Соль

– Вашему крупненькому сыночку так не нравится то, что пишет Эдуард Николаевич? А знаете, я его понимаю. Я бы этого Эдуарда… Эдика… сама бы придушила! Полную туфту гонит. Совсем исписался, старпер! Эта душещипательная тематика, все эти «лав стори», не литература, а литературные прописи в сиропе. Приятно, что среди молодых такие взыскательные читатели. Подождите, закурю. Интересный разговор получается у нас с вами, товарищ библиотекарь.

Анастасия попыталась начать «от печки», чтобы наконец стало ясно зачем она позвонила:

– Понимаете! У меня ребенок, сынок…

Голос в трубке нетерпеливо перебил ее:

– Это я уже поняла. И что дальше? Подождите, пепельницу возьму. Ой! Сейчас телевизор выключу… Ага, слушаю вас.

Анастасия, выдержав паузу, глубоко вдохнула и начала:

– Понимаете… У меня… ребеночек от Эдуарда Николаевича.

Голос в трубке с наигранным азартом уточнил:

– Кла-а-асс! Хорошенький? Это тот самый Коленька? Э… да он, поди, Эдуардыч по паспорту?

Анастасия, услышав такое, сама почувствовала, что покраснела, а телефонная трубка показалась ей ледяной и чугунной. Одеревеневшим языком она продолжила:

– Да! Конечно. Именно из-за паспорта все и закрутилось. Им же паспорта должны теперь в четырнадцать выдавать. Ну вот и обострился вопрос об отцовстве. Понимаете, одноклассники стали насмешничать. Дети жестоки… Безотцовщина, мать-одиночка – «однаночка» – и прочее, прочее. Словом, довели мальчишку. Я-то думала, он гордиться должен, что у него такой отец. Сын прекрасного писателя – значит, мальчик будет тянуться ко всему прекрасному. Понимаете, я сама с молодости стихи писала. Да и сейчас иногда пишу. Только никому не показываю.

Голос в трубке, явно затянувшись сигаретным дымом, откашлявшись, ответил:

– У вас бы и фантастика неплохо пошла. И где же это случилось?

И вдруг, не дожидаясь ответа, женщина запела давно забытую песню Джорджи Марьяновича: «…в какие времена? Три года ты мне снился, и вот уж тра-ля-ля!»

Анастасия, стараясь не сорваться в ответ на явно хамский тон, продолжала:

– Эдуард Николаевич Оболенский приезжал творить, то есть писать. Сюда, в Дом творчества писателей «Ругачево», а я здесь работаю библиотекаршей. Ну и…

Голос в трубке теперь не на шутку встревожился:

– Что?! Мой Эдька, гад! Гульнул?! А уж слезами обливался, клялся, вешался, топился. А сам только отъехал от Москвы. Я его действительно вместо себя сразу после первого нашего развода послала в Ругачево, ведь квартиру разменять нужно было. А тут все на нервах, вот так на время пересидеть и отправила… Все четко – пятнадцать лет тому назад! И сразу в загул? Вот сволочь! Он здесь, в соседнем доме живет, пусть ваш сынок приезжает, я ему адресок дам, готова продюсировать этой убойный сериал! Приму вашего Коленьку как родного! – выкрикнула женщина, но вдруг голос ее потеплел:

– Да, а ведь он и есть родной! Ведь у нас с Эдькой детишек нет! Так и не нажили. Все сводились-разводились. Надо же – сын! А как Эдька обрадуется! А назвали в честь Эдькиного отца? Он был потрясающий человек. Завидую ему… Сын. Подождите, а он что?.. Погодите!.. Нет, а вы ему говорили? Извещали? Он что, врал мне все эти годы?! Сама убью гада!

Анастасия старалась пробиться к смыслу своего повествования, чувствуя, что сама вот-вот запутается окончательно:

– О, как все запуталось! Нет, вас никто не обманывал. И Эдуард Николаевич Оболенский ничего не знал все эти годы. И он тут ни при чем!!! Поверьте!

Голос в трубке возмутился:

– Это как это «ни при чем»? В летаргическом сне он вас осчастливил материнством, что ли? Нет, извините, что-то тут не так!

– Тут все не так! Понимаете, это старая история. Отец Коли не ваш Эдуард Николаевич! – возразила Анастасия.

– Ну уж и не я! Это точно! Я, знаете ли, пол не меняла, ни туда, ни обратно! Не транссексуал какой-нибудь! Не почетный член ЛГБТ! Хотя я и есть натуральный Эдуард Николаевич Оболенский! Собственной персоной! Я думала, что этот миф пятнадцатилетней давности давно уже разоблачен злыми журналюгами. И всем давно известно, что это мой творческий псевдоним! Но удивительно ведь. Вы же, как я поняла, библиотекарь, а не в курсе, что это мой псевдоним? – уточнил раздраженный женский голос в телефонной трубке.

Потрясенная услышанным, Анастасия воскликнула:

– Вы… Эдуард Николаевич?! Я вас так люблю! Ой, то есть извините! Я не то хотела сказать!

Голос в трубке ответил неожиданно раздраженно:

– У вас, знаете ли, столько противоречий, противоестественностей! Ну, знаете ли. Но мне, как писателю, не скрою, приятно! Кстати, меня зовут Ольга. А вас? Ах да, помню – Анастасия!

Анастасия впервые с начала разговора расслабилась и почувствовала, что наконец сможет все нормально изложить. И она начала с самого начала:

– Да. Я библиотекарь в Доме творчества писателей. Я – Анастасия. Я родила ребенка и думала, что он только мой ребеночек. Так случилось, что его отец погиб, даже не узнав, что я уже ношу Коленьку. Погиб в драке, дурной, пустой, по пьяни пырнули его. Вот такое оно, наше Ругачево! И все… Да наши отношения могли бы развиваться, но все случилось так стремительно. И так внезапно оборвалось. Его звали Николай. А я тогда зачитывалась вашими романами. Изумлялась тому, как глубоко вы чувствуете женскую душу, это ожидание любви. Поиск своей судьбы и женского счастья! И все-то у ваших героинь складывалось гораздо лучше того, чем они ожидали, на что надеялись. Ваши книги так поддержали меня в трудные времена. Я ваши книги всегда, каждый день протираю и отдельно, в числе самых читаемых держу. Другие меняю, а ваши книги всегда на виду держу.

Голос Ольги в трубке уже значительно теплее ответил:

– Спасибо… А я поэтому и представляюсь личным секретарем Эдуарда Николаевича, чтобы сказать, что он пишет новый роман на Тенерифе или где-то на Гавайях творит. Всегда чувствовала, что нужна сказка! А правды, горькой и честной, у всех и своей хватает. Понятно: стимул для развития личности ребенка хотели создать. Понимаю. Грустно. Анастасия! А как ваш сын меня найти собирался?

Анастасия, утирая глаза, ответила:

– Да вот сегодня он выкрал из библиотеки справочник Союза писателей. А там же, в справочнике Союза писателей, все адреса и телефоны. Коля нашел ваш адрес. А он, оказывается, обиду на отца затаил. А я об этом и не догадывалась, просто не думала о таком повороте событий. И с вашим адресом в Москву собрался.

Голос в трубке насторожился. Немного поразмыслив, Ольга ответила:

– Это радует! Там старый адрес. Вечно все в справочниках путают: адрес поставили старый, а телефон новый напечатали. Так что ваш Коля ничего и никого не найдет. Но что ж это получается: мальчишка ночью один по Москве бродить будет? Кошмар! Что делать? Позвоню в свою прежнюю квартиру, попрошу, чтобы отправили ко мне, накормлю, спать уложу и утром домой отправлю. Как только ваш сын появится, сразу вам, Анастасия, перезвоню. У меня ваш телефон высветился. Все! Пока! Позвоню туда, в квартиру, чтобы его перехватить!

– И в полицию тоже нужно позвонить! Ведь главное-то я вам еще не сказала! Точно не знаю, но возможно, что Коля вооружен. Вот так!

Анастасия, прощаясь, добавила второпях:

– Спасибо вам, Ольга! А я «созрела» всю правду Коле рассказать. И на могилку к настоящему его отцу ходить. По-человечески поминать его вместе с сыном в церкви теперь буду. – И, успокоенная, она положила трубку.

Тут вдруг раздался стук в окно библиотеки. И Анастасия бросилась к окну. За темным окном раздался голос Коли:

– Мам! Отменили последнюю электричку в Москву. Мам? Ну что ты там? Мама! Ты чё?! Плачешь?! Мам! Да не плачь! Не поеду я в Москву! Больно жирно им там, в Москве, будет: и ездить туда, и морды там всякие бить. Пойдем домой, мам!

ПримаДина

На последнем этаже пентхауса даже в пасмурную погоду – всегда светло. А в это солнечное утро все вокруг просто заливало солнцем. Но домработницу Дину это не радовало, потому что при ярком солнце особенно бросается в глаза еще не стертая ею пыль и «нарушенная» зеркальность паркета.

Впрочем, о том, что этим утром ей придется напрячься, говорило все в этом роскошном, суперэлитном пентхаусе известной примадонны. Дина уже много лет и ее домработница, и личный секретарь.

Она привычно принялась убирать пентхаус находящейся в это время на гастролях примадонны.

Сборы ее на гастроли были поспешными. И поэтому все осталось разбросанным, кругом царил полный бардак. Повсюду валялись роскошные концертные платья уехавшей на гастроли певицы. Убирая их в шкаф, Дина бережно развешивала их по вешалкам. Подняв одно из сверкающих стразами платьев, небрежно валяющихся среди пустых бокалов и уже несвежих фруктов, Дина обнаружила выпавшую из рамки старую фотографию.

Глядя на нее, Дина горестно усмехнулась своим мыслям. И, осторожно убрав разбитое стекло из рамки в ведро, вспомнила события в этом зале, что происходили здесь накануне. Тогда она с подносом замешкалась у двери, стараясь удержать поднос с фруктами и десертами и одновременно, чтобы войти, не помешав, старалась плавно отжать ручку двери вниз. Но, не заончив этот трюк, замерла у двери с подносом. Она услышала голос хозяйки за дверями.

Голос примадонны за дверью пояснял гостю:

– А, это… Да старая фотка.