Против течения. Том 2

Собрав достойную сумму, осажденные запросили к себе русского толмача.

Посланный ушел на совет и, воротившись через полчаса, объявил, что Абдул Насыр-хан готов сдаться на тех условиях, чтобы никого из них казаки не тронули и чтобы русский подьячий Колесников тоже был отпущен.

– Подьячему смерть, – выкрикнул Шелудяк.

– Вас не тронем, – отвечал Фрол Разин, – но подьячего убьем.

– Атаман, отпусти подьячего, – сказали находившиеся в отряде стрельцы и посадские, – он хороший человек, никому обиды не делал.

– За нас стоял, – подтвердили другие.

– Мы им много довольны, – кричали третьи.

– Что делать, старшина? – спросил Фролка Шелудяка.

– Твоя воля, атаман, – отвечал Шелудяк, – коли просят за него сами жители, то, пожалуй, оставь его.

– Ну, я помирю вас, – засмеялся Фролка.

– Пусть и подьячий будет жив, но пусть оставит здесь всю одежду и идет домой нагишом.

Все казаки захохотали: им понравилась такая проделка.

Переговоры окончились, стороны пришли к согласию о капитуляции, позвали попа. Фролка и Шелудяк приложились к кресту на глазах персиян.

Башня была сдана, и персияне пошли по своим квартирам, а подьячий Колесников, при общем хохоте, нагой побежал домой. В то время как он бежал мимо Ахмед-муллы, старик бросил ему свой верхний халат, и он, завернувшись в ткань, мирно дошел до дому.

В другой, пыточной башне было не то. Там засели черкесы князя Каспулата Муцановича с своим предводителем Казан-беем, родственником князя – молодым горцем. Тут же было несколько пушкарей, в том числе и Томило. Всего было десять человек.

Васька Ус отправился добывать башню. Черкесы сражались как львы. Ни один их выстрел не пролетал даром, и много лежало казацких и стрелецких трупов возле башни. Казаки хотели пустить в дело бревно, чтобы выбить дверь, но Казан-бей велел стрелять в тех, кто нес бревно.

Взъярился Ус и велел стрелять в окна. До полудня продолжалась перестрелка.

У защитников было много пороха, но не хватило пуль.

– Заряжай деньгами, – сказал Казан-бей, высыпая из мешка серебряные монеты. И монеты полетели вместо пуль. Попадет монета ребром – уходит вся, попадет плашмя – отскакивает рикошетом. Но и деньги все кончились.

– Пойдем напролом, – сказал Казан-бей, – выйдем из города, хоть не все, а там – что Аллах даст.

Стрельба затихла. Двери башни отворились, и все черкесы с криком «Алла!» кинулись через толпу казаков. Последовал залп из всех ружей разом. В рядах сделался коридор; черкесы, закинув ружья за плечи, саблями бросились прочищать дорогу. Казакам нельзя было стрелять в них, они могли убить своих. Ловко рубились черкесы, но сила одолела. Пушкари были убиты прежде: они не могли так ловко отбиваться. Четверо черкесов во главе с Казан-беем пробились сквозь толпу и побежали по улице, но тут грянули казацкие ружья – и они упали замертво.

Теперь вся Астрахань была в руках казаков.

VII

Капитан Бутлер после бегства своего из собора с Виовским поторопился на свою квартиру. Там он наскоро выкрасил себе бороду, подвязал щеку и переоделся в рваный кафтан простого рабочего.

– Если стану прятаться, будет хуже. Меня здесь немногие знают, и я буду шляться по улицам, покуда не убегу. Это будет безопаснее, – рассуждал он. Вышел и пошел бродить по улицам Астрахани.

Толпа народа валила к Ямгурчеву-городку. Бутлер отправился туда же.

Много возов, навьюченных разным добром, тянулось к Ямгурчеву-городку. Туда везли и награбленное в воеводских и боярских хоромах добро, и товары из лавок и с дворов: бухарского, персидского и индийского. Казаки собрались там дуванить награбленное добро. Каждая сотня стояла отдельной кучкой. С казаками стояли и стрельцы, они также участвовали в дуване. Посадские и холопы стояли особо. Бутлер встал с ними.

Все привезенное добро сортировалось в три кучи. Разин сам был при дележе.

– Братья атаманы, – говорил он, – будем теперь дуванить взятое в честном бою добро бояр и купцов. Первая куча пусть идет в войсковой скарб, на нужды войска, вторая казакам, а третья – стрельцам. Делите по жребию, никого не обижайте. Самому мне ничего не нужно.

– Зачем обижать, – отвечали казаки.

– Ну, начинай дуван, – скомандовал Разин.

Начался дележ. Кто без спора брал по любви, кто спорил – тому кидали жребий.

Первая вещь была шуба воеводы, когда-то взятая им у Разина.

– Кому шубу? – закричал Черноярец, заведовавший дележом.

– Шубу эту уступите мне, атаманы, – сказал, выступя вперед, Красулин.

– Ему, что ли? – спросил Черноярец.

– Ему, ему! – кричали стрельцы.

– Вот перстень с руки воеводы, вещь тоже хорошая, его нужно отдать второму молодцу по голове. Кому выдать? – сказал Черноярец.

– Филатке Колокольчикову! – закричали стрельцы.

Филатка напялил перстень с алмазом на свою заскорузлую руку.

Бутлер смотрел на дележ. Он видел много дорогих и подчас знакомых ему вещей, щедро раздаваемых казакам и стрельцам. Он увидел, как один из стрельцов схватил его собственную лисью шубу. Не вытерпел этой обиды строптивый голландец, ушел в город и забился на ограбленный персидский двор.

На другой день поутру Бутлер, боявшийся зайти на квартиру и ночевавший на персидском дворе, вновь пошел бродить по улицам.

– Что ты не идешь за город, там Степан Тимофеевич волю казацкую всем дает и к присяге приводить будет, – крикнул Бутлеру проходивший посадский Прохоров. Бутлер пошел за ним, боясь показать вид, что он не рад казацкой воле.

На пустыре у города была громадная толпа народа. Казаки и стрельцы, соблюдавшие порядок, расставляли посадских кучками.

– Каждая улица становись отдельно, – командовали ка-заки.

Бутлер примкнул к одной кучке.

– Ты не с нашей улицы, – закричал на него посадский.

– Я кабальный лямочник из Саратова, – отвечал Бутлер.

– Ну, коли так, становись где хочешь, – решил распорядитель-казак.

– Едет, едет! – заревела толпа. Народ всколыхнулся. Показались всадники на великолепных конях. Впереди – два есаула, за ними сам Разин, с бунчуком, знаком атаманского достоинства в руках. За ним ехали Васька Ус, Черноярец, Каторжный, Шелудяк и другие старшины и есаулы. Наряд их блестел золотом. Народ поклонился Разину до земли.