На спине лоскутного дракона

– А теперь вперед, и смотреть в оба! Дисы сокровищ не оставят нас!

– Не оставят нас! – подхватили клич ребята, хоть и не знали, есть ли такие дисы. Впрочем, почему бы им не быть?

Они пробрались через ущелье и оказались в подземном городе – некогда величественном королевстве, брошенном, разграбленном, разрушенном. Ходили легенды, что жители этого города сотни, а то и тысячи лет назад пошли войной на наргьев – древний волшебный народ с синей кожей. Вернулись с богатой добычей и тем самым навлекли на себя несчастье. Подземный город, названия которого никто не помнил, опустел: его обитатели то ли погибли, то ли ушли из-за голода и болезней. Осталось лишь до боли одинокое величие камней… и, возможно, нетронутые клады в забытых тайниках.

У скалы-рогатины мальчишки, как и условились, разбились на пары. Нут сначала поплелся с Питом, но как только показалась гнилая стена, демонстративно пошел в другую сторону. Старший брат махнул рукой – дескать, дело твое – и направился к лазу в одиночку.

Идти было скользко, приходилось хвататься за камни. Но чем ближе становилась цель, тем отчаяннее вставал выбор: либо держаться обеими руками, либо зажимать нос, потому что от огромной гладкой плиты исходил тошнотворный запах. Вся стена была покрыта темной слизью, там копошились черви – да, она с лихвой оправдывала свое название.

Пит опустился на четвереньки, и ему чуть полегчало.

«Ох уж этот Даг, цапни тролль его за задницу, – подумал он. – Сам-то он пошел бы сюда, как же! Заприметил для себя дворцовый тайничок, только никому не говорит. Хорошо, что хоть Нута нет с его вечным нытьем. Пойде-ем отсю-юда, здесь пло-охо па-ахнет, хнык-хнык!»

Нехитрый завтрак – ломоть хлеба и яйцо – грозился вырваться во внешний мир. «Нет уж, сиди там, где тебе положено, – мысленно приговаривал Пит. – Только тебя среди этой дряни еще не хватало». Мальчик, наконец, забрался в лаз. Руки скользили, штаны пропитались слизью насквозь. Там уже были чьи-то следы и ошметки бересты из факела, но лишь в самом начале. Кто-то уже пытался проникнуть сюда – и не смог. Это подхлестнуло Пита, которого едва не выворачивало наизнанку. Кто-то не смог, а он сможет! Исследует этот ход впервые за много лет, а может, и вовсе – первым… Давай, вперед, еще шажочек. Фу, какая гадость! Ну ничего, ты же не Даг и не Нут. Давай. Давай.

Мальчик полз вперед, а лаз становился все уже, и в какой-то момент ему стало страшно: вдруг он застрянет здесь навсегда? И никто его не найдет, потому что все такие нежные и брезгливые. А потом, через сотни лет, когда слизь засохнет и отвалится, искатель сокровищ вроде него тоже надумает залезть сюда и наткнется на его кости… бр-р-р! За красочными размышлениями Пит и не заметил, как уперся плечом в хлипкую перегородку, инстинктивно протолкнулся и заскользил в черную дыру.

Ударился он не больно – видимо, упал с малой высоты. Кругом была кромешная тьма и затхлый запах, но нестерпимая вонь исчезла. Мальчик пошарил руками: только грязь и холодные камни. Тогда он достал из сумки плотно завернутый в тряпицу факел, пару саламантов и высек огонь.

Свет на мгновение ослепил его. Когда глаза привыкли, Пит понял, что находится в каменной нише – не больше каморки над крышей, где спят его братья. Ниша была пустой, с гладкими влажными стенами, и только в углу стояла фигура, покрытая толстым слоем слизи.

«Скелет!» – чуть не выкрикнул Пит. Его передернуло, обдало острым удушающим холодом. Так вот что это за лаз! Ход в древнюю тюрьму, а может быть, склеп!

Мальчик попятился к выходу, но не ушел. В конце концов, и он, и его друзья тайком пробирались в подземный город чуть ли не с пеленок, но никогда ничего не находили. Ничегошеньки, разве что мусор, брошенный такими же искателями. Даже узоры на каменных стенах и столбах были сколоты задолго до их рождения. И вот, наконец, что-то. Пусть даже кости. Незадачливого воришки? Подземного жителя? Или… нарга?

Пит сделал глубокий вдох, подошел к фигуре и стер слизь с ее лица.

На него уставились сиреневые глаза.

Мальчик с воплем отскочил и едва не выронил факел. Но потом все понял. Это был не скелет, а статуя. Яркая статуя девушки, покрытая дорогой эмалью – такую эмаль Пит мельком видел на ярмарке в лотках для богатеев: простым детям запрещалось даже близко туда подходить. Только эти глаза были куда искуснее тех украшений и блюд, они смотрели почти как живые.

Осмелев, мальчик стал вытирать грязь с ее волос, шеи, плеч, всего тела. У девушки оказалась светло-синяя кожа, ослепительно белые, не потемневшие со временем волосы и такого же цвета брови и ресницы. Каждая ресничка была сделана так тонко и аккуратно, словно могла трепетать на ветру. Изящные руки с длинными пальцами были сложены на груди. В глазах плясали глубокие лиловые искорки.

Пит подумал, что, несмотря на такую странную кожу, такие непонятные волосы, он никогда не видел ничего прекраснее. Казалось, со всех окрестных земель собрали по цветку, по ягоде, по росинке, вырыли из недр драгоценные камни, поймали синеву волн и белизну облаков и заключили в этой статуе. Грудь мальчика распирало от восторга и вместе с тем больно сжимало. Ну и как ему после этого жить в деревне? Как он сможет теперь смотреть на лужи, мокрую солому на крышах, старые повозки, обветренную кожу матери? Пит был далеко не глуп и понимал, что пути назад нет. Он выйдет из подземного города чуть сумасшедшим, как его дядюшка Урль – бедный рисовальщик, который мог позволить себе купить краски только двух цветов.

Внезапно мальчик разглядел, что лоб девушки украшает узор: четыре крупинки над каждой бровью, соединенные тонкой нарисованной линией. Желтые крупинки с розовым отливом, такие гладкие и блестящие, что Пит узнал этот металл, хоть никогда в жизни его не видел.

Зорафин! То самое золото наргьев! И он нашел его – он, Пит, старший сын каменотеса!

Мысль обожгла его душу и быстро вернула на землю. Всего кусочек зорафина – и ты король! Король на троне с ножками в виде тигриных лап и драконьими хвостами вместо подлокотников. А здесь их целых восемь! Хватит и на отца с матерью, и на сестер, и на братьев, и даже на Нута, хоть он, собственно говоря, и монеты не заслужил. Да что там, хватит на всю деревню! Рука Пита потянулась к лицу статуи, и тут он вновь испугался. А вдруг здесь скрыто проклятие? Он возьмет золото, а эта наргья оживет и убьет его?

Но рука уже сделала свое дело. Пальцы отковыряли крупинку зорафина и стиснули ее в кулаке. Девушка не шелохнулась. Она по-прежнему смотрела на мальчика сиренево-лиловыми глазами, в которых не было осуждения – только мудрость и безмятежность. И она была так красива, что внутри все переворачивалось. Как после этого станешь прежним, если у тебя под кожей все спуталось и смешалось – даже дышится по-другому?

Пит посмотрел на крупинку на своей ладони, которая, как оказалось, имела форму звезды с множеством лучей. Потом на статую. На ее лице не хватало этой золотой точки. Он разрушил маленькое мироздание. Он ранил красоту.

Очень медленно мальчик приложил бесценную частичку обратно, и она приросла к лицу девушки, словно ее вовсе не трогали. Потом Пит придвинулся к статуе близко-близко и смотрел на нее, пока факел не начал гаснуть. Тогда он зачерпнул полную ладонь вонючей слизи и вновь вымазал ею наргью, ее волосы, глаза, зорафиновые звезды над бровями.

– Так лучше, – прошептал он. – И тебе, и мне – так лучше.

Огонь на факеле сжался до точки и пропал. Мальчик на ощупь отыскал лаз. Странно, он уже почти не чувствовал вони – то ли привык, то ли спрятал ее под кучей своих мыслей.

Когда Пит выбрался, перемазанный до корней волос, то услышал приглушенное всхлипывание. Недалеко от гнилой стены сидел Нут. Увидев брата, он подскочил.

– Ну где-е ты хо-одишь? Я тут заме-ерз!

Пит хотел сказать колкость, но промолчал и только жестом позвал за собой.

У скалы-рогатины их уже ждали остальные, грязные и уставшие, но не растерявшие желания пробовать еще, и еще, и еще.

– Эй, ну и видок у тебя! – присвистнул Даг, потом повел носом и поморщился. – А несет-то, как из хлева! Есть что-нибудь?

– Нет, – ответил Пит. Он произнес это слово, как надо: четко, чуть устало, без малейшей запинки.

– А у тебя, Нут?

– Там сидел пау-ук…

– Тьфу ты, пропасть. Ну ничего. Завтра уже двинемся к черным столбам. Нужно взять молоток и зубило, и сумки побольше. А теперь наверх, не копаемся – солнце как пить дать уже зашло. Бедные наши уши!

Искатели устремились наверх и вскоре попали в теплые объятия летней ночи, хотя дома их ждал совсем другой прием. Пит кивнул на прощание друзьям, потом сказал братьям, что сбегает на речку – отмыться и сполоснуть одежду. Но чем дальше он отходил от деревни, тем медленнее становились его шаги. Наконец, мальчик остановился, лег прямо в траву и стал смотреть на небо. Звезды казались низкими и яркими; они то мерцали золотисто-розовым цветом, то оборачивались лиловыми точками, почти сливаясь с небом.

Пит почувствовал гулкие удары внутри. Он зажмурился и положил руку на грудь с правой стороны – ведь невозможно, чтобы его сердце теперь находилось там, где положено. Но под ладонью была тишина. Значит, все-таки слева. С закрытыми глазами мальчик постарался вернуться в утро, к себе прежнему. Попытался поймать жажду охотника за сокровищем, представить королевский трон, вообразить всеобщее восхищение. И не смог – все успокоилось. Блуждая по скрытым под кожей тропинкам, Пит вдруг наткнулся на простую правду: он ведь уже нашел сокровище. Теперь все будет по-другому. Как? Наверное, он поймет это завтра.

Ладонь все-таки может ошибаться.

ЭХО

Лотта-Ру делала вид,  что поглощена плетением корзины из все еще мягких ивовых прутьев; на самом деле она украдкой разглядывала тетушку. Конечно, Эльнур постарела, но неудивительно – ведь дело шло к зиме. Эта женщина каким-то непостижимым образом была связана с Белыми горами: даже ее морщины напоминали горные рельефы, а когда поздней осенью на вершинах выпадал снег, по волосам тетки тоже расползалась седина. Но весной все менялось, как по волшебству: морщины разглаживались, словно покрывались лилейным туманом; седая корка на волосах таяла, уступая место червонному золоту. И тогда Эльнур становилась совсем молодой – почти такой же, как ее племянница. Почему так происходило? В их семье это никогда не обсуждалось, даже при жизни дяди. Лет до двенадцати Лотта-Ру думала, что все женщины такие, и ждала, как она сама вот-вот начнет меняться вместе с порой года. Но потом оказалось, что Эльнур – это Эльнур, она другая, а у остальных после зимы никогда не наступает весна.

После смерти дядюшки Лотрида Лотта-Ру не гостила в горном домике два года. Она знала: тетя не особо ее любит и вряд ли когда-нибудь пригласит. Тем более на такую прорву времени – с листьепада до соковниц, как раньше. Письмо от Эльнур, полное холодной вежливости, застало девушку врасплох; она долго думала, стоит ли ехать или приличнее будет отказаться. Но в низине были угарные болота и тяжелая работа на господской кухне, и кроме того, собирались ударить колючие безжалостные морозы. А в Белых горах, вопреки всем домыслам, царили уют и тепло – нет, наверное, не во всех горах, а только на этой поляне, словно кто-то накрыл дом дяди и тети незримым колпаком.

За раздумьями Лотта-Ру заметила, что Эльнур тоже кидает на нее взгляды, но не быстрые, а пристальные, тянущие, потом вздыхает и вновь возвращается к своим ягодам. Девушка почувствовала, что должна спросить. Все-таки должна.

– Тетушка, зачем вы меня позвали? Вы же не хотели, верно?

– Не хотела, – глухо отозвалась та. Она не умела прикидываться, юлить. – Но это все горы – они меня наказывают. Когда я ушла от них к Лотриду, с меня как будто взяли обещание: любить людей, раз уж я их выбрала. Но я не желала любить их всех, только одного. Мне не нужны были остальные. А теперь Лотрида нет, и я забываю его голос, представляешь? Пытаюсь удержать в памяти, но он утекает, как вода между пальцев. Поэтому я позвала тебя обратно, Лотта-Ру. Дядя всегда пел тебе ту колыбельную про лунного странника, даже когда ты выросла, каждый вечер. И когда я смотрю на тебя, то вспоминаю, как он поет. Словно ты – его эхо. Да, горы это умеют…

Эльнур переложила последние ягоды синими листьями, название которых не знали даже бывалые охотники и зельеведы, и плотно накрыла горшок крышкой, замуровав там терпкую пряность последних теплых дней.

– Вот теперь, – объявила она, – на самом деле пришла зима.

Толкование отдельных ниточек,

которые могут цепляться за пальцы,

или, другим словом,

ПРИМЕЧАНИЯ