– У одного – контузия, у другого осколком зацепило ногу. Сражаться могут, – сообщил Иванов.
– А сам ты как, с нами или в Черновцы?
– Пока с вами, до особого распоряжения.
– Приказать тебе, Леонид, я не могу, но попрошу на время заменить политрука комендатуры Мешкова, пока из отряда не пришлют ему замену.
– А с ним что?! – в один голос воскликнули Иванов и Базылев.
– Убило! Прямым попаданием снаряда – глухо произнес Алексеев.
– Как?.. Я полчаса назад видел его живым и невредимым! – не мог поверить Базылев.
– Это война, Леня, – с ожесточением произнес Алексеев и, поиграв желваками на скулах, склонился над картой-схемой обороны заставы.
На стыке центра и левого фланга линию обороны в районе шоссе пронзали жирные красные стрелы. Он ткнул карандашом в это место и объявил:
– За последние два часа они трижды атаковали на данном направлении. Следующую атаку, я думаю, надо ждать здесь.
– Понятно! Гады, хотят прорваться по шоссе, чтобы отрезать нас от погранотряда! – заключил Базылев.
– Правильно мыслишь, Леня! Поэтому сделай все возможное и невозможное, но не дай пройти противнику! – потребовал Алексеев.
– Есть! – принял к исполнению Базылев и посетовал: – Мне бы гранат подбросить, а то как кот наплакал.
– Будут тебе гранаты, будет тебе и пулемет, – пообещал Алексеев и обратился Мордвинову: – Миша, весь резерв гранат и пулеметный расчет Скляра передашь Лене!
– Есть передать! – принял к исполнению Мордвинов и, помявшись, спросил: – А я с чем тогда останусь?! С чем, Кирилл Григорьевич?!
– Не переживай, Миша! Будет с чем, – заверил Алексеев и поинтересовался: – Ты лучше скажи, сколько у нас лошадей осталось?
– Десять или одиннадцать, точно не скажу. А что?
– Сажаешь на них отделение Беляева и скрытно проникаешь на сторону противника по нашему левому флангу.
– Понял. А дальше что? – уточнил Мордвинов.
– Как только они попрут на Базылева на стыке левого фланга и центра нашей обороны, ты ударишь им в тыл. Задача ясна?
– Так точно! – подтвердил Мордвинов, не удержался и проворчал: – С карабинами много не навоюешь.
– А кто сказал, что с карабинами. Я снимаю со своего участка расчет Дроздова и передаю тебе.
– Кирилл Григорьевич, может, не стоит так оголять центр. Давай я отдам мой пулеметный расчет, – предложил Иванов.
– Справлюсь, Леонид. У меня остается дот с Никитиным и Шередягой. А эти ребята свое дело знают. Тем более они к местности хорошо пристрелялись. Так что силенок на моем участке хватит, – отказался от помощи Алексеев.
– Кирилл Григорьевич, разрешите вопрос, – обратился Мордвинов.
– Слушаю тебя, Миша.
– А что слышно про то, когда Красная армия ударит?
Алексеев прокашлялся и, потупив взгляд, сказал в сторону.
– Сейчас идет перегруппировка ее частей. Сегодня-завтра, а возможно, в ближайшие часы она нанесет сокрушительный… – последние слова Алексеева заглушил взрыв артиллерийского снаряда.
Он разорвался в нескольких десятках метров от КП. Под ногами пограничников и Иванова земля заходила ходуном, над головой жалобно затрещали бревна перекрытия.
– По местам, товарищи! Ни шагу назад! – приказал Алексеев, бросился к стереотрубе и приник к окулярам. Из леса показалась густая цепь вражеской пехоты. Над полем боя зазвучал злобный лай автоматов и пулеметов.
Рассредоточившись по позиции, пограничники продолжали стойко держать оборону. Безуспешные атаки румын, видимо, вывели из себя немцев, и они бросили им в подкрепление до батальона пехоты. На пятые сутки боев им удалось блокировать дзот, где держал оборону пулеметный расчет Николая Никитина и Алексея Шередяги. Они отстреливались до последнего патрона, когда те закончились, пустили в ход гранаты, а затем вступили в рукопашную. Силы оказались не равны. Истекающие кровью Алексей и Николай попали в плен и подверглись чудовищным пыткам.
Удержать захваченную позицию немцы не смогли. Пограничники нанесли ответный удар, прорвались к доту и вступили в рукопашную схватку. В своей ненависти противники потеряли человеческий облик. Окровавленные, рычащие клубки тел катались по земле, кололи тесаками и штыками, рвали зубами и душили друг друга. Чужая и своя кровь хлестала по лицам и рукам, но они не замечали ее и не чувствовали боли, они жили только одним – уничтожить, убить врага. Не выдержав натиска, те из немцев, кто уцелел в беспощадной схватке, бежали. Пограничники занялись поисками Никитина и Шередяги, и когда обнаружили их обезображенные пытками тела, то ужаснулись. У Николая были выколоты глаза, а лоб и спина сочились кровью пятиконечных звезд. Нелюди-садисты отрезали Алексею нос и уши.