Оценить:
 Рейтинг: 0

Диалектика капитала. К марксовой критике политической экономии. Процесс производства капитала. Том 1. Книга 1

Год написания книги
2020
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
7 из 8
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Исходный пункт социально-экономических воззрений Ф. Бастиа образует учение о всеобщей гармонии, изначально положенной божественной Мудростью. Последняя, по его мнению, предопределяет разумность существующего мироустройства, естественные законы, по которым развивается социальный и материальный мир. «Насколько разум выше материи, настолько и социальный мир выше того материального мира, которым так восхищался Ньютон, так как небесный механизм повинуется законам, не сознавая их. Во сколько раз больше оснований имеем мы преклониться перед Вечной Мудростью, созерцая социальный механизм, в котором также живет вечная идея “разум правит материей”…»[197 - Там же. С. 193.].

Будучи формой проявления Мудрости божественных законов, гармония царит во всем окружающем мире, пронизывает все сферы общественной жизни. Поэтому в современном обществе «все законные интересы гармоничны»,[198 - Там же. С. 160.] поскольку эти «интересы, предоставленные сами себе, стремятся к гармоническим сочетаниям, к прогрессивному преобладанию общего блага».[199 - Там же. С. 165.] Такое сочетание становится возможным только в том случае, когда каждый человек действует свободно, сообразуя свои поступки с принципом всеобщей справедливости.

Согласно Ф. Бастиа, решение этой социальной задачи предполагает прежде всего четкое понимание сути исходной посылки: «гармоничны ли между собой или враждебны друг другу самые интересы.

В первом случае решение надо искать в свободе, во-втором – в принуждении. В первом не надо только мешать, во втором надо мешать непременно».[200 - Там же. С. 161. «Но свобода имеет только одну форму. Всякий, кто убежден, что каждая частица, входящая в состав жидкости, содержит в себе самой силу, устанавливающую общий уровень, придет к заключению, что самое простое и самое верное средство достигнуть такого уровня – не мешать. Следовательно, всякий, кто признает, что эта точка отправления верная, т. е. что интересы гармоничны, согласится и с практическим решением социальной задачи: воздерживаться от вмешательства и не перемещать интересов.Принуждение, наоборот, может обнаруживаться, смотря по различным точкам зрения, в бесчисленных формах. Школы, исходной точкой которых служит то положение, что интересы враждебны друг другу, еще ничего не сделали для решения задачи, они только исключили из нее свободу. Им еще придется отыскивать среди бесконечных форм принуждения наиболее подходящую форму, если только она может быть найдена. А потом им придется преодолеть последнее затруднение – заставить всех, т. е. людей свободных, признать эту предпочтительную форму принуждения» / Там же.]

В этой связи Ф. Бастиа осуждал социалистов-утопистов, которые стремятся найти какую-нибудь искусственную организацию только потому, что современная естественная организация дурна и неудовлетворительна, поскольку в ней человеческие интересы в корне враждебны друг другу, вследствие чего необходимо обратиться к принуждению. Поэтому «они (социалисты-утописты – Н. С.) видели антагонизм повсюду: между собственником и пролетарием, между капиталом и трудом, между народом и буржуазией, между земледелием и фабрикой, между поселянином и горожанином, между уроженцем и иностранцем, между производителем и потребителем, между цивилизацией и организацией.

Чтобы сказать короче – между свободой и гармонией».[201 - Там же. С. 163. «И этим объясняется, каким образом в их сердцах живет еще какая-то сентиментальная филантропия, тогда как из уст истекает ненависть. Каждый из них бережет всю свою любовь для общества, но такого общества, которое создает в своем воображении, а что касается общества действительно существующего, в котором нам приходится жить, то чем скорее рухнет оно к их удовольствию, тем лучше, потому что на развалинах его создается новый Иерусалим» / Там же.]

Более того, «они охотно уничтожили бы капиталиста, банкира, спекулянта, предпринимателя, торговца и негоцианта, обвиняя всех их в том, что они становятся помехой между производством и потреблением, вымогая деньги у той и другой стороны и не доставляя им взамен ровно ничего. Или, еще лучше, они хотели бы возложить на государство дело, исполняемое этими лицами, потому что тогда это дело не могло бы быть уничтожено».[202 - Там же. С. 141.]

В противоположность социалистам-утопистам, по мнению Ф. Бастиа, экономисты исходили не из враждебности интересов, а их гармонии, что позволило им прийти к свободе. Однако они не могли точно установить отправную точку самой свободы – гармонию интересов.

Вслед за Ж.Б. Сэем Ф. Бастиа утверждал, что эта гармония устанавливается посредством обмена услугами, поскольку «общество представляет собой совокупность услуг, которые люди добровольно или по принуждению оказывают друг другу, т. е. совокупность услуг общественных или частных».[203 - Там же. С. 140.] Если общественные услуги, предписываемые и регламентируемые законом, часто страдают неподвижностью и могут превратиться в общественные притеснения, то частные услуги, будучи делом доброй воли и личной ответственности, развиваются на основе взаимного соглашения и по закону прогресса.[204 - См., там же.]

Опираясь на учение А. Смита, Ф. Бастиа полагал, что необходимость обмена услугами обусловлена разделением труда. «Все лица, составляющие общество, поглощают каждое в отдельности в миллион раз больше того, что они могут произвести, и в то же время они взаимно не обирают друг друга».[205 - Там же. С. 179.] В результате каждый человек получает вознаграждение за свой труд, а в обществе устанавливается равновесие.

Переходя к трактовке проблемы ценности (стоимости), Ф. Бастиа указывал на значимость метода робинзонады. В этой связи он отмечал, что если рассматривать каждого человека как обособленного, живущего своей жизнью, существа, то он представлял бы собой одновременно и капиталиста, и предпринимателя, и рабочего, и производителя, и потребителя. Составными элементами такого существа являются потребность, усилие, удовлетворение, даровая и трудовая полезность. В своей совокупности эти элементы составляют социальный механизм в его простейшей форме.

При этом Ф. Бастиа подчеркивал, что нельзя смешивать даровые силы и трудовые усилия. «Человек всегда хорошо знает, когда силы или материя даются ему даром природой, без всякого участия его труда, даже и в том случае, когда они вмешиваются, чтобы сделать его более производительным».[206 - Там же. С. 193.]

Именно поэтому Ф. Бастиа отводил труду и природе различную степень участия в процессе производства продукта, в зависимости от места и климата. Участие природы в этом процессе – даровое. Напротив, участие труда, требующее напряжения усилий человека, является источником ценности продукта, а потому должно быть оплачено. Полагая, что все даровое не имеет ценности, что ценность образуется за счет трудовых усилий, Ф. Бастиа писал: «Мне известны очень немногие из тех, кто не придавал бы ценности естественным деятелям природы, тем даровым благам, которыми Бог щедро одарил человека. Слово ценность необходимо предполагает, что мы не уступим даром, без вознаграждения, того, что обладает ею».[207 - Там же. С. 165.]

По мнению Ф. Бастиа, чтобы воздействовать на естественные силы природы с целью создания полезного продукта, Робинзону, живущему в одиночестве, необходимы, во-первых, орудия и инструменты, сберегающие его трудовые усилия; во-вторых, материалы, требующиеся для изготовления новых орудий; в-третьих, определенные запасы, пригодные для удовлетворения не только насущных, но и будущих потребностей. «Орудия, материалы, запасы – вот что Робинзон, без сомнения, назовет своим капиталом и охотно признает, что чем более будет капитал, тем лучше он приспособит себе естественные силы природы, тем лучше и больше они будут помогать ему в его труде и, наконец, тем больше его усилия будут соответствовать удовлетворению его потребностей».[208 - Там же. С. 195–196.]

Рассматривая капитал как внеисторическое явление и отождествляя его со средствами производства, Ф. Бастиа утверждал, что подобное понимание этого явления распространяется и на современное общество, ибо «капитал и здесь также состоит из рабочих инструментов, материалов и припасов, без которых никто, ни в одиночестве, ни в обществе, не мог бы предпринять никакой продолжительной работы».[209 - Там же. С. 196.]

В этой связи Ф. Бастиа трактовал капитал как продукт затраченных усилий и лишений его владельца. Для последнего уступить свой капитал другому лицу – значит лишить себя выгоды, т. е. оказать ему услугу. Отсюда проистекает всеобщий принцип взаимности услуг, согласно которому люди совершенно свободно оказывают друг другу определенные услуги, обмениваясь тем самым результатами своих предшествующих усилий и лишений. Реализация данного принципа предполагает соблюдение трех условий: 1) действие любого лица должно быть свободным; 2) чтобы это лицо было непогрешимым и соответствовало своему статусу; 3) чтобы третье лицо не получало за это никакой платы (речь идет о кредитных отношениях, в которых наряду с заимодавцем и заемщиком может выступать посредник).

Согласно Ф. Бастиа, капитал, состоящий из орудий, материалов и припасов, включает в себя две стороны: полезность и ценность. Всякий, кто уступает свой капитал другому лицу, требует себе в уплату только ценность, т. е. услугу, оказанную им в свое время вместе с трудом, который он сберег заемщику. В результате капитал становится реальным капиталом только в процессе оказания подобного рода услуг. Вне этого процесса капитал есть некий продукт, который может быть использован различным образом. Поэтому «взаимный обмен совершается по следующему неизменному принципу: ценность за ценность, услуга за услугу, а все, что представляет собой даровую полезность, стоит вне торга, потому что даровой продукт не имеет ценности, а предметом меновых сделок бывает только ценность. В этом отношении сделки капиталами ничем не отличаются от всяких других сделок».[210 - Там же. С. 197–198.]

Таким образом, Ф. Бастиа рассматривал капитализм как «гармоничное общество», в котором происходит эквивалентный обмен услугами между различными классами. При этом понятие «услуга» определялось Ф. Бастиа в самом широком смысле слова. Оно охватывало и трудовые усилия, и полезность капитала, и сам капитал, и его ценность. В контексте подобной трактовки ценность есть отношение между обмениваемыми услугами, или полезностями, складывающееся под влиянием свободной конкуренции, в ходе которой устанавливаются цены этих услуг.

В письме к Ф. Энгельсу от 18 июля 1868 г. К. Маркс привел следующее высказывание Ф. Бастиа: «Если кто-нибудь, исходя из определения стоимости рабочим временем, объяснил бы мне, почему воздух не имеет никакой стоимости, а алмаз имеет высокую, я бросил бы свою книгу в огонь».

Далее в качестве примера К. Маркс указывал, «каким образом господин Бастиа выводит стоимость алмаза, может служить следующий типично коммивояжерский разговор: «Сударь, уступите мне Ваш алмаз. Охотно, сударь; дайте мне в обмен весь Ваш годичный труд».

Вместо того чтобы ответить: «Милейший, если бы я был вынужден работать, то Вы сами понимаете, что мне пришлось бы покупать не алмазы, а другие вещи», – его собеседник говорит: «Но, сударь, ведь на приобретение Вашей вещи Вы потратили не больше минуты. Что же, постарайтесь и Вы иметь такую минуту. – Но по принципу справедливости мы должны класть в основу обмена равный труд. – Нет, по принципу справедливости Вы оцениваете свои услуги, а я – свои. Я Вас не принуждаю, почему же Вы хотите принуждать меня? Дайте мне целый год, или ищите себе алмаз сами. – Но мне пришлось бы затратить десять лет на мучительные поиски, не говоря уже о весьма возможном разочаровании в конце концов. Я считаю более разумным и более выгодным использовать эти десять лет как-нибудь иначе. – Совершенно верно, потому-то я и считаю, что оказываю Вам услугу, требуя от Вас в обмен лишь один год. Я Вам сберегаю этим девять лет, вот почему я столь ценю эту услугу».

И далее К. Маркс дал следующую оценку трактовки стоимости (ценности) Ф. Бастиа: «… Немецкие бастианцы не знают, что злосчастная фраза, будто стоимость товаров определяется не количеством труда, на них затраченным, а тем его количеством, которое они сберегают покупателю (детский лепет о связи обмена с разделением труда), выдумана не Бастиа, как и любая из его категорий, достойных коммивояжера винной фирмы».[211 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 32. С. 97–98.]

В другом месте, резюмируя суть концепции ценности (стоимости) Ф. Бастиа, К. Маркс писал: «… Бастиа в действительности не дает никакого анализа стоимости. Он лишь пережевывает бессодержательные понятия для утешительного доказательства, что “мир полон великих, прекрасных, полезных услуг”».[212 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 16. С. 326.]

«… Тайным источником гармонической мудрости»[213 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 575.] Ф. Бастиа и других представителей современного фритредерства явилось сочинение американского буржуазного экономиста Г. Кэри «Принципы политической экономии» (1837–1840). Изложенный здесь американский вариант теории «гармонии интересов» получил наиболее обстоятельную разработку в его главном труде «Основания социальной науки» (1857–1859) и в более кратком издании этого труда «Руководство к социальной нау-ке» (1865).

Опираясь на методологию прагматизма, Г. Кэри утверждал, что предмет социальной науки есть человек – разумное существо, являющееся частицей общества. Подобно другим животным, человек постоянно требует пищи, питья, сна. Однако главная его потребность заключается в сообществе с другими людьми, которое осуществляется посредством языка и разума. «Изолируйте человека, – писал Г. Кэри, – и, с потерею способности говорить, он теряет и силу разума, а с ними вместе и свои отличительные свойства. Возвратите его в общество, и, с возвратом способности говорить, он снова становится мыслящим человеком».[214 - Кэри Г. Руководство к социальной науке. СПб., 1869. С. 38.]

Согласно Г. Кэри, будучи разумным существом, человек, в сравнении с другими животными, характеризуется следующими отличительными качествами. Во-первых, принадлежностью к ассоциации, в которой он обретает свое социальное бытие.[215 - «Необходимость заставляет человека тяготеть к другим людям. Из всех животных в нем сильнее других проявляется склонность к общежительности.» «Непременным следствием отсутствия ассоциации является варварство. Человек, лишенный ассоциации, теряет свои отличительные качества и перестает быть предметом социальной науки» / Там же. С. 39, 49.] Во-вторых, своей индивидуальностью, которая пропорциональна разнообразию его природных способностей и деятельности.[216 - «Где бы мы ни взяли крысу и кролика, лисицу и волка, они всюду являются типами своих пород и обладают инстинктами и привычками, общими всей породе. Совсем другое в отношении человека, у которого вкус, чувства и способности столь же разнообразны, как и его наружность. Но для развития этого разнообразия, однако, необходимо, чтобы человек жил в сообществе с другими людьми. Где этого нет, там не может быть индивидуальности, как и между лисицами и волками. Дикари Германии и Индии так мало отличаются друг от друга, что, читая описание одних, легко можно принять, что речь идет о других. Переходя затем к низшей форме общественности, какую мы встречаем у диких племен, мы находим больше разнообразия индивидуального характера. Высшую же ступень этого различия должно искать там, где существует значительный спрос на умственный труд, где есть наибольшее разнообразие в занятиях, где, следовательно, существует значительное развитие склонности к ассоциации, то есть в городах и столицах» / Там же. С. 49.] В-третьих, ответственностью за свои действия перед самим собой и другими людьми, живущими в рамках данной ассоциации.[217 - «Раб – неответственное существо, потому что он только повинуется своему господину. Солдат не отвечает за совершенные им убийства, потому что он играет роль простого орудия в руках своего командира, который, в свою очередь, повинуется безответственному главе государства. Бедняк также есть безответственное существо, хотя люди часто считают его ответственным. Ответственность возрастает с возрастанием индивидуальности, а последняя, как мы видели, возрастает с увеличением склонности к ассоциации» / Там же. С. 55.] Наконец, в-четвертых, способностью к прогрессу как неотъемлемому атрибуту существования и развития ассоциации, в которой непрерывно осуществляется обмен различными продуктами трудовой деятельности, или определенными услугами.[218 - «Заяц, волк, бык и верблюд в настоящее время точно такие же, какими они были в дни Гомера или во времена египетских царей, оставшиеся после которых пирамиды свидетельствуют об отсутствии индивидуальности между их подданными. Один только человек обладает способностью собирать то, что видит и чему научился, и умеет извлекать пользу из трудов своих предков. Но для этого ему необходим язык; а для возникновения языка необходима ассоциация.Прогресс возможен только при существовании движения, которое есть результат беспрерывного сложения и разложения вещества; ассоциация же есть постоянное сложение и разложение различных сил человека. Куча газет представляет нам результат труда тысячи лиц, начиная от рудокопа, добывающего железо, свинец и каменный уголь, и тряпичника, до словолитчика, бумажного фабриканта, машиниста, механика, наборщика, прессовщика, писателя, издателя и собственника, и, наконец, мальчика, разносящего газеты. Этот обмен услуг совершается изо дня в день, без перерыва, в течение целого года, причем каждый участник в труде имеет свою долю в плате, а каждый читатель газеты пользуется известной долей этого труда» / Там же. С. 58.]

Исходя из механистического понимания окружающего мира, Г. Кэри считал, что законы бытия одни и те же как для природы (материи, по его терминологии), так и для человека и общества. Поскольку «эти законы справедливы по отношению к обществам, то они должны быть справедливы и по отношению к каждому отдельному индивидууму, из которых состоят общества, подобно тому, как законы, касающиеся всей атмосферы в целом, вполне применимы к атомам, из которых она состоит».[219 - Там же. С. 59.] Вместе с тем Г. Кэри указывал на свободу воли как важнейшее отличительное качество индивидуума, посредством которой он, живя в ассоциации, осознает свою ответственность за наилучшее употребление своих способностей на пути к дальнейшему прогрессу.

В этой связи Г. Кэри полагал, что принцип индивидуализма является основополагающим в социальной науке. Подытоживая суть своих размышлений о ее природе, он писал: «Социальная наука имеет предметом человека и его деятельность, стремящуюся поддерживать и улучшать свое положение. Она есть наука о законах, управляющих человеком в его деятельности, стремящейся упрочить за ним высшую степень индивидуальности и развивать в нем наибольшую склонность к ассоциации с себе подобными».[220 - Там же. С. 60–61.]

В соответствии с подобной трактовкой Г. Кэри разработал метод робинзонады, который он широко использовал при исследовании такой сложной проблемы, как происхождение общества. Опираясь на этот метод, Г. Кэри утверждал, что первоначально Р. Крузо, живя на необитаемом острове, вынужден был работать один. Но как только к нему присоединился Пятница, возникло общество. В чем же заключается сущность самого общества? Не в том ли, что вместе с Р. Крузо на острове существовало другое лицо? – спрашивал Г. Кэри. И отвечал: «Конечно, нет. Потому что, если бы Пятница не заговорил с Крузо и не стал бы обмениваться с ним услугами, то общества еще не существовало бы. – Общество, или, другими словами, ассоциация возникла с появлением обмены услуг. Так как каждый акт ассоциации есть в то же время акт сношения, то слова «общество» и «сношение» суть только различные выражения того же понятия».[221 - Там же. С. 156.]

Согласно Г. Кэри, для возникновения такого отношения необходимо наличие различий между указанными лицами. Дело в том, что «если бы Крузо и Пятница обладали одними и теми же способностями, то между ними не могло бы существовать сношений, как между двумя атомами кислорода или двумя атомами водорода. Но если привести эти элементы в соприкосновение друг с другом, то произойдет соединение; тоже и с человеком. Общество состоит из соединений, происходящих от существования различий. В обществе, ограничивающемся одним земледелием, едва ли существует ассоциация; но она встречается в полной силе там, где земледелец, адвокат, торговец, плотник, кузнец, каменщик, мельник, прядильщик, ткач, архитектор, железный заводчик и фабрикант машин входят в состав общества».[222 - Там же. С. 156–157.] Иначе говоря, общество возникает лишь при наличии такого существенного условия, как разделение труда между отдельными индивидами, каждый из которых занимается определенным видом хозяйственной деятельности.

По мнению Г. Кэри, как и в органическом мире, в обществе склонность к ассоциации увеличивается по мере возрастания различий. Однако эта тенденция находится в прямом отношении к гармонии условий существования его отдельных частей. Поскольку человек, в отличие от других животных, обладает способностью к прогрессу, то эта склонность растет вместе с развитием его способностей, упрочением данных условий, соответствующих жизнедеятельности каждого человека. «Таким образом, ассоциация возрастает с возрастанием различий и уменьшается с их уменьшением, пока, наконец, не прекратится всякое движение, как это случалось во всех тех странах, в которых уменьшилось богатство и народонаселение».[223 - Там же. С. 157.]

В целом, по Г. Кэри, процесс возникновения общества осуществляется следующим образом. Сначала уединенный поселенец бродит по обширному пространству в поисках пищи, чтобы не умереть с голоду. Поэтому он вынужден, в случае большой удачи, заниматься различными видами деятельности, а именно, быть попеременно то портным, то каменщиком, то плотником. Но с течением времени он находит другое лицо и тогда между ними начинается взаимный обмен услугами. Однако здесь неизбежно возникают трудности, обусловленные спецификой самого обмена, характером вовлекаемых в него продуктов.[224 - «При этом происходят несогласия относительно условий торговли. У рыболова много наловлено рыбы, но так как охотник случайно добыл себе порядочный запас рыбы, то ему нужны только плоды, которых нет у рыболова. Отсутствие различия служит препятствием для ассоциации, и такого рода препятствия встречаются во всяком обществе, в котором нет разнообразия в занятиях. Земледельцу или огороднику редко приходится обмениваться своими произведениями с таким же земледельцем и огородником, точно также башмачнику нечего менять с другим башмачником. Недостаток в различии, необходимом для образования целого, единицы, есть та причина, по которой в обществе, в период его младенчества, представляется столько трудностей для сношений, что торговец, посвящающий свою деятельность на их устранение, становится таким важным членом общества» / Там же. С. 159.]

Согласно Г. Кэри, по мере развития общества, возрастания богатства и народонаселения обмен услугами становится более разнообразным, охватывая внутрисемейные, межсемейные и иные отношения. В результате образуется общественная система, соответствующая той, которая существует во всей вселенной.[225 - «C возрастанием богатства и народонаселения в обществе умножается движение: муж обменивается услугами с женою, дети с родителями и между собою. Каждое из окружающих семейств вращается около своей собственной оси, тогда как общество, коего они суть члены, обращается, в свою очередь, вокруг общего центра. Таким образом, перед нами последовательно раскрывается система, во всем соответствующая той, которая поддерживает данный порядок во вселенной» / Там же. С. 159–160.]

Такова довольно примитивная суть классической концепции робинзонады, выработанной Г. Кэри. Ее главные постулаты лежат в основе его теории ценности. По мнению Г. Кэри, с увеличением населения и склонности к ассоциации человек всюду становится господином природы, т. е. начинает обладать многочисленными предметами, с которыми он соединяет понятие ценности. Поясняя свою мысль, Г. Кэри вновь обращается к своему излюбленному приему, согласно которому Р. Крузо, обремененный поиском пищи, сначала работает лишь своими руками (например, при употреблении дикорастущих плодов земли). Однако позднее Р. Крузо стал изготовлять простейшие орудия (лук и байдарку), что позволило ему добывать немного мясной пищи. Последней он придавал большое значение по труду, употребленному на ее приобретение. Поэтому «здесь мы видим уже понятие ценности. Она, просто-напросто, представляет нам оценку противодействия, которое нам предстоит преодолеть, чтобы достигнуть обладания желаемым предметом. Это противодействие уменьшается по мере увеличения в человеке способности располагать даровыми силами природы, и, таким образом, объясняется замечаемый нами факт, что во всех развивающихся обществах обнаруживается возрастание ценности труда, в сравнении с жизненными потребностями, и уменьшение ценности жизненных потребностей, в сравнении с трудом».[226 - Там же. С. 126.]

Подобная трактовка ценности всецело предопределяется методологией прагматизма. Напомним, последний сосредоточил свое внимание на исследовании свободной индивидуальной деятельности человека, базирующейся на принципе максимальной эффективности. Эта деятельность всегда имеет нормативный характер, а потому поддается нормативной оценке с точки зрения полученных результатов. В соответствии с этим определяется и задача любой науки – изыскать пути достижения данных результатов наиболее эффективным образом. Любое научное положение считается истинным только тогда, когда оно приносит определенную практическую полезность, понимаемую как удовлетворение субъективных потребностей человека.

Именно поэтому Г. Кэри, исходя из этой посылки, утверждал, что ценность есть субъективная оценка противодействия, которое человек должен преодолеть, чтобы приобрести необходимый для жизни предмет. Это противодействие уменьшается по мере того, как человек научился изготовлять простейшие орудия труда, с помощью которых он получает даровые вещества природы. При этом ценность самого труда возрастает, а ценность жизненных потребностей уменьшается.

Развивая этот тезис, Г. Кэри считал, что применение новых, более совершенных орудий труда ведет, с одной стороны, к изменению соотношения относительных ценностей потребляемых благ, на приобретение которых затрачивается уже гораздо меньше рабочего времени;[227 - «Сначала Крузо мог получать растительную пищу с меньшим напряжением, чем мясную; но, при посредстве лука, мясо добывается скорее, чем плоды. Это сразу же производит изменение в относительных ценностях: цена птиц и кроликов падает в сравнении с плодами. Но рыбы он еще не может ловить и с удовольствием отдал бы дюжину кроликов за одного налима. Приготовив из кости крючок для удочки, он получает рыбу за меньшую цену, как и всякую пищу. Цена рыбы падает сразу же, в сравнении с прежнею пищею; ценность же человека, вследствие того господства, которого он достиг над силами природы, возвышается, в сравнении со всеми этими жизненными потребностями. Теперь он получает свою пищу ценою половины потраченного времени и может, поэтому, употребить остальное время на приготовление платья, устройство более просторного жилища и улучшение всех своих орудий» / Там же. С. 126.] с другой стороны, к уменьшению ценности прежних орудий труда, вследствие уменьшения стоимости издержек на их воспроизводство.[228 - «Ценность его прежних орудий уменьшается с каждым новым шагом, вследствие уменьшения стоимости издержек на их воспроизведение. Сначала он с большим трудом добывал тетиву для своего лука; теперь же, этот самый лук дает ему возможность убивать птиц и кроликов, доставляющих ему тетиву; таким образом, сам лук служит причиною уменьшения своей собственной ценности. То же самое происходит со всем остальным. Уголь помогает нам добывать запасы железной руды, и цена железа сразу же уменьшается; железо, в свою очередь, дает возможность добывать большие запасы угля, и цена топлива тотчас падает, тогда как ценность человека, в то же время, возрастает» / Там же.]

По мнению Г. Кэри, наличие и характер применяемых орудий труда служат важнейшим условием установления меновой системы, где каждый стремится за свой труд получить аналогичный труд другого, получая тем самым собственную выгоду.[229 - «Совершив поездку в байдарке вдоль морского берега, Крузо встречается с другим человеком, находящимся в таком же положении, как и он сам, с тою только разницею, что, в одном отношении, тот приобрел меньшую, а в другом – большую власть над природою, чем он сам. Последний не имеет лодки, но у него стрелы лучше, так что он в один день может добыть столько птиц, сколько Крузо в неделю. Поэтому, в его глазах цена их меньше, тогда как цена рыбы больше. Вот каковы условия, предшествующие становлению меновой системы. Наловив рыбы и обменяв ее своему соседу, первый может этим косвенным путем получить больше мяса в один день, чем если бы он мог добыть сам в целую неделю своим плохим луком и стрелами; между тем как другой, точно так же, может добыть больше рыбы, если он употребит один день на охоту за птицами, чем если бы он сам мог наловить ее в месяц, так как у него нет ни крючка, ни лесы; оба видят, что путем мены их труд становится производительней. При этом, однажды, каждый старается за свой дневной труд получить дневной труд другого. У одного много различных сортов рыбы, и он ценит каждую по трудности, с которою он ее поймал; поэтому одного соленого щетинозуба он ценит дороже, чем шесть налимов. У другого есть различные животные, и он точно так же одного индейского петуха считает равноценным шести кроликам» / Там же. С. 126–127.] Таким образом, «ценность при обмене определяется по тем же правилам, как если бы каждый сам по себе работал. Оба теперь в выигрыше в том, что соединяют свой труд с целью улучшить свое положение; каждый приобретает возможность, с меньшими препятствиями, посвятить себя той деятельности, к которой он чувствует себя наиболее пригодным, и производительность труда возрастает по мере того, как более и более развивается индивидуальность».[230 - Там же. С. 127. «Если бы наш островитянин был настолько счастлив, чтобы, вместо соседа мужчины, найти соседку женщину, то от этого возникла бы подобная система мены. Он занялся бы охотой, а она стала бы варить мясо и выделывать из кожи одежду. Он стал бы возделывать лен, а она выделывала бы из него ткани. В случае умножения семейства, один занялся бы полем, другой добывал бы дичь, третий посвятил бы себя домашнему хозяйству: приготовлению пищи и одежды. Здесь возникла бы целая система мены, которая, в своей сфере, настолько же была бы совершенна, как и та, которая имеет место в большом городе» / Там же.]

Поэтому с идеей ценности, указывал Г. Кэри, неразрывно связана идея сравнения. «Мы сравниваем добытые жизненные потребности с умственным и физическим трудом, употребленным на их производство. При обмене, всего естественнее давать труд за труд и каждый стремится к тому, чтобы не давать больше того, что он получает по количеству труда».[231 - Там же. С. 128.]

Положение о труде как субстанции меновых отношений, а стало быть, мериле стоимости, Г. Кэри позаимствовал у классиков английской политэкономии, прежде всего у А. Смита, на главную работу которого он неоднократно ссылался. Вместе с тем это положение Г. Кэри интерпретировал весьма своеобразно, стремясь механически соединить его с основными постулатами субъективной теории ценности. Поэтому в представлении Г. Кэри ценность есть не объективное, а субъективное явление, проистекающее из вечной природы отдельного человека, его изначальной способности дать оценку трудовых усилий, связанных с приобретением тех или иных полезных благ. Эти усилия рассматривались им как порождение внешней необходимости, обусловливающей жизнедеятельность каждого индивидуума, вынужденного, в силу разделения труда, вступать во взаимный обмен услугами с другим индивидуумом.

Следовательно, связь между отмеченным положением и теорией ценности Г. Кэри чисто внешняя, поскольку он никогда не понимал двойственного характера труда, воплощенного в товаре. Это обстоятельство не позволило ему также понять социальной природы и полезности, и стоимости (ценности, по терминологии автора), хотя он и правильно указывал на противоположные стороны их движения по мере роста кооперации людей, ведущей к повышению производительности труда. «Полезность есть мерило силы человека над природою; ценность есть мерило силы природы над человеком. Первая возрастает, последняя падает вместе с комбинацией людей. Обе, таким образом, двигаются по противоположным направлениям и поэтому находятся всегда в обратном отношении друг к другу».[232 - Там же. С. 143.]

Опираясь на теорию ценности, Г. Кэри полагал, что капитализм – это вечная, естественная и разумная ассоциация, которая покоится на всеобщей гармонии интересов. Последняя, по его мнению, предопределяется «великим законом, управляющим распределением произведений труда». В этой связи Г. Кэри писал: «Из всех законов, открытых наукою, он может быть самый прекрасный, будучи именно тем началом, которое устанавливает совершенную гармонию реальных и истинных интересов между различными классами человеческого рода». И далее цинично заявлял, что этот «закон» «подтверждает тот факт, что как бы ни был велик гнет, тяготеющий на большинстве со стороны меньшинства, что как бы ни было значительно накопление, истекающее из одной силы апроприации, что как бы ни были поразительны различия, существующие между людьми, – все это необходимо для установления повсеместного и совершенного равенства перед законом и для дальнейшего уравнения социальных условий; что все это есть следствие системы, стремящейся установить на высокой степени силу ассоциации и развития индивидуальности, следовательно, стремящейся поддержать мир, т. е. спокойствие, и увеличить богатство и народонаселение внутри и извне».[233 - Там же. С. 507.]

Если перевести это «мудрое» рассуждение Г. Кэри на простой человеческий язык, то получим следующее: согласно «прекрасному закону распределения», гнет, эксплуатация большинства меньшинством в условиях капиталистического общества и вытекающие отсюда коренные социально-экономические различия между классами есть объективная необходимость для установления всеобщего и справедливого равенства всех перед данным законом. Это положение является неизбежным следствием существующей системы как высшей ступени общественного прогресса, стремящейся к установлению и укреплению совокупной ассоциации и отдельной индивидуальности и в конечном счете к обеспечению и поддержанию гражданского мира, росту богатства и народонаселения.

Воистину экономическая апологетика Г. Кэри не знает границ! Рассматривая «прекрасный закон распределения» как вечный и естественный, Г. Кэри утверждал, что в капиталистическом обществе не существует классового антагонизма, поскольку это общество базируется на абсолютной гармонии интересов всех сословий. Поэтому Г. Кэри обрушился с резкой критикой на классическую школу политэкономии, указывая на социальную опасность теоретической системы Д. Рикардо, в которой он видел систему всеобщей вражды, ведущей к возбуждению войны как между сословиями, так и между нациями. Г. Кэри критиковал также и представителей неклассической политэкономии Ж.Б. Сэя, Т. Мальтуса, Д. Мак-Куллоха, Дж. С. Милля и др., которые, по его мнению, якобы доказывали неизбежный и постоянно растущий антагонизм между различными классами как порождение экономических основ их существования, раскалывая тем самым общество на отдельные части и подготавливая гражданскую войну.

В противоположность подобным воззрениям Г. Кэри считал, что в капиталистическом обществе воцарилась совершенная гармония, ибо только она придает людям уверенность в их существовании и позволяет им оценить выгоду совместной деятельности против антагонизма, побуждая тем самым «всех честных и просвещенных людей соединять свои усилия с целью содействовать ближним в их естественном стремлении к ассоциации, так чтобы земледелец и ремесленник жили друг возле друга. Когда необходимость этого и выгоды, отсюда проистекающие, будут яснее осознаны всеми, французом и британцем, турком и христианином, мир и сношение заменят собою жадность торгашей и всеобщую вражду. Гармония между сословиями повлечет за собою гармонию между нациями и любовь мира распространится по всей земле».[234 - Там же. С. 525. «Тогда все придут к сознанию, что в законах, управляющих отношениями человека с ближним, царствует та же прекрасная простота и гармония, которые проявляются всюду с такой очевидностью; все постепенно познают, что их собственные интересы наилучшим образом споспешествуемы, когда они станут уважать в других права личности и имущества, которые для них желательно, чтобы они были уважаемы и в них самих; и все, под конец, убедятся, что вся социальная наука заключается в немногих словах великого основателя христианского учения: “делай другим то, что ты желаешь, чтобы они для тебя делали”» / Там же.]

Разоблачая апологетическую суть представлений Г. Кэри о капитализме как гармоничной общественной системе, К. Маркс писал: «В качестве проповедника гармонии интересов он (Г. Кэри – Н. С.) прежде всего доказывал, что не существует никакого антагонизма между капиталистом и наемным рабочим. Вторым шагом была попытка доказать существование гармонии между земельным собственником и капиталистом; для обоснования этого земельная собственность рассматривалась как нормальное явление там, где она еще не развилась».[235 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 32. С. 326.]

Будучи яростным защитником капиталистических производственных отношений и отношений рабства, Г. Кэри стремился рассматривать эти отношения абстрактно, независимо от присущих им антагонистических противоречий, в виде естественной ассоциации, лишенной всякого классового содержания. В этой связи К. Маркс писал: «Так как все развитые формы капиталистического процесса производства суть формы кооперации, то нет, конечно, ничего легче, как абстрагироваться от свойственного им антагонистического характера и расписать их в виде форм свободной ассоциации… Янки Кэри с таким же успехом проделывает порой этот же фокус… применительно к отношениям рабской системы».[236 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 542.]

Поскольку Г. Кэри рассматривал капитализм как вечную и естественную систему, то он стремился «показать, что экономические условия – рента (земельная собственность), прибыль (капитал) и заработная плата (наемный труд) – представляют собой условия ассоциации и гармонии, а отнюдь не борьбы и антагонизма. В действительности же он доказывает лишь то, что “незрелые” общественные отношения в Соединенных Штатах расцениваются им как “нормальные отношения”».[237 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 28. С. 424. Заметим, в отличие от Ф. Бастиа, Г. Кэри был сторонником не фритредерства, а протекционизма. В этой связи К. Маркс отмечал, что Г. Кэри «… сначала объявляет капиталистические производственные отношения вечными законами природы и разума, а государственное вмешательство лишь нарушающим их свободную гармоническую игру, а затем открывает, что дьявольское влияние Англии на мировом рынке, – влияние, по-видимому не вытекающее из естественных законов капиталистического производства, – вызывает необходимость государственного вмешательства, а именно защиты этих “законов природы и разума”, alias (иначе) – необходимость системы протекционизма». И далее К. Маркс с иронией продолжал: «Он (Г. Кэри – Н. С.) открыл далее, что не теоремы Рикардо и других, в которых сформулированы существующие общественные противоположности и противоречия, являются идеальным продуктом действительного экономического развития, а наоборот, действительные противоречия капиталистического производства в Англии и прочих странах суть результат теории Рикардо и других. Он открыл, наконец, что врожденные прелести и гармонии капиталистического способа производства разрушаются в последнем счете торговлей. Еще один шаг в этом направлении, и, чего доброго, он откроет, что единственным злом капиталистического производства является сам капитал. Только человек, отличающийся такой ужасающей некритичностью и такой ложной ученостью, заслужил того, чтобы, несмотря на свою протекционистскую ересь, стать тайным источником гармонической мудрости для какого-нибудь Бастиа и всех прочих оптимистов современного фритредерства» / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 574–575.Как убежденный сторонник протекционизма, Г. Кэри выражал интересы национального развития Соединенных Штатов, указывал на противоположности интересов Соединенных Штатов и Англии, конкуренцию между ними. Для этого, по его мнению, Соединенным Штатам нужно разрушить распространяемый Англией индустриализм путем более быстрого развития его у себя дома при помощи покровительственных пошлин, насильственного национального ограждения от разрушительного действия английской крупной промышленности. «Последним убеждением “экономических гармоний”, – подчеркивал К. Маркс, – оказывается, таким образом, государство, которое Кэри первоначально клеймил как единственного нарушителя этих гармоний» / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. I. С. 6.]

Одним из первых с критикой трудовой теории стоимости выступил английский экономист Т. Мальтус. Выражая интересы обуржуазившейся земледельческой аристократии (лендлордов), он изложил свои взгляды в ряде произведений, наиболее известное из которых – «Принципы политической экономии» (1820).

Подобно Ж.Б. Сэю, Т. Мальтус считал себя «последователем» А. Смита. Вместе с тем у него было и весьма важное отличие от Ж.Б. Сэя, состоящее в принципиально ином концептуальном подходе к апологетике капитализма. Если Ж.Б. Сэй трактовал капитализм как общество, покоящееся на гармонии экономических интересов, то Т. Мальтус указывал на глубину противоречий, присущих этому обществу, рассматривая, однако, в качестве их причины не социально-экономические условия, а чисто природные или естественные факторы (прежде всего диспропорциональность между ростом населения и ростом средств существования).
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
7 из 8