Ночь после следующего дня…(о дне и рассказывать не хочу).
– Мама-а-а!
Вскакиваю с постели, бросаюсь в дочкину спальню. Тапок один теряю в коридоре.
– Что случилось?!
Дочка сидит в одеяле как в коконе.
– Доченька, что случилось?
Немигающие глаза на мягком любимом лице дочери смотрят строго.
– Смотри! – сбрасывает с головы одеяло, потоки слёз на неподвижном лице.
– Чш-чш-чш…
Укрываю её с головой, прижимаю к себе, качаю. Глажу по обглоданным, торчащим во все стороны клочкам остриженных под корень волос. Ножницы валяются рядом с кроватью. Тут же, как погибшие змейки, валяются обрезанные дреды.
– Ты сказала, что это поможет, – кивает она на усеянный дредами пол. – Ничего не поможет, ничего, понимаешь!
Глажу и качаю, качаю и глажу. Плачу в ватное одеяло беззвучно, чтобы дочка не слышала, чтобы думала, что я сильная, что я знаю выход. Встаю, собираю мёртвых змеек, хочу скорее их убрать.
– Нет! Не выбрасывай, сожги.
Подхожу к камину. Чиркаю спичкой. Огонёк. Маленький, робкий. Сейчас задохнётся, потухнет.
– Держись, не гасни!
Загадываю: если разгорится, то всё будет хорошо. Дрова сырые. Огонёк совсем маленький.
– Нет, не потухни, тебе нельзя!
Бумага! Чёрт, где бумага?! Салфетки со стола – в огонь.
– Так, молодец. Ещё, ещё немного, огонёк, сейчас ты окрепнешь, и будешь жарко полыхать. Ты сможешь обогреть весь дом, согреть замёрзших, накормить голодных. Ты сможешь спалить весь дом, если разозлишься. Ты очень сильный и очень красивый, ты весёлый и смелый, только поверь мне и дай возможность тебе помочь.
Бегу к письменному столу. Старые бумаги. Некогда разбираться в них – в камин! Дочка берёт с полки школьные тетради – в огонь! Он спасён, горит ровно, надёжно, занялось полено. Бросаю в пламя дреды. Извиваются, корчатся, как от боли, рассыпаются в золу. Всё. Будет. Хорошо. Заглядываю в лицо дочери: «Поверь ещё раз. Всё будет хорошо».
Утром едем с дочкой в салон.
– Коротко. Да, как можно короче.
Парикмахер умница – ни одного вопроса. По дороге домой заезжаем к моей подруге. У неё дочь в пятом классе.
– Атлас по географии есть? Возьмём ненадолго.
Дома раскрываем атлас, находим карту России.
– Кто будет выбирать? Ты или я?
– Я, – говорит дочь, закрывает глаза, пальчик путешествует по российским просторам. Палец замирает. – Здесь.
– Сахалин.
Жесть. Вспоминаю, что когда-то мечтала стать геологом. Отлично! Где, как не на Сахалине ходить в походы: сопки, гейзеры, грязевые вулканы, Татарский пролив. Отлично! Конечно, Сахалин.
Спустя полгода провожаю дочку в очередной поход с её новыми одноклассниками. Толстовка с капюшоном, кроссовки, рюкзак. Они будут сидеть на берегу Татарского пролива.
«А почему в Южносахалинске так много белых машин?» – спросит моя дочка.
«Я читал, что щедрые, великодушные люди предпочитают белый цвет», – это, конечно, Стас скажет. Он у них самый умный.
«Ребята, значит, мы такие. Прикольно. Молодец, Стас, хорошо аргументировал», – это Женчик, с ним не соскучишься.
«А что, у вас белых машин было мало?» – спросит, смешливо прищуриваясь, Даринка.
«У нас почему-то серые, синие, чёрные были, – ответит моя дочка. – А может, мне так казалось».
У них будет гореть костёр. Большой, сильный и очень красивый, такой, как я тогда у камина загадала. И жизнь у моей дочери будет такая же яркая. Теперь мы обе знаем это точно.
Марк
@shepot_shamana
На улице было холодно, снег задувал за воротник. Марк лишь накинул капюшон. «Опять шапку не надел, уши замёрзнут, – с досадой думал он. – Говорила мама! И про шарф… Чё упрямлюсь? Ма-ма… Люблю её, но порой так бесят эти «надень это, сделай то»… Я уже не маленький. Надоело!»
Марк поправил оттягивающий спину рюкзак, подтянул лямки, и, смахнув снежинку со щеки мохнатой рукавицей, поспешил в школу.
До Нового года оставалось две недели, но со всеми зачётами и прочей школьной кутерьмой настроение было скорее поникшее, чем праздничное. «Скорее бы уже всё закончилось и каникулы наступили! Я бы к Ваське в деревню съездил. Там, наверное, снегу по колено намело, а может, и ещё выше. Будем с горок на санках гонять».
Незаметно для себя Марк оказался возле школы. «Вот это я втопил!» – удивился он.
Мальчик плюхнулся на сидение в просторном вестибюле школы. Опустив голову, он рассматривал носы своих зимних кроссов и шевелил кончиками пальцев.
«Задубели! – он засунул руку в рюкзак, чтобы нащупать пакет со сменкой, но её не оказалось. – Вот чёрт! Сменку забыл. Надо как-то теперь незаметно проскочить. Помою кроссы в туалете». Он быстро пошёл к выходу из вестибюля. Марк проделывал это уже не раз, и, аккуратно обходя толпу с дежурными возле проходной, он усмехнулся и свернул в сторону мойки. Только бы уборщица тряпку не забрала.
В узком коридоре он увидел толпу мальчишек. Они стояли кругом и всё ближе прижимали кого-то к стенке. Марк никак не мог разглядеть. «Опять трясут какого-нибудь дрыща», – решил он.
Мальчик с интересом приблизился к компании, чтобы поглазеть на очередную жертву. Страха не было. Он знался со всеми задиристыми пацанами в школе: бывало, в хоккей гоняли вместе на школьном стадионе. Марк и сам не прочь был развлечься, играя в «собачку» портфелем какого-нибудь ботана. Увидев знакомое лицо, он расплылся в улыбке:
– Кот, чё у вас тут?
Лопоухий верзила не успел ничего ответить, только захлопал глазами. Марку уже и не надо было слов, он остолбенел. Из-под повязанной косынки в мелкий цветочек на него смотрела пара серых глаз.
– Да вот новенькая, с кучей на голове.
Кот вцепился в странно закрученную косынку девочки. Все участники расправы смеялись, тыча в девчонку пальцами. Не смеялся только Марк. Он разглядывал странное маленькое существо, вжатое в стенку коридора. Она затравленно смотрела на него. Девочка изо всех сил держала косынку, пока Кот пихался и брызгал в лицо слюной, гнусаво смеясь.