почти прозрачной, и моя бледная кожа, имея тот же оттенок, почти сливалась с нежной тканью, заставляя чувствовать себя полностью обнаженной. Макияж был смыт, и теперь я видела настоящую себя – с веснушками, ранними морщинками от активной мимики и пронзительными глазами.

Я расчесывала длинные, немного вьющиеся волосы, сбившиеся за день в колтуны, когда сзади подошел Иоганн. Раздетый по пояс, он обхватил меня руками и положил подбородок на мою голову, чуть ссутулившись. Его отражение смотрело на меня большими грустными глазами преданного пса, полного сожаления за свои проделки. Он чмокнул меня в макушку и глубоко вздохнул.

– Прости, что испортил вечер. Поэтому врач и не рекомендовал тебе ни о чем напоминать, некоторые воспоминания лучше придать забвению. А то, что действительно нужно, вспомнишь сама.

– Это прошлая жизнь, теперь все это неважно. Все по-другому. – Мой голос еще дрожал, а глаза щипало от рек слез, которые только-только иссякли.