Побег из Зилямбии

– Бред… – одними губами произнесла Кэт и в бессилии покачала головой.

Все происходящее, и правда, казалось бредом. Дурным сном. Чьей-то больной фантазией. Какое-то странное место, которое невозможно даже придумать, какие-то ведьмы, превращающие в жаб.

– Ты принадлежишь мне, я заплатила за тебя немаленькие деньги, – продолжала Дулла. – Запомни: никто не любит непокорных слуг. Прежде чем решишь сбежать – трижды подумай! Прежние беглецы год болтались на воротах, пока их кости белыми не стали. Никому еще не удавалось убежать. Лучше спокойно помереть, когда богам будет угодно и придет твое время, чем птицы и муравьи будут трепать твою еще живую тушу. Будешь хорошо себя вести – дольше проживешь. Да, не вздумай никому хвастаться своими зубами! Запомни, что они мои. Если кто спросит, отвечай, что Дулла их уже заняла. Жить будешь здесь, со мной. У хозяйских рабов есть такая привилегия. Спать будешь там, – она указала пальцем в угол. Там не было ничего: ни кровати, ни стула, ни, даже, какой-то тряпки, похожей на собачью подстилку, просто пол. – Теперь пойдем, покажу, где ты будешь работать, – и подтолкнула ее к двери.

Кэт, как будто во сне, слышала все, что говорила Дулла, но ничего не понимала. Какие зубы? Что за абсурд?.. Привилегия? Жить в этом сарае – привилегия? Как же тогда остальные рабы живут, не хозяйские?

– Что это за тряпье? – брезгливо прикасаясь, Кэт попыталась приладить на место полуоторванный рукав, но едва она отняла руку, как он тут же снова свалился с плеча – Это одежда прежней служанки?

– Прежней или той, которая была до нее – не важно. Не знаю. Я взяла первое попавшееся. После тебя это тоже кто-то будет носить.

– А моя одежда?.. – с надеждой заикнулась Кэт, покосившись на свои вещи.

– Твоего здесь ничего нет, – усмехнулась Дулла.

– Этого не может быть… – тихо простонала Кэт. – Мне все это просто снится… я сейчас проснусь, и окажусь в своем доме, в своей чистой постели.

Как такое возможно, чтобы она – такая чистенькая и ухоженная, которая дома даже к пылесосу не подходила, потому что для этого у них имелась домработница, теперь будет убирать грязь за этими отвратительными, чумазыми людьми, которые ходят во рванье и живут в убогих каморках. Кэт изо всех сил зажмурилась, потом открыла глаза, но картинка вокруг нее не изменилась.

Дулла еще раз подтолкнула ее к выходу, и Кэт безвольно, будто смирившись со своей участью, поплелась на улицу.

Солнце уже спряталось за гору, и огромная тень выползла из своего укромного местечка, пытаясь накрыть страшным, темным телом все поселение. Сумеречно, но еще достаточно все видно. Кэт остановилась перед глубокой колеей, наполненной жидкой грязью. Сделать первый шаг и ступить босыми ногами в грязь – это то еще испытание! Она посмотрела по сторонам, будто пытаясь отыскать кого-то. Повсюду по-прежнему суетились люди. Они словно не замечали присутствия постороннего человека в их местности, и занимались своими обычными делами. Почти у всех были одинаковые нелепые чепчики, и только несколько с непокрытой головой. Никиты нигде не было. Что с ним стало? Учитывая, что из всех людей, среди которых она сейчас оказалась, он был наиболее приятным для общения, то Кэт даже волновалась за его судьбу. Она остановила свой взгляд на сарае, в котором они с ним сидели: там ли он до сих пор или его тоже куда-то увели?

– Шевелись, давай! – прикрикнула Дулла, и отвесила Кэт звонкий подзатыльник, от которого та чуть не рухнула носом в жижу.

Кэт удержалась на ногах, провела ладонью по взъерошенным волосам на затылке, и, злобно поглядывая исподлобья на свою обидчицу, послушно пошла следом за Дуллой. Вязкая грязь плотно облепляла и засасывала ступни, словно пытаясь сожрать. Кэт подняла ногу, и грязь издала чавкающий звук, нехотя отпуская ее. Ну, точно, как живое существо!

Сейчас, когда она осталась совсем одна, она была будто сломлена, растеряна, она не знала, что ей делать, поэтому избрала для себя наилучший вариант – послушание. В этом случае ее хотя бы не били.

Глава 8

Очень трудно сопротивляться, когда у тебя руки связаны за спиной. Пока Никита неуклюже поднимался на ноги, Крам уже увел Кэт, и закрыл дверь. Никита принялся суетливо рыскать вдоль стены, пытаясь найти хоть какую-то щель, чтоб можно было посмотреть, куда повели пленницу, но все было напрасно. Сарай хоть и был покореженный и перекошенный, но стены его плотно обмазаны глиной или чем-то подобным, не пропуская даже маленького лучика света. Единственное место, откуда сочилась тонкая полоска света – это щель над дверью, но до туда было не дотянуться, учитывая, что веревку на руках им так и не удалось развязать. После нескольких неудачных попыток Никита остановился, в отчаянии упершись лбом в стену. Он чувствовал бессилие совсем как тогда, когда умирал его отец, а он ничем не мог ему помочь. Оставалось только ждать.

Через какое-то время снаружи опять забрякал замок, и в каморку зашел Крам.

– Куда вы ее увели? – накинулся на него Никита.

– Не твое дело, – ответил бородач и, схватив его за шиворот, потащил к выходу.

– Пусти! Я сам пойду, – дернулся Никита.

Крам, глядя с кривой усмешкой ему в глаза, убрал руку. Никита шевельнул плечами, поправляя задравшуюся одежду, затем взглянул исподлобья на здоровяка, а тот кивнул, указав ему путь. Никита пошел, изредка направляемый Крамом толчками в спину. Стараясь увидеть Кэт, Никита вытягивал шею, вглядывался прохожих, пытаясь разглядеть среди грязных лохмотьев ярко-желтое пятно куртки. Но вокруг были только люди в лохмотьях.

Прервав его размышления, Крам сильно толкнул Никиту в спину, давая понять, что нужно повернуть направо. Там поселение заканчивалось. Узкая тропинка, извиваясь среди больших камней, уходила вдаль и вела к ущелью, расположенному несколько выше. Никита вопросительно взглянул на Крама, а тот лишь сильнее толкнул его в спину.

«Может быть, Катю тоже туда увели…» – подумал Никита, и направился по тропинке.

Крам провел его вглубь скалы. Здесь было темно почти так же, как в том сарае, где они сидели вместе с Кэт, и отовсюду слышался стук. Никита, не различая ничего в темноте, споткнулся и упал.

– Чтоб тебя! – выругался Крам, наступив на него. – Чего разлегся? Вставай, давай!

Крам нетерпеливо пнул его. Никита торопливо, на сколько это можно было сделать со связанными за спиной руками, встал.

– Куда дальше-то? – спросил он, потому что в этой темноте ничего не было видно.

– Мут! Иди сюда! Я тебе нового работника привел! – крикнул Крам в темноту, решив, что, и в самом деле, идти дальше может быть опасно.

Где-то вдалеке послышался шум: шарканье шагов, бряканье осыпающихся камней – кто-то приближался к ним. Никита вгляделся в темноту, туда, откуда слышались звуки. Вдалеке показался тусклый, качающийся огонек. Он болтался и дергался, словно бантик, привязанный за ниточку, с которым играет котенок. Огонек приблизился на столько, что уже можно было разглядеть, что это лампа, которую нес невысокий, сгорбленный мужичок. Он протянул свободную руку, и, схватив Никиту за рубашку возле ворота, сильно дернул ее вниз. Ошарашенный его внезапной силой, Никита невольно нагнулся, оказавшись на одном уровне с горбуном. Тот поднес лампу к лицу Никиты, внимательно рассматривая его. Никита тоже разглядел горбуна, и отпрянул: его лицо было совсем зеленым, выделялись только ярко-белые, будто светящиеся белки глаз.

– За что избил? – хрипло спросил горбун, покосившись на Крама, все еще держа Никиту возле своего лица.

– Это не я. Такого привезли, – ответил здоровяк. – Он дерзкий, поэтому к тебе и привел.

Горбун вздохнул, и снова уставился на Никиту.

– Мут, ну чего ты его так разглядываешь?

– А если он у меня уже назавтра «загнется»? Приводишь каких-то калек!

– Не волнуйся, он крепкий. К тому же за него неплохо скинули, так что если «загнется», то не особо убыточно, – усмехнулся Крам.

– Ну, как знаешь, – сказал Мут, отпустив рубашку Никиты. – Я беру его, только потому, что ты мой брат. Ты знаешь это.

– Я привожу их к тебе только потому, что ты мой брат, – усмехнулся Крам. – Поэтому же и денег с тебя не беру.

Никита удивился, услышав, что они братья. Как такие разные люди могут быть братьями? Крам такой крупный, высокий, сильный, а Мут – щуплый, маленький горбун, да еще и зеленый. Как природа могла так неравномерно раздать братьям качества? Только громовой голос Мута выдавал в нем силу.

– Зато берешь зердалитом, – проворчал Мут, на что Крам только рассмеялся:

– Не ворчи, мой дорогой брат, каждый из нас делает то, что он любит и умеет.

– Ну-ка, повернись, – скомандовал Мут Никите.

Никита развернулся к нему спиной, и горбун разрезал веревку на его руках. Потирая запястья, Никита смотрел на маленькое светлое пятно вдалеке. Это был выход. Оттуда он зашел в эту скалу. Как же этот свет близко, и одновременно так далеко… Вдруг Никита резко дернулся и побежал. Но стоило ему сделать лишь пару шагов, как что-то больно ударило его в спину как раз между лопаток. Никита не удержался и упал, ободрав об камни и ладони, и колени. А позади послышался смех:

– Всегда одно и то же! Как же я каждый раз жду этого момента! – хохотал Крам.

– Ну, вот, скажи мне, почему каждый, кого ты ко мне приводишь, на этом самом месте пытается сбежать? – ворчливо посетовал Мут.

– Они глупые, дорогой брат. От Мута еще никому не удавалось сбежать. Мут – самый меткий метатель камней, – пытаясь отдышаться от смеха, сказал Крам. Он подошел к пленнику и строже добавил: – А надумаешь еще раз, он попадет тебе в голову. Не случайно.

– Ну, пойдем, – сказал горбун, дернув Никиту на рукав, и пошел первый, покачивая лампой.

Никита поднялся, и на секунду замешкался, но Крам тут же подтолкнул его в спину, направив и придав скорости. Затем сам он развернулся и пошел в сторону маленького светлого пятна вдалеке. Он уже довольно-таки далеко отошел, как вдруг, вспомнив что-то, оглянулся и крикнул:

– И зубы у него сразу проверь! Выдери все плохие! А то намучаешься потом.

Никита с ужасом округлил глаза от услышанного: вырывать зубы совершенно не входило в его планы, тем более в подобных условиях. Хотя, что говорить, ведь и попадать во всю эту историю он не планировал.