Записки паломника

Когда мы вышли на свет Божий, перед нами открывался великолепный вид на Каир и цветущую долину Нила, а с другой стороны взору открывались безжизненные светло-желтые пески Ливийской пустыни, тянувшиеся до самого горизонта. Контраст поразительный! У подножия пирамиды нас окружили арабы. Они довольно энергично, чтобы не сказать назойливо, предлагали нам сфотографироваться на верблюде или хотя бы около верблюда. Владельцы лошадей утверждали, что куда солиднее сфотографироваться на лихом арабском скакуне. По правде сказать, верблюды выглядели заморенными, а лихими скакунами, если и были, то не иначе как прапрародители тех кляч, которых нам усиленно навязывали. Если неосторожный турист дотрагивался до повода, то хозяин животины сейчас же хватал его за руку и требовал «бакшиша». Все же мы поддались слабости туристов и сфотографировались в различных положениях.

Затем мы подошли к сфинксу. Если пирамиды сумели постоять за себя в неравной борьбе с безжалостным временем, то на это произведение древнего, неповторимого искусства время наложило свою беспощадную руку, – сфинкс почти разрушен. Наши сфинксы на набережной Невы, около Академии художеств, сохранились несравненно лучше. Недалеко от сфинкса нам показали развалины очень древней постройки, которая, вероятно, служила поминальным покоем. От постройки сохранились стены и ряд квадратных колонн. Стены выложены из огромных обтесанных камней, вернее из каменных глыб до шестнадцати метров длиной. Все эти глыбы точно, как по отвесу, подогнаны одна к другой. Осмотрев эти достопримечательности, мы вернулись в город и сразу же проехали в старую часть его. Там сохранилась древняя цитадель (конечно, далеко не такая древняя, как пирамиды), к которой ведет крутая дорога, поднимаясь широкой дугой по склону Мокадама. Со стен крепости открывается прекрасный вид. Внизу, у подножия скалы, раскинулся город. Среди домов с плоскими крышами возвышаются башни, минареты, мечети, купола храмов. Все это утопает в роскошной зелени садов и парков. Величественный Нил, который древние египтяне называли Етер, разделяясь на Розетский и Дамиетский рукава и достигая до двух километров ширины, спокойно несет свои мутные воды. Вдали, на фоне песков и голубого неба, рельефно вырисовываются пирамиды Гизе, а дальше до самого горизонта тянется беспредельная бледно-желтая Ливийская пустыня. В цитадели мы осмотрели мечеть Мухаммеда-Али, которая прежде была христианской базиликой. Это большое и красивое здание, облицованное желтоватым алебастром, окружено галереей. Высокие ажурные минареты и голубые купола так изящны, что не чувствуется громадности постройки. Внутри высокие колонны поддерживают главный купол, по сторонам которого имеется еще четыре малых купола. Пол мечети устлан огромными коврами, привезенными, как говорят, из Мекки. С потолка свешивается восемьсот светильников-паникадил. В южной части мечети находится гробница Мухаммеда-Али (скончался в 1849). Всю красоту и величие этого памятника восточного зодчества невозможно описать. Когда мы приехали, мусульмане совершали в мечети намаз, но нам разрешили войти, только попросили снять обувь. После осмотра мечети мы вернулись в гостиницу. Несмотря на усталость, не хотелось терять времени на отдых. Нам выдали по 100 пиастр (на наши деньги, по 2 рубля) и разрешили провести вечер по своему усмотрению, но рекомендовали не уходить далеко от гостиницы. Все разошлись кто куда. Отец Ливерий и я пошли пройтись по городу. Каир, или, как его называют арабы, Маср-эль-Кахира, что в переводе приблизительно означает «Главный непобедимый город», основан в 969 году по Р.Х. на месте старой столицы Египта – города Фостата. Город расположился на правом берегу Нила. Теперь Каир – один из крупнейших городов Африки с населением в 3,5 миллиона человек, значительный торгово-промышленный и культурный центр. Некогда это был сказочный город арабской культуры, которая возникла и развилась на развалинах древнего Египта. Здесь немало сохранилось до нашего времени египетских и арабских памятников старины, хотя ненавистный мусульманам Запад нанес сокрушительный удар по древней культуре, разрушив или расхитив ее памятники. Архитектурный облик города, особенно за последнее столетие с половины XIX века, неузнаваемо изменился. Многоэтажные современные дома, асфальтированные улицы, обилие электрического света придают городу вполне европейский вид, но восточный характер все же чувствуется во многом. В городе много деревьев, садов и цветов. На улицах оживленно и шумно. Много транспорта. По всем направлениям несутся автомобили различных марок и расцветок, с непрерывными гудками. Среди них ловко лавируют многочисленные велосипедисты, при этом невольно бросается в глаза, что у некоторых из них на голове покоится широкая плетеная корзина с горой лепешек или фруктов. Не спеша двигается со звоном и дребезжанием открытый трамвай, в который можно садиться, а также и выходить на ходу в любую сторону. И здесь же, среди современного шумного транспорта, важно и неторопливо выступает верблюд, посматривая с высоты своего величия с некоторым презрением на все окружающее, а ближе к тротуару мелкой рысцой пробирается ишак.

Бесконечная вереница разнообразных магазинов с яркими, очень красиво оформленными витринами. Но торговцев не удовлетворяют рамки магазинов, и они заполняют своими товарами тротуары. Обилие импортных товаров, пирамиды апельсинов, лимонов, персиков, помидоров, арбузов и дынь, сложенных прямо на земле, привлекают внимание прохожих, но стоит только остановиться, заглядевшись на эту яркую картину, как продавцы сейчас же, до приторности любезно и весьма назойливо, начнут зазывать в магазин. И горе тому прохожему, который не поостережется и войдет в магазин, – там ему наверняка всучат такую вещь, которую он и не думал покупать и которая ему совершенно не нужна. Большинство продавцов владеют тремя языками, но преобладает английский. Выбор товаров очень большой. Особенно много обуви, и обувь здесь красивая и дешевая. Но на наши «капиталы» ничего нельзя купить. Я купил несколько цветных открыток с видами Каира, почтовых марок для писем и совершенно ненужный мне очень плохой галстук, который, к тому же, при ближайшем рассмотрении, оказался русского происхождения. В магазинах усиленно торгуются, что для нас как-то непривычно, но люди бывалые не теряются и зачастую покупают что-либо за третью, а то и за четвертую часть запрошенной цены.

Очень много кафе, перед которыми, прямо на тротуарах, стоят маленькие столики и стулья. Мужчины разных возрастов, с чисто восточным спокойствием, сидят за этими столиками с крошечными чашечками ароматного кофе. Эти чашечки немногим больше обычной рюмки, но посетители умудряются часами просиживать за такой чашечкой, глубокомысленно созерцая уличную жизнь. Невольно обращаешь внимание, что уличная толпа состоит почти исключительно из мужчин. Женщин мало. В магазинах, в кафе, в ресторанах – везде мужчины.

Но есть в Каире и кривые, запутанные, чрезвычайно узкие улицы, в которых царит тишина и покой. В этих улицах много небольших мечетей с устремленными в небо стройными минаретами, есть и кафе, и небольшие лавчонки. Старинные дома здесь отделаны искусной резьбой и выглядят очень нарядно, но немало и таких домов, которые прячутся в тенистых садах за глухими заборами.

Общее впечатление от города остается яркое, красочное, незабываемое. Однако следует отметить, что рядом с прекрасными современными зданиями, рядом с роскошными отелями и сверкающими витринами магазинов, рядом с красивыми особнячками, притаившимися в зелени уютных садов, попадаются жалкие лачуги, где в грязи и духоте ютятся арабские семьи. Контраст весьма резкий.

Вдоволь нагулявшись и порядочно утомившись, вернулись в гостиницу. Прежде всего, несмотря на усталость, я поторопился записать свои впечатления и написал несколько коротеньких писем, чтобы отправить их из Каира. В одном из писем была такая фраза: «Пишу из Каира, но как-то не верится, что я в Египте».

На другой день встал в 5 ч. 25 м., а без десяти минут шесть все наши паломники собрались в вестибюле. Город еще спал, жизнь только начиналась. Воздух свежий и прохладный. Ровно в шесть выехали в аэропорт. Зал ожидания не менее обширный, чем зал прибытия. Обстановка такая же. Под самым потолком неумолчно чирикают вездесущие воробьи. В 8 ч. 15 м. самолетом арабской авиакомпании вылетели в королевство Иорданию. Пролетаем над Синайским полуостровом. Местность дикая, резко пересеченная, безводная, бесконечные пески. Невольно вспоминается, что три с лишним тысячи лет назад Моисей привел сюда народ Израильский, выведя его из Египта.

Перелет прошел, слава Богу, благополучно, хотя и был довольно трудным. Ровно в 10 часов утра прибыли мы в аэропорт Иерусалима (Иорданского). Аэропорт здесь был небольшой. Пока происходила таможенная процедура, архимандрит Ювеналий собрал всю нашу группу и сказал, что наше пребывание в Каире носило случайный характер. Теперь мы прибыли в Иерусалим, и здесь начинается наше паломничество по Святой Земле.

Королевство Иордания

В Великую Субботу, 19 апреля (2 мая) мы прибыли в Иорданию. Это небольшое арабское Хашимитское королевство на Ближнем Востоке, преобразованное в 1949 году из Трансиордании. Территория страны составляет 96,6 тысяч квадратных километров. Жителей около 2 миллионов, преимущественно арабов, но в городах проживают также греки и армяне. Арабы исповедуют ислам, но есть среди них и православные. Столица – Амман. Во время арабско-израильской войны 1948–49 гг. войска Иордании заняли районы Палестины с преобладающим арабским населением, и теперь граница проходит, в частности, через Иерусалим, разделяя его надвое. При этом более древняя часть города, где сосредоточены основные христианские святыни, принадлежат Иордании, а более новая – Израилю. Такая граница не удовлетворяет ни арабов, ни израильтян, а поэтому отношения между этими странами весьма неприязненные. Переход из одной части города в другую, даже для иностранцев, сопряжен с большими затруднениями.

Климат страны субтропический, засушливый, особенно в восточной части. Почва каменистая и малоплодородная. Население занимается сельским хозяйством, которое носит довольно отсталый характер. В восточной части преобладает кочевое скотоводство, разводят мелкий рогатый скот: овец и коз. На западе, в долинах и на склонах гор преобладает оазисное земледелие. Из полевых культур в основном возделываются пшеница и ячмень. Кроме того, население занимается огородничеством, садоводством, виноградарством и табаководством. Значительное место занимает производство оливкового масла и вина. Промышленность носит кустарный характер. В Мертвом море добывается соль. Недра содержат фосфаты.

В аэропорту нас никто не встретил, хотя Иерусалимская Патриархия знала о нашем приезде. Сразу же по прибытии архимандрит Ювеналий позвонил по телефону в Патриархию. Ему ответили, что в настоящее время очень большой наплыв паломников и Патриархия лишена возможности разместить нас в Авраамиевском монастыре. Нам рекомендовали устроиться в гостинице. Но гостиницы в центральной части города тоже переполнены, а поэтому пришлось заказать номера в новой гостинице «Иерусалим». Это самая лучшая, но и самая дорогая современная гостиница, а потому и номера свободные в ней нашлись. От порта до города мы ехали в такси по очень хорошей асфальтированной дороге. Но сильно пересеченная каменистая местность не радовала взор, а, скорее, навевала грусть. Зелени мало, постройки не только не отличаются красотой, но, скорее, выглядят убого и бедно.

Приехали прямо в гостиницу. Большое здание из стекла и бетона, в современном стиле, расположилось на горе Елеонской. Разместились очень удобно по два человека в комнате. Вестибюль, коридоры, комнаты очень большие; во всех помещениях одна стена сплошь стеклянная, а поэтому много света. Полы везде устланы коврами. В обширном здании царит полная тишина. Исключительно мужская обслуга, в особой форме и мягкой обуви, бесшумно скользит по зданию, стараясь угадать каждое желание гостей. Из окон, с балконов и веранд открывается прекрасный вид на город и окрестности. Но наслаждаться покоем, пользоваться удобствами и любоваться видами у нас не было времени. Наскоро приведя себя в порядок, мы поехали в Патриархию, которая находится в центре города на одной из удивительно запутанных, кривых и узких улиц христианского квартала. Автомобили проехать по этой улице не могут, а поэтому от площади у Яффских ворот мы пошли пешком. Внешне здание Патриархии отличается от остальных зданий только тем, что над входом висит флаг Патриарха. По деревянной лестнице поднялись во второй этаж и оказались в какой-то комнате, довольно сумрачной, которая, видимо, служит кабинетом митрополиту Афиногору. На стене висят небольшие портреты греческого короля Павла (покойного), жены его королевы Фридерики и короля Иордании Гуссейна. Митрополит поздравил нас с благополучным приездом в Святой град, усадил, задал несколько незначительных вопросов и пошел доложить Патриарху о нашем прибытии. Вскоре нас пригласили к Патриарху. Через небольшую приемную, на стенах которой висят портреты покойных Патриархов, мы прошли в тронный зал. Трон Патриарха стоит на возвышении под балдахином; рядом с троном, по ту и другую сторону, вдоль стен стоят мягкие кресла. Перпендикулярно трону, вдоль двух других стен стоят в два ряда мягкие стулья. Напротив трона тоже стоят кресла и еще два ряда стульев. Зал сравнительно небольшой и не высокий. Полумрак и прохладно.

Блаженнейший Венедикт, Патриарх Святого Града Иерусалима и всея Палестины, сидел в кресле рядом с троном. При нашем приближении он встал и очень любезно поздравил нас с прибытием. Архимандрит Ювеналий приветствовал Его Блаженство и передал письмо и приветствие Святейшего Патриарха Алексия, а затем представил отдельно каждого из нас. Патриарх, преподав каждому в отдельности свое святительское благословение, высказал удовольствие по поводу того, что вновь видит русских паломников. Он сказал, что впервые, еще мальчиком, он видел паломников из далекой России. Потом паломничество прекратилось, и вот теперь, на склоне лет, Господь привел ему встречать и принимать русских паломников. Он высказал надежду, что с нашим приездом возродится традиция паломничества из России. Затем, узнав, что мы остановились в гостинице, был как бы несколько удивлен этим и сказал, что у него все было приготовлено для нашего размещения.

Мы пропели «Воскресение Христово» и провозгласили многолетие, после чего все уселись, и кавасы, одетые в особую форму Иерусалимской Патриархии, стали разносить черный кофе в маленьких чашечках прекрасного фарфора, коньяк в небольших хрустальных стопочках и конфеты. Такое традиционное угощение строго соблюдается во всех странах Ближнего Востока. На этом прием закончился, и Патриарх предложил нам сопровождать его в храм Воскресения, присоединившись к его свите.

Шествие было торжественное. Вдоль стен по обеим сторонам улицы стояли цепочкой мальчики и девочки в форме бойскаутов. Во главе каждого отряда стоял юноша или девушка в такой же форме. Каждый отряд имел свое знамя. Когда Патриарх проходил мимо отряда, то старший подавал какую-то команду, а сам отдавал честь. Около входа в храм и по всему храму стояли плечо к плечу в два ряда полицейские. И только такая охрана могла сдерживать многочисленную толпу, заполнявшую узкие улицы, площадку перед храмом и сам храм. В храм Воскресения мы прошли через храм апостола Иакова и через южную дверь сразу попали в алтарь. Да, конечно, это алтарь. На обычном месте находится престол, правда не квадратный, как у нас, а удлиненный, как у католиков. За престолом семисвечник, слева жертвенник, на горнем месте возвышаются амфитеатром ступени. Но почему же в алтаре полно мирян, и не только мужчины, но и женщины? Я спросил архимандрита Ювеналия, где мы находимся? Он ответил, что мы в алтаре храма Воскресения, и добавил: «Ничему не удивляйтесь и ничем не смущайтесь. Везде есть свои обычаи, свои традиции, которые для нас непривычны и могут казаться странными». Времени для разговоров не было. Все духовные лица, находившиеся в алтаре, в том числе и наши, стали облачаться. Теснота создала некоторую суматоху и толкотню, что не способствовало молитвенному настроению. Наконец, духовные лица заняли свои места. Нам дали по большой белой стеариновой свече и предупредили, чтобы во время крестного хода мы вместе со всеми мирянами, находившимися в алтаре, шли сразу вслед за духовенством.

Открылись Царские Врата, и крестный ход двинулся через них в храм. Я оказался в числе первых, стоявших непосредственно за духовенством, и невольно замялся, полагая, что не могу выходить через Царские Врата, и сделал движение выйти через северные врата, со стороны которых стоял, но все миряне направились за духовенством и увлекли меня за собой. Подобно А.С. Норову, «с трудом я покорился этой необходимости».

При звоне колоколов и ударах бил, крестный ход прошел через храм к Кувуклии и обошел ее вокруг три раза. Полицейские с большим трудом сдерживали толпу молящихся. После третьего раза крестный ход остановился против входа в Кувуклию, в которую вошел только один Патриарх, чтобы молитвенно испросить у Бога дарование священного огня. Молящиеся стали протискиваться ко входу в Кувуклию. Создавалась невозможная давка, и милицейские буквально извлекли нас из толпы и боковыми проходами провели в алтарь. На какой-то момент в соборе все затихло… Вдруг опять раздался оглушительный звон колоколов и ударов в била. Над Кувуклией появился огонь. Толпа молящихся пришла в неописуемый восторг. Началось нечто совершенно не поддающееся описанию. Рядом со мной стоял пожилой мужчина, хорошо одетый, с перстнями на руках, и этот солидный человек в момент появления огня в овальном отверстии Кувуклии начал прыгать и что-то выкрикивать. К общему многоязычному крику православных примешивался неистовый рев мусульман, которые кричали в каком-то экстазе: «Велик Бог православных!!!» и нечто весьма нецензурное по адресу армян. Восторг и неистовство толпы превосходили всякие границы, а над головами собравшихся буквально порхало яркое пламя. Каждый стремился зажечь свой пучок, состоящий из тридцати трех тонких восковых свечей, от чудесного огня и перекреститься им. Последовал и я этому благочестивому примеру.

Все желающие получили благодатный священный огонь. Неистовство молящихся стало остывать, и литургия закончилась спокойно. Народ начал постепенно расходиться. Наша группа собралась в алтаре. Впечатление от всего виденного и перечувствованного было самое неопределенное. Видимо, нам, жителям северной страны, непонятен и даже чужд молитвенный экстаз наших собратьев по вере, выросших под знойным солнцем Палестины. Невольно пришло на память, что и царь Давид скакал из всей силы пред Господом (2 Цар. 6, 14), и теперь мы ясно представляли себе, как святой царь Давид выражал свой восторг. Сильно смущало пребывание в алтаре женщин и прохождение мирян через Царские Врата. Оказывается, по традиции Иерусалимской Церкви, раз в год, в Великую Субботу, доступ в алтарь через Царские Врата открыт для всех, для мужчин и женщин. Это знаменует, что Господь призвал к Себе всех людей без различия национальности, положения и пола. В криках, скакании и неистовом восторге толпы, состоящей в основном из арабов, как православных, так и мусульман, ничего кощунственного не было. Таков здесь обычай прославлять Бога. Так Давид и весь дом Израилев несли ковчег Господень с восклицаниями и трубными звуками (2 Цар. 6, 15).

Храм опустел, и только у входа в Кувуклию плотной стеной стояли люди, желавшие поклониться Святому Гробу Господню. Казалось, не было никакой возможности протиснуться сквозь эту толпу. Но архимандрит Филарет, сказав, чтобы держались ближе к нему, громко запел «Воскресение Твое…» Паломники сразу подхватили. Толпа, услышав необычное пение на незнакомом языке, невольно обернулась и расступилась. Так, с пением, благодаря находчивости архимандрита, мы свободно прошли в Кувуклию.

Кувуклия, или Сень, – это круглая часовня, возведенная над сохранившейся частью скалы, в которой некогда Иосиф Аримофейский высек для себя гроб. В этом гробу, как известно, было погребено Пречистое Тело Спасителя. Кувуклия находится в середине огромной трехъярусной ротонды, метров двадцати в диаметре, которая непосредственно примыкает к храму Воскресения с западной стороны и соединяется с ним особым проходом. Входом в Кувуклию служит широкое мраморное крыльцо с мраморными перилами. Над входом находится образ Воскресения Христова, искусно исполненный мраморной мозаикой. У входа стоят большие напольные подсвечники, выше человеческого роста, со свечами тоже весьма великими. Кроме того, висит множество лампад.

Внутри Кувуклия делится на две части. Сразу за входом небольшое сводчатое квадратное помещение, отделанное белым мрамором, размером приблизительно около десяти квадратных метров. Это придел Ангела. Посередине придела стоит небольшой каменный столб. На этом столбе, в особом футляре под стеклом, лежит квадратный тесаный камень – кусок того самого камня, который Иосиф привалил ко входу в Святой Гроб Господень, а первосвященники и фарисеи поставили у гроба стражу, и приложили к камню печать (Мф. 27, 66). Теперь остаток этого камня служит престолом, когда совершается здесь литургия. Над камнем в три ряда висят неугасимые лампады. В среднем ряду висит пять лампад православных, справа – пять лампад католических, слева – четыре лампады армяно-грегорианских и одна коптская. По обеим сторонам от входа, на высоте человеческого роста, имеются два овальные отверстия, через которые в Страстную Субботу Патриарх выдает молящимся священный огонь. По другую сторону от входа в придел Ангела находится та самая маленькая пещера, где было положено Пречистое Тело Спасителя и которая является Святым Гробом Господним. В нее ведет весьма узкий и низкий вход, в который может пройти только один человек, да и то согнувшись чуть не вполовину.

Сам Святой Гроб Господень представляет собой небольшую сводчатую пещеру, размер которой не превышает трех с половиной квадратных метров. Справа от входа в пещеру находится каменное возвышение, высотой приблизительно в три четверти метра, такой же ширины, а длиной в рост человека. На этом возвышении и было положено Пречистое Тело Иисуса Христа. Теперь возвышение облицовано розовым мрамором. На естественных стенах висят образа, над ложем в лампадах горит неугасаемый благодатный огонь и теплится множество свечей. Около возвышения могут поместиться три-четыре человека. Высота достаточна, чтобы стоять в полный рост. Обычно здесь постоянно находится дежурный монах Святогробского православного братства. Паломники входят в пещеру не более как по три человека и сразу же опускаются на колени перед Пречистым ложем. Здесь – перед этой величайшей святыней всего христианского мира – каждый приносит свои молитвы Спасителю всего рода человеческого. Здесь, в этой пещере, где покоилось снятое со креста Пречистое Тело Сына Божия, на святом Его ложе паломники освящают крестики, образочки, четки и обжигают на вечном благодатном огне свечи, которые увозят на родину своим близким и друзьям как величайшую святыню. Некоторые паломники увозят с собой в особых фонариках благодатный огонь. Здесь же каждый поминает о здравии и о упокоении своих родных и близких, которые таким образом хотя и заочно, но тоже приобщаются к великой святыне. Выходить из пещеры принято задом.

Склонившись в благоговейной молитве перед ложем Спасителя, я сразу почувствовал перемену в своем душевном состоянии. В душу мою снизошел необыкновенный покой, сердце исполнилось тихой радости с оттенком легкой грусти. Печали, огорчения, тревоги, невзгоды, пережитые за годы жизни, и все, что смущало душу – все это потускнело, казалось ничтожным и отошло в сторону. Умиленную душу охватила необыкновенная, особенная любовь к Богу, ко всем людям, ко всему живущему, ко всему миру. Можно ли словами передать, что чувствует грешный человек у Святого Гроба?! Чувство это сохранилось у меня и по сей день, но выразить его словами я не могу.

Помянул я, грешный, удостоенный великой и незаслуженной милости, по своим запискам родных и близких, всех тех, кто завещал мне помолиться о них у Святого Гроба Господня.

Душевное умиротворение не оставило меня и по выходе из Кувуклии. Такое же чувство, видимо, охватило и других паломников нашей группы, во всяком случае кое-кто высказал это вслух.

По выходе из Кувуклии, мы встретили инокиню Серафиму (Путятину), которую некоторые лица из нашей группы хорошо знали. Она постоянно живет в Иерусалиме около Святого Гроба Господня, бывает у Патриарха, вообще лицо достаточно известное. Она взялась быть нашим гидом и сразу же повела на Голгофу.

Голгофа оказалась здесь же, под сводами этого храма, а мне казалось, что она где-то за городом. Две тысячи лет тому назад Голгофа, действительно, была за городом, но за протекшие столетия город разрушался, возрождался вновь и разрастался. Окрестности застраивались, и постепенно Голгофа оказалась в центре города. На Голгофу можно подняться по лестнице прямо из храма Воскресения. Все Святые Места, связанные с воспоминаниями о крестной смерти и воскресении Иисуса Христа, составляют теперь единый комплекс храмов и алтарей со множеством галерей, ходов и переходов. Голгофы как естественной горы теперь нет. Вся она находится внутри храма. На ее вершине, на том месте, где был распят Спаситель с двумя разбойниками, находится довольно низкий и сумрачный придел Распятия. Алтарь не отделен иконостасом, и престол открыт. Под ним большая серебряная звезда указывает место, где стоял крест Спасителя; по правую и левую стороны от него отмечены места, где стояли кресты разбойников (их места в стороне от престола). Паломники становятся на колени перед престолом, подползают под него и целуют звезду. Так поступил и каждый из нас.

Здесь же, в сохранившейся естественной части скалы, имеется расселина, которая образовалась при землетрясении, произошедшем после возгласа Спасителя: Отче! в руце Твои предаю дух Мой (Лк. 23, 46). Расселина уходит вниз, в глубь скалы, и кончается там, где, по преданию, был похоронен Адам и где находилась его голова. Теперь на том месте придел Адама, куда мы тоже спускались.

На Голгофе, справа от греческого придела Распятия, находится католический алтарь Пригвождения ко Кресту.

Когда мы спустились с Голгофы, день уже клонился к вечеру и нам пришлось отправляться в гостиницу, чтобы немного отдохнуть перед заутреней. В гостинице нам предложили обед, от которого все отказались. Отдых продолжался всего два часа.

Вечером поехали в Патриархию. Там собрались все, кто должен был сопровождать Патриарха в храм. В том же порядке, как и днем, во главе с кавасами, при большом стечении народа, процессия проследовала в храм Воскресения. Прошли в алтарь. В алтаре собралось много духовенства, но мирян, кроме нас, не было. Облачались в алтаре. Архиереям при облачении прислуживали диаконы; иподиаконов нет. Вообще архиереи держатся проще, чем у нас, и во время богослужения для них не создается особая торжественность.

Полунощницу совершал Его Блаженство, Блаженнейший Венедикт. Крестный ход с пением канона «Волною морскою.» направился по тому же пути к Святому Гробу. На этот раз только духовенство в светлых ризах прошло через Царские Врата, а мы – миряне – прошли через северные и присоединились к крестному ходу около солеи. Многочисленные православные паломники, съехавшиеся в Святой Град со всех частей света, местные жители, православные и мусульмане, стояли сплошной стеной, заполнив не только весь храм и ротонду, но также заполнив все галереи и переходы, прилепившись на выступах окон и на лесах, установленных по случаю ремонта. Неудивительно, что охрана, состоящая из солдат арабской армии, с трудом сдерживала такую толпу.

В том месте, где заканчивался проход из храма в ротонду, на особом помосте против Кувуклии был установлен трон Патриарха. Нас, паломников-мирян, разместили на этом же помосте рядом с троном Патриарха. Справа от нас находился хор семинаристов. Греческие семинаристы носят рясы обычного, принятого у греков, покроя с очень широкими рукавами, а на голове особые скуфьи, напоминающие низенькие камилавки. Юноши внешне производят очень хорошее впечатление.

Крестный ход под неумолчный звон колоколов и ударов бил, с пением стихиры «Воскресение Твое, Христе Спасе.» двинулся вокруг Кувуклии. Мы, миряне-паломники, с крестным ходом не пошли, вернее нас не пустили, дабы мы не затерялись в толпе. Семинаристы тоже оставались на месте. Обойдя с большим трудом, по причине скопления молящихся, три раза вокруг Кувуклии, крестный ход остановился у входа в нее. Патриарх прочитал положенное Евангелие и совершил каждение Святого Гроба Господня. Наступила тишина, и в этой тишине из глубины Святого Гроба донеслось глухое пение архиереев, возвещавшее миру весть о Воскресении Христа. Архиерейское пение тропаря почти сразу подхватило духовенство, стоявшее у входа в придел Ангела, а затем хор семинаристов и все молящиеся. Широкой волной разлилось ликующее пение под сводами древнего храма на том месте, где две тысячи лет тому назад совершилось величайшее событие, преобразившее весь мир.

Пропели и мы по-славянски «Христос воскресе.»

Блаженнейший Патриарх занял свое место, и радостно-торжественное богослужение совершалось в своем обычном, освященном веками порядке. Наше пение на славянском языке чередовалось с греческим. Семинаристы пели хорошо, задушевно и молитвенно. Греческое пение, на мой взгляд, отличается от нашего некоторой тягучестью. Все же мне кажется, что оно больше подходит для церковного пения, чем наше, особенно партесное, когда исполнители слишком увлекаются внешней, если так можно выразиться, стороной пения в ущерб духовности, приближая его к театральному.

Одновременно с православными, по другую сторону Кувуклии совершали пасхальное богослужение копты и армяне. С высоты помоста мы хорошо видели всю ротонду. Святость места, многочисленная разноязычная толпа молящихся, объединившихся в единой молитве на том самом месте, где Сын Божий по предвечной воле Отца принес Свою искупительную жертву за греховное человечество, – все это наполняло необычной радостью душу и создавало особое, ни с чем не сравнимое настроение. А когда раздавался радостный возглас «Христос Воскресе!», ежегодно повторяющийся второе тысячелетие во всем мире, и в ответ ему многотысячная толпа верующих на разных языках, но едиными устами отвечала «Воистину воскрес!», радостный трепет пробегал по всему телу, а глаза увлажнялись слезами умиления. Взглянув на своих спутников, взглянув на близстоящих, я заметил на всех лицах такое же необычное волнение. Все это надо пережить, перечувствовать – рассказать же об этом нельзя. Вот и теперь, через десять лет, когда я пишу эти строки, благодатное волнение охватывает все существо мое, а душа исполняется светлой радости.

После утрени Патриарх ушел. Толпа молящихся заметно поредела. Видимо, ушли мусульмане и те, кому хотелось посмотреть на самую торжественную часть богослужения. Мы прошли в алтарь храма Воскресения. Там царили тишина, полумрак и торжественное спокойствие. Пришел наш духовник архимандрит Филарет и встал перед жертвенником. Все мы, миряне-паломники, повернулись к нему, и я оказался в первом ряду. Началась исповедь. Неожиданно я почувствовал, что кто-то осторожно, но настойчиво меня отстраняет. Скосив глаза, я заметил, что это Александр Феодорович хочет пройти вперед. Я пропустил его. Он вышел, повернулся к нам лицом и прежде, чем приступить к исповеди, испросил прощения. Он стоял прямо против меня, и казалось, что обращается именно ко мне. Можно ли было в этом месте и в такую минуту не простить искренно друг друга?! Это прощение не было обычным, с которым мы перед исповедью обращаемся друг к другу. Это было особое и, пожалуй, самое искреннее прощение, которое я испытал за всю свою жизнь. Дивны дела Твои, Господи! Каждый из нас также испрашивал у всех прощение.

Исповедь всегда благодетельно действует на душу человека, но эта исповедь была особенной. Никогда прежде я не переживал подобной исповеди и не чувствовал такой духовной радости и умиления, какие почувствовал здесь, когда отец Филарет, покрыв мою голову епитрахилью, прочитал разрешительную молитву.

Умиротворенные духом, с радостным сердцем мы вновь прошли к Святому Гробу, где началась литургия. Теперь нас поставили у самого входа в Кувуклию. Все мы были взволнованы, и певцы наши пели с таким увлечением, что семинаристы незаметно исчезли и только наш хор заканчивал литургию. Следует заметить, что большая часть литургии совершалась на греческом и арабском языках, а наш хор пел по-славянски.

Для принятия Святых Таин нас провели в алтарь. Первый раз в жизни довелось мне, грешному и недостойному, приобщаться в алтаре. И где? У Святого Гроба Господня в Светлое Воскресение Господа нашего Иисуса Христа! Я отдавал себе отчет, где нахожусь, и в то же время не понимал, как я, великий грешник, попал сюда? За что Господь послал мне такую великую милость? Я радовался, мало сказать радовался! Душа моя ликовала, и ликование переливалось через край существа моего. В то же время я трепетал, сознавая свою греховность и святость того места, где все это совершалось.

Литургия закончилась в 3 часа 30 минут утра. Мы не торопились уходить и в числе последних вышли из храма на площадь. На улицах было темно и тихо. Кое-где горели фонари. В этой тишине чувствовалась какая-то особенная торжественность, и мы в молчании, под сладостным впечатлением всего пережитого в эту незабываемую пасхальную ночь, дошли до Яффских ворот, где обычно стоят такси. Но в такую рань здесь было пусто. Постовой полицейский, узнав, что мы русские паломники и возвращаемся из храма в свою гостиницу, вызвал по телефону такси, и мы благополучно добрались до места отдыха. Только войдя в свой номер, я почувствовал усталость, сразу же лег и уснул.

В 10 часов утра мы были на ногах и прежде всего вспомнили, что не разговлялись после пасхального богослужения. Также вспомнилось нам, что не было освящения куличей и пасок, во всяком случае мы этого не видели. Красные яйца были почти у всех. Многие христосовались между собой. Возможно, что такого обычая разговляться, какой существует у нас, здесь нет. Пришлось ограничиться обычным завтраком в гостинице.

После завтрака отправились в Патриархию, чтобы присутствовать на пасхальной вечерне, которая в Иерусалиме совершается в 12 часов дня. В Патриархии все празднично. В тронном зале, где собираются все приглашенные, присутствует губернатор Иерусалима во фраке, с орденской лентой и орденами. Какой-то военный в довольно скромной форме, но с великим множеством орденов, разговаривал с губернатором. Здесь же находились члены дипломатического корпуса. Много было и других лиц, и во фраках, и в костюмах. Дамы были в вечерних туалетах различных расцветок, но преимущественно темных, и только молодые девушки были в белом. Патриарх представил губернатору нашу паломническую группу.

Патриарх и архиереи облачились в тронном зале. На Патриархе очень красивый белый атласный саккос, на котором золотом вышито Воскресение Христово и ангелы. Торжественная процессия, как и накануне, под звон колоколов, проследовала в храм Воскресения. Улицы запружены празднично одетым народом. Многие расположились на плоских крышах домов. Патриарха приветствовали криками радости, осыпали лепестками роз и опрыскивали душистой водой.

Пасхальную вечерню Патриарх совершал в храме Воскресения. Нас поставили в алтаре около жертвенника. Святое Евангелие читали на девяти языках: греческом, арабском, славянском, румынском, французском, латинском, итальянском, турецком и русском. У греков принято читать Евангелие, обратившись лицом к народу. Вечерня закончилась в половине третьего. После вечерни мы прошли в Кувуклию поклониться и помолиться у Святого Гроба.

Выйдя из храма, решили пообедать в ресторанчике на базаре. На первый взгляд, ресторанчик показался сомнительным, но хозяин устроил нас очень хорошо в отдельном дворике под виноградником, а накормил еще лучше. Вместе с нами была инокиня Серафима. После обеда мы прошли часть Скорбного пути (Via Dolorosa), который совершил Спаситель от дворца Пилата до Голгофы. Не надо забывать, что тот город, который был современником Спасителя, несколько раз подвергался разрушениям и затем вновь возникал на развалинах. Вполне естественно, что при позднейших постройках и перестройках города – а их было немало за два десятка столетий – изменилась его планировка, изменились и его границы. Это привело к вековому спору католиков и православных о том, где находятся подлинные Святые Места. Каждая церковь выдвигает свою версию и доказывает ее неоспоримость. В этот вопрос внесли значительную ясность раскопки, предпринятые в конце прошлого века Русским Православным Палестинским обществом. Эти раскопки велись к востоку от храма Воскресения. В настоящее время на этом месте находится храм святого князя Александра Невского. При храме имеется женская обитель, которая в молитвенном общении с нами не состоит. Однако настоятельница, довольно молодая и, видимо, достаточно образованная женщина, встретила нас очень любезно и разрешила осмотреть те Святые Места, которые были открыты во время раскопок и теперь находятся в ведении их обители. Мы спустились по широкой лестнице и, значительно ниже современной улицы, увидели остатки арки базилики Константина Великого. Здесь же сохранилась часть древней стены и порог Судных врат. Теперешний храм обители стоит на том месте, где находился лифостротон, т. е. особый каменный помост для судилища. Следовательно, на этом месте происходил суд над Иисусом Христом.

Затем мы прошли в храм. Настоятельница разрешила нам пропеть пасхальные песнопения, но сама в молитве с нами не участвовала. После молитвы настоятельница пригласила нас в гостиную, обставленную мягкой мебелью и довольно уютную, с портретами русских императоров на стенах. Настоятельница задала нам несколько вопросов о нашем паломничестве, поинтересовалась, где мы уже были и где собираемся побывать. Ни словом не обмолвилась о церковных разногласиях и традиционного кофе не предложила.