Запредельность

Волчица быстро сглотнула и, поджав хвост, вернулась к хозяину. Трость прошлась по ее спине, но она это стерпела. А Гролль с размаху пнул лежащий на полу стул и процедил:

– Запомни, маг, запомни, что я тебе сказал. Второй раз я не повторяю, об этом кого угодно спроси. Так что в любом случае – прощай.

Круто развернувшись, он вышел из зала. Руна, с легкой тоской глянув на оставшуюся половину эклера, последовала за ним. На улице поднялась метель, и незапертая дверь стала хлопать на ветру, но Дорофея Наумовича это уже мало волновало. Промокнув лоб рукавом, смотритель сел на пол у стойки и уткнулся лицом в колени. Так он просидел довольно долго, а потом резко вскочил и принялся листать справочник.

Одна молодая и активно продвигающая себя фирма работала аж с семи утра. Выждав положенное время, Дорофей Наумович схватил телефонную трубку и дрожащими пальцами набрал номер.

– Алло! Это «Неоновый свет»? У меня на вывеске буквы перегорели, нужно срочно заменить. Не знаю я, какая конструкция! Приезжайте и посмотрите. Нет, завтра нельзя, вопрос жизни и смерти, если вы меня понимаете. Хорошо, пусть будет двойная оплата…

Продиктовав адрес, смотритель кафе вырвал из справочника пустой лист, нацарапал на нем «Санитарный день» и прикрепил к стеклу на двери. Потом тщательно заперся на замок и на засов, набросил полотенце на кофе-машину, словно на клетку с надоедливым попугаем, и поднялся к себе.

Уже на лестнице он заметил, что сломанная ветка дуба отросла, а салатная луковица в винном бокале выпустила маленький бледно-желтый бутон.

*******

Конечно же, Дорофею Наумовичу не удалось уснуть. Он сидел на диване, отгородившись одеялом от внешнего мира, и напряженно ждал. Ждал мастеров, которые приедут и превратят уже набившее оскомину слово «маг» в нормальное слово «магазин» – и тем самым разрешат его проблемы. Да, он свято верил, что разрешат.

До сего момента смотритель не думал, что у него есть воображение. А оно, оказывается, все это время дремало глубоко внутри, но теперь проснулось и любезно подсовывало ему картины одну страшнее другой. Дорофей Наумович уже боялся выглянуть в окно, потому что там мог оказаться кто угодно: от призрака с ржавыми цепями до огнедышащего дракона. Но все же любопытство (которое таилось рядом с воображением) взяло верх. Смотритель тихонечко глянул сквозь стекло своего маленького окошка и увидел на крыльце кафе мальчика.

Обычного мальчика, но в легкой летней рубашке и коротких штанишках. Он спокойно сидел, погрузив голые ноги прямо в сугроб, и наблюдал за дымчатыми домами на горизонте.

Дорофей Наумович отпрянул от окна. Он сразу понял, что мальчик – один из «них». Обычный ребенок уже давно бы промерз до костей. Нет-нет, хватит, он больше никого не впустит. Смотритель снова укрылся одеялом и замер.

Но в дверь никто не позвонил.

Минут через десять Дорофей Наумович снова посмотрел в окно: мальчик сидел там же. Ветер трепал его спутанные желтые волосы. В комнате стало невыносимо холодно только от одного взгляда на маленького незнакомца. Дорофей Наумович поерзал на диване, потом глубоко вздохнул, потеплее оделся и взял с собой одеяло.

На улице была та самая погода, которая в народе называлась «то-ли-утро-то-ли-ночь»: серые облака заволокли небо, и солнце напрасно пыталось пробиться сквозь сумерки. Дорофей Наумович осторожно ступил на крыльцо и набросил одеяло на плечи мальчика. Тем самым он согрел не ребенка – тот, похоже, не нуждался в зимней одежде, – а самого себя.

– Здравствуйте, – пробормотал смотритель, благоразумно обращаясь на «вы».

– Привет, – отозвался мальчик.

Он достал из кармана трубочку и стрельнул из нее сухой горошиной в сидящего на ветке снегиря. Самодельный патрон слегка задел хвост пташки, и она взвилась в воздух, разразившись ругательствами. Мальчик улыбнулся, и снегирь сел на прежнее место, снисходительно махнув крылом.

Дорофей Наумович топтался рядом, не зная, что сказать.

– Здорово ты напугал его, – вдруг произнес мальчик.

– Кого? – не понял смотритель.

– Старину Гролля.

– Вы что-то путаете, – вздрогнул от неожиданности Дорофей Наумович. – Это я от страху чуть… хм…

– Да нет же, трактирщик слишком много из себя строит. Он неплохой маг, но не всемогущий. И если бы почуял в тебе слабого, то прихлопнул бы на месте. А то расфуфырился, начал крушить все вокруг, угрожать… Это свойственно тем, кто боится.

– Он тоже маг?

– Конечно. В здешнем мире заведения для иных открывают только маги. Так уж повелось.

– Иных… – Смотритель несколько раз повторил это слово, разжевывая его и пробуя на вкус. – Только я-то ведь не иной.

Мальчик пожал плечами:

– Поживем – увидим.

– Честно говоря, я вообще не понимаю, как все произошло. Я ничего подобного не хотел. Просто устроился на работу… самую обычную работу, и вот…

Маленький незнакомец тряхнул соломенными кудрями и запустил горошину куда-то в небо.

– Да, я знаю. Ты напоминаешь одного человека из старой сказки. Он был очень одинок, и его дом развалился. Однажды этот человек набрел на заброшенную башенку и решил там остаться. Нарубил дров, развел огонь в очаге, чтобы приготовить себе ужин. Но оказалось, что это не просто башенка, а маяк. Человек случайно зажег его, и к нему начали стекаться корабли. Вот как бывает.

– Чем закончилась сказка? – немного помолчав, спросил Дорофей Наумович.

– Кто-то говорит, что человек погасил свет, потому что привык оставаться один. Кто-то утверждает, что он стал смотрителем маяка. Но подлинный конец никому не известен – каждый решает для себя сам.

– А Гролль…

– Беда старика в том, что он не слушает сказок. Он считает тебя серьезной угрозой, потому что только равный ему осмелился бы открыть свою лавочку здесь, на землях, которые негласно принадлежат ему. Трактирщик давно подпевает темным силам: неудивительно, ведь они больше платят. Яды, проклятия, приворотные зелья – только первые пункты в его меню. Конечно, об этом знают лишь иные. Для местных Гролль создал чудесные декорации с отменной выпивкой и едой.

– Много здесь вообще… иных?

– Все так смешалось, мой друг, – сказал мальчик и посмотрел на Дорофея Наумовича яркими голубыми глазами с золотистыми искрами – а каждая искра являла собой сотню лет. – Миры соприкасаются то тут, то там. Многие научились приспосабливаться. Я вообще больше люблю ходить по грани и наблюдать. За это меня и прозвали Поплавком.

Дорофей Наумович сел на ступеньку рядом. Занялась метель, но он не чувствовал холода. Город оставался сонным, утро все не наступало, и казалось, что время внезапно остановилось.

– Я не знаю, что мне с этим делать, – наконец сказал смотритель. – Ко мне приходят странные люди и ждут от меня того, чего я им дать не могу. Принимают меня за того, кем я на самом деле не являюсь!

– Ну, это совсем просто, – отозвался Поплавок. – Ты можешь быть магом, а можешь им не быть. Как тебе угодно.

– Да как же я буду магом, если я обычный человек! – не выдержал Дорофей Наумович. – Я и среди своих мало на что годен. А тут…

– Ну, не скажи, – усмехнулся мальчик. – Ты работаешь всего пару дней, а у тебя уже есть древо Дубомира, первое за десять лет, исцеляющий цветок и машина, дающая эль с ячменным вином. Клянусь своей трубкой, даже Мерлин так не начинал!

Маленький незнакомец поднялся и, засунув руки в карманы, побрел в сторону дороги. Его босые ноги не оставляли следов на снегу; он даже не шел, а скользил, слегка покачиваясь – точь-в-точь, как поплавок на стыке миров.

********

Метель все усиливалась, и Дорофей Наумович закутался в брошенное на ступеньках одеяло. Он чувствовал себя потерянным, потому что вдруг понял: где-то внутри него заблудился Дороня, и пока он никак не может его найти. Кафе. Газеты. Дерево. Карандаш. Цветок. Диван. Иные. Привычное и непривычное смешалось в голове и грозило разорвать ее на части.

«Ничего, – подумал смотритель. – Скоро приедет бригада. Они все поправят».

После таких ободряющих слов Дороня непременно должен был объявиться. Но этого не произошло.

Зато совсем близко раздался волчий вой. Не зловещий, как в полночь, а тонкий и жалобный. Так мог выть брошенный одинокий пес. Дорофей Наумович поднялся, обошел заправку со всех сторон и возле мусорных баков увидел белую волчицу Гролля. Она лежала, почти сливаясь со снегом, костяные шипы на ее спине как-то странно покосились. Смотритель, сглотнув комок страха, подошел поближе и разглядел, что эти шипы – лишь бутафория. Они были привязаны к зверю, а под грубыми веревками на боках виднелись протертые кровоточащие раны.

– Руна, – жалостливо пробормотал Дорофей Наумович. – Ай-яй-яй… Ну, пойдем, пойдем.