Я инстинктивно шарахнулась в сторону, поскользнулась и, уже падая в лужу носом, успела сделать то, что на моем месте сотворила бы любая уважающая себя ведьма. Пожелала…
Все утро я вела себя как образцовая светлая магиня, добрая и кроткая… А тут не сдержалась, ведь быть хорошей – это так изнуряет и утомляет.
Метелку у пепельного вихря резко мотнуло в сторону, нацелив ее черен аккурат на рыжую. Сильная загорелая рука дракона попробовала удержать изначальный курс. Ага, щас. Чернокнижное заклинание десятого порядка способно легко и пушечное ядро с курса сбить, не то что крылатого ящера.
Но судя по всему, психа-летуна я все же недооценила: он успел оседлать свой транспорт в последние мгновения полета. Черен его метлы затрещал, когда до рыжей оставалось несколько локтей, и замер, не долетев до наглой девицы расстояния в каких-то две ладони.
Я медленно встала из лужи. Свитки с записями лекций были испорчены: жижа залилась в сумку, основательно вымочив пергамент.
Стерла с лица грязь.
Рыжая гоготала, забавляясь. Кажется, она, как и белобрысый, не поняла: их от участи шашлыка только что спасла железная хватка пепельноволосого.
А вот дракон с подозрением уставился на меня.
– Ну, Волнолом, ты даешь. – белобрысый слез с метлы. Он даже сделал несколько шагов, подходя и протягивая руку пепельноволосому. То, что при этом его большущие сапожищи растоптали мои самопишущие перья, здоровяк даже не заметил. – Я на один вздох даже решил, что ты не сможешь затормозить и все же врежешься…
Тот, кого белобрысый назвал Волноломом, не спешил пожимать протянутую руку, все еще буравя меня взглядом. Я не осталась в долгу и ответила тем же.
Высокий, жилистый, решительный и столь же опасный, как смертельное проклятие, пепельноволосый напоминал мне сейчас змею, готовящуюся к броску. Его светлые волосы чуть ниже плеч отчаянно трепал ветер, так и норовя бросить очередную прядь в лицо.
Странное прозвище Волнолом ничуть ему не шло. Слишком он для него не монументальный, что ли. Сильный, да. Но скорее сильный силой клинка, а не скалы. Эта сталь способна и отразить удар, и согнуться дугою, а потом распрямиться и ударить во сто крат мощней. А вот утес… Большой, неповоротливый, он рассекает собою волны и стоит недвижимо.
Пепельноволосый был текучей ртутью. Недаром даже макушка у него цвета этого металла.
Но это все я отметила машинально, пока меня изучали льдисто-голубые глаза. Внутри я поежилась от такого взгляда. Не зря чернокнижники говорят: нет драконов плохих и хороших, есть неверно выбранная дистанция. Так вот, в случае одного конкретного пепельного ящера: чтобы он был милашкой, расстояние до него должно составлять минимум пару полетов стрелы.
Между тем белобрысый, стоя с протянутой рукой, напомнил о себе:
– Волнолом, я думал, что тебя шоготты на летней практике сожрали. А смотри-ка, жив-здоровехонек.
Пепельноволосый нехотя оторвал от меня взгляд, спешился.
– Молот, ты лучше в следующий раз не останавливайся поперек посадочной полосы, – с изрядной долей холода в голосе произнес он.
– Так если бы кто другой был, я бы испугался, но ты-то всегда умеешь затормозить… – струхнув, выдал белобрысый.
– Я могу, а вот метла…
Только тут я заметила, что по всему древку драконьей метлы прошла молния трещины. Мне стало жаль. Жаль, что черен не развалился пополам. Тогда бы пепельноволосый при всем желании не успел остановиться, и вся эта троица провела бы веселенький день в лазарете, сращивая кости. И мне было бы не столь обидно изгваздаться. Еще и конспекты, что выпали из сумки при моих маневрах, испачкались в грязи.
Придется их теперь переписывать. Увы, у меня не было денег на зачарованный пергамент для лекций, который бы не рвался, не намокал и чернила на оном бы не растекались. Посему на том, что у меня имелся, обычном, все записи после купания в луже превратились в кляксы. Это я видела отчетливо.
Но тут на шее пепельноволосого я заметила маленький драконий хвостик и про себя предвкушающе улыбнулась. Этот летун – не инициированный.
У всех, кто не был обделен толикой магии, на теле имелся рисунок. Он появлялся с самого рождения и рос вместе с владельцем. У драконов это был крылатый ящер в миниатюре, у дриад – дерево, у оборотней – щенок, у некромантов – ворон, у чернокнижников – дикий ветер, у пожирателей душ – черное пламя. У меня вот, например, дикий плющ. Сначала он был совсем маленький, черно-белый, и обвивал лодыжку. Потом, в день моего тринадцатилетия, я заметила, как его листья начали окрашиваться. И, судя по всем признакам, скоро он начнет путешествовать по моему телу. Точно так же как лазурный дракон сейчас крадется по шее пепельноволосого. Подвижная мета – это последняя стадия становления дара. После нее – инициация. Говорят, у драконов во время нее оживший рисунок сливается с сутью, и так рождается крылатая ипостась. Причем миниатюрный ящер у драконов именно того цвета, какого был рисунок.
Но пепельноволосый, кажется, даже не чувствует сейчас своей меты. А я девушка хозяйственная, бережливая.
– Аккуратнее надо быть! – с такими словами я сделала два шага.
Вроде бы в сторону, но резкий поворот головы – и мои волосы хлестнули по шее дракона. Это должно было сойти за плату за оскорбленную добродетель. Пасс рукой, заклинание, которое я прошептала, почти не шевеля губами, – и замершая миниатюрной статуэткой добыча запуталась в моих кудрях.
Я лишь величественно распрямила плечи и двинулась прочь. И не важно, что при этом с моего подола стекала грязь, в туфлях хлюпало, а белые чулки превратились в серые и намокли.
В последний момент вспомнила, что стоит подарить наглым адептам немного теплоты. Щелчок пальцами – и все мои конспекты, что так и остались в луже, вспыхнули. Раздались басовитый мат белобрысого и визг девицы.
Я мотнула головой, перебрасывая прядь волос на грудь, аккуратно отцепила маленького дракончика. Да, украсть мету нельзя. Но это правило не распространяется на темных магов.
Раздался повторный звук колокола, оповещая, что занятие началось. Да чтоб его! Не успела.
Ужасно хотелось пропустить занятие вовсе и привести себя в порядок в туалете: очистить платье и чулки, причесать растрепанные волосы, умыться, в конце концов. Но в расписании значилась защита от темной магии – тот предмет, который мне, будущей магессе оборонительных заклинаний, посещать было просто жизненно необходимо. Как выразился ректор, кривясь и подписывая мой перевод из Рорского университета чародейства: «Госпожа Вивьен, помните, что ректорат в моем лице идет вам навстречу только лишь благодаря протекции магистра Блеквуда. Поэтому не заставляйте почтенного мэтра за вас краснеть, посещайте все лекции, практики, сдавайте зачеты и экзамены вовремя. Тогда, возможно, вы заработаете мое уважение. Пока же вашей заслуги в том, что вы будете обучаться в одной из лучших академий Светлых земель, нет». А потом он помолчал и добавил: «В отличие от всех остальных адептов».
Прошел уже месяц, а я как сейчас помню напыщенную речь индюка, развалившегося в ректорском кресле и, верно, по ошибке щеголявшего пурпурной лентой, которой награждают героев за боевую доблесть и отвагу. Ну не могла я представить его холеные пухлые руки с мечом или боевым заклинанием, что крушат нежить. Зато вполне эти ухоженные длани, унизанные перстнями, могли брать мзду. Например, за одну «родственницу», которая решила перевестись из захолустья в столичную магистерию.
Касательно «остальных адептов», заслуживших возможность обучаться в стенах драконьей академии… никогда не поверю, что я тут одна такая уникальная. Вон сколько золотых пробковых деревьев в одной моей группе – дураки-дураками, не могут запомнить простейших пентаграмм. И это они достойные и непогрешимые?
Злиться (то бишь пребывать в нормальном для черной ведьмы состоянии) я могла сколько угодно, но идти на занятие было надо. Мало того что оно профильное, так за неявку магистр Фабиус обязательно настрочит кляузу ректору: де госпожа Вивьен Блеквуд изволила прогулять защиту от темной магии без уважительной причины. Вот знал бы этот сморчок (среди адептов ходили слухи, ему больше трехсот лет), что я не только защиту от себя самой прекрасно знаю, но и атаку на светлого мага могу прекрасно без конспекта ему оттарабанить!
Я подозревала, что магистр Фабиус питает ко мне чувство. Чувство глубокого презрения, подкрепленное ненавистью ко всему женскому полу. Мало того что я носила юбку, а значит, по мнению старикашки, уже была обделена умом от природы, так еще и поступила сразу на второй курс по протекции… В общем, этот пенек плешивый словно задался целью – исключить меня если не из академии, то из группы защитников.
Мне же вылетать из магистериума нельзя было ни в коем случае. А если учесть, что на днях в женском общежитии освобождалось место (не выдержала учебной – и любовной! – нагрузки одна первокурсница), то…
В общем, вся в грязи, мокрая и желающая всем сразу и оптом сдохнуть, я постучалась в двери кабинета. Заглянула, постаралась изобразить на лице милую улыбку. Получилось плохо. Осталось надеяться, что мой оскал все же не столь кровожаден, чтобы заподозрить во мне вампира.
– А-а-а… Адептка Блеквуд. Вы так спешили на занятие, что не разбирали дороги? – глумливо начал профессор, разглядывая меня. – И что же вам попалось на пути? По виду – так минимум шумерлинская топь, где на вас напала кровожадная льерна. Но, судя по тому, что вы все же здесь, вы доблестно от нее отбились, и вот мы сейчас можем вас лицезреть…
Лучше бы на меня напала льерна, чем один чокнутый дракон и его дружок с рыжей в придачу.
К слову, льерна была весьма мирной нежитью из рода гигантских иглобрюхих полозов. Сожрет косулю или человека, и больше никого после трапезы не трогает пару месяцев. С льернами темным магам порою можно было даже договориться, если перед этим тварь хорошо накормить. А вот с Фабиусом подобный трюк, увы, не пройдет. Подозреваю, что даже двумя освежеванными козами преподавательскую глотку не заткнешь…
Магистр между тем упражнялся в остроумии, некоторые адепты подхихикивали. Причем делали это не оттого, что шутки магистра оказывались столь уж остры и изящны, а скорее в надежде польстить самолюбию привередливого хрыча.
– Садитесь, адептка Блеквуд. И в будущем постарайтесь являться на занятия в надлежащем виде.
Я мрачно потопала к своему месту. Да уж, черная ведьма, пусть даже вооружённая до зубов терпением, бессильна перед всемогущим женоненавистничеством Фабиусом. Иногда мне казалось, что еще немного – и оно, мое терпение, лопнет, забрызгав моей же злостью не только магистра, но и всех вокруг.
Села рядом с Корнелиусом – весельчаком и паяцем, обладавшим поистине бесценным даром: он мог трещать полдня напролет и при этом не раздражать.
– Ви, ну ты даешь! – вместо приветствия тихо выдал одногруппник.
Но даже сказанная шепотом фраза заставила преподавателя повернуть голову в нашу сторону.
– Тишины! Я требую тишины! – на щеках Фабиуса расцвели ярко-красные нервические пятна. – Защита от темных сил – это тот предмет, который вы все должны как минимум ценить! Ибо, только зная основы обороны от черных магов, вы сможете выжить. А те же, кто полюбят данный предмет всей душой, – не только выживут, но останутся целы и невредимы. Так что советую быть вам всем внимательными.
– И любить мой предмет, – тоном преподавателя, но так, чтобы услышала лишь я, выдал сосед.
Корнелиус был тот еще лицедей и кривляка, передразнивать всех и вся умел мастерски. Я едва сдержалась, чтобы не прыснуть. Знать предмет, разбираться в нем – это понятно. Но любить? Моя старшая кузина Барлин, к примеру, считала, что, когда мужчина не способен любить женщину, он начинает любить что попало: родину, императора, защиту от темных сил, пирожки с мясом… А в том, что знатная сердцеедка и кокетка Бар разбиралась преотлично в существах, которые когда-то вылезли из женщины и до самой смерти стремятся залезть в нее обратно, сомневаться не приходилось.