Яна, Дайяна, Марьяна

– Нету, говоришь, молодых-то дома? – сипло переспросил Славик…

Он трудился основательно и интенсивно, как включенный станок. Кира даже пожалела Славикову жену: никакой фантазии. Но потом нашла, что в монотонности, заданной размеренности – хоть с секундомером сверяй – имеется свой кайф. Не выскользни Кира – Славик бы до вчера не остановился. Придут сын со снохой – и как в гоголевской сцене: «Ах, маменька, какой пассаж!»

Приводя себя в порядок, Кира недоуменно пожала плечами. Что это было? Никогда, никогда она не изменяла мужьям, даже по молодости, по дурости, ни первому, ни второму… Поправила локон, вгляделась – и заговорщицки подмигнула своему отражению в зеркале.

В машине они не обмолвились словом. По Славикову заносчивому вихрастому затылку было непонятно: намерен он продолжить отношения? Разумеется, Кира откажет: раскатал губу, чего о себе возомнил, сыну ровесник и пр. Или это было простое стечение обстоятельств места, времени и действия, «синдром» бунинского солнечного удара и ночной фиалки?

Так же впереди величественно покачивалась каракулевая папаха Аси Петровны. Лялька что-то чуяла, шевелила острым носиком, вопросительно поглядывала на Киру и на Славика.

Кира решила себя обезопасить. Скинула смс-ку Славику: «Не вздумай трепаться в гараже. Первой узнает жена». Подумала и добавила: «Дойдут слухи – накатаю заяву в полицию, что насильно». Коротко передохнула. Блин, не жизнь, а военные действия.

Незаметно закемарили в тёплом, тёмном, душном салоне. На въезде в город была кольцевая развязка. Кира очнулась оттого, что её сильно швырнуло влево, потом вправо – насколько позволял ремень безопасности. Автомобиль крутило с бешеной скоростью, как фигуристку в пируэтах – на льду.

В фильмах, в момент аварии, пассажиры визжат, орут и молятся богу. Полнейшая фигня: в этот момент держится мёртвая тишина (не считая жуткого скрипа колёс). Остекленевшие глаза, оскаленные рты, вцепившиеся, во что пришлось, закоченевшие руки.

Потом женщины сверились: мысли у всех были примерно одинаковые. Ася Петровна: «Вот и всё». Лялька: «Это капец». Кира: «Так вот как это бывает». Слава вряд ли вообще что-либо соображал, выкручивая руль, как выкручивают руки врагу в отчаянной, смертельной борьбе.

Машину, будто игрушку-юлу, выбросило на встречку и неотвратимо несло под огромные спаренные задние колёса фуры.

В жизни всё решают не секунды, а доли секунды, не метры – а миллиметры. Хотя стёкла были закрыты, Кирино лицо опахнуло солярным жаром огромной машины. В последний момент фура с гневным рёвом промчалась – хотя водитель мог бы с полным правом остановиться, вылезти и от души выутюжить Славину пухлую мальчишескую морду. Вот тебе – уснул за рулём, вот тебе четыре трупа за раз, вот тебе поседевшие волосы, вот тебе гарантированный ранний инфаркт – не хочешь?!. А их машина, как во сне, как снежинка, докручивала замедляющиеся па на пустынной ледяной дороге…

Славик вывалился, его стошнило прямо под колесо. Пьяной походкой ушёл, сел на грязный снежный бруствер на обочине.

Ася Петровна икала. Из Киры будто большой ложкой разом вычерпнули всё нутро, опустошили – осталась одна оболочка. Она выбросила наружу ноги в тонких блестящих сапогах, смотрела из распахнутой дверцы. Вот лес. Вот мирные огоньки дальней деревни. Вот морозное небо в игольчатых звёздах.

Просто – жить. Смотреть, впитывать, каждую минуту удивляться, благословлять и благодарить. А не скакать зайцем перед начальством и под юнцом, у которого молоко на губах не обсохло. Не молодиться и не кривляться перед нелюбимым мужем. Нелюбимым и не любящим – чего там скрывать от себя самой, это же ясно как день.

Надо как Агафья Лыкова. Сосны, снег, тишина. С другой стороны, если Агафья Лыкова заболеет – ей тут же бригада медицины катастроф из Москвы. За Кирой, прихвати её гипертонический криз, никто вертолётов с медицинскими светилами посылать не будет: подыхай!

Лялька блажила как овца:

– Девочки, это наш второй день рождения! Девочки, каждый год будем его отмечать! Девочки, мы теперь должны всю жизнь пересмотреть! Это Боженька нам пальчиком погрозил!

Больше всех бог погрозил пальчиком Ляльке: отскочившая от панели тяжёленькая иконка угодила ей в глаз, там стремительно набухал водянистый фиолетово-чёрный синяк.

Ася Петровна толстым трясущимся пальцем тыкала в телефон и не могла попасть. Кира отобрала, позвонила её дочке сама.

Когда остановились у управления, она их уже ждала. Бросилась с криком: «Мамочка моя!» Ощупывала Асю Петровну, обнимала, смеялась и плакала. Внучки тоже теребили, висли на бабушке. Перецеловавшись, перемазавшись в соплях, погрузились в такси, уехали.

На следующий день Лялька пришла с перевязанным глазом, приподнимала белоснежный бинт и показывала синяк всем желающим. Трещала направо и налево, что Боженька её персонально отметил. И что ослепнуть от иконы – это есть даже некое предназначение, знак свыше. Потом спохватывалась и переходила на фирменный шёпот – как сухой песочек сыпался.

Ася Петровна бросила трубку со словами: «Ты мне больше не дочь! Господи, какое чудовище я произвела на свет!» И залпом выпила колпачок новопассита.

Кира вчера рассказала мужу, как чуть не попали в аварию. «А меня каждое утро чуть не сбивают на «зебре», – не отрываясь от телевизора, сообщил муж. За завтраком деланно-равнодушно спросила:

– Ничего в ванной не находил?

– Ты это имеешь в виду? – муж брезгливо (как ей показалось), небрежным (явно) щелчком ногтя отправил к ней по столу протез.

– Ой, как хорошо, – обрадовалась Кира, – а то Таня обыскалась. Мы с ней позавчера орехи ели. Она верхний протез оставила, а нижний сняла, а надеть забыла. Склероз. Только ты ей не говори, а то она ужасно комплексует. И из-за склероза, и что молодая, а уже совершенно беззубая, как старуха.

…Нет, всё-таки месть хороша в холодном виде.

СКАЗКА ПРО БЕЛОГО БЫЧКА

– «Перемен требуют наши сердца!Перемен требуют наши глаза!» – дразнился ехидный тенорок за дощатой перегородкой. – Допрыгались? Допеременькались со своим Цоем? Отдыхают ваши глаза на руинах, в которых великая страна лежит?

– Цоя не троньте, – угрожающе предупредил молодой голос.

Даша сидит за перегородкой, распускает любимую, некогда модную кофточку. Кофточка от многочисленных стирок свалялась в сплошной колтун, приходится поддевать и распутывать крючком, ногтями и даже зубами. У неё есть ещё одна трикотажная кофточка – разберёт – свяжет мужу ко дню рождения свитер.

У самой Даши для холодов имеется огромная, как плед, бабулина пуховая шаль, дымчато-серая, мягкая и тёплая, уютно пахнет кошками. Залезть бы под неё, укрыться с головой… А проснувшись, сладко потянуться и сказать мужу: «Серёж, какой мне приснился кошмарный сон».

Как хорошо, что бабуля научила маленькую Дашу вязать. Мама была из поколения, которое фыркало: «Вот ещё, магазины забиты трикотажем на любой вкус. Тратить жизнь на ерунду! Лучше в бассейн (вариант: в музей, в театр, в арт-кафе с подружками).

Если не вязание – чем бы сейчас занималась Даша, слушая бесконечный гундёж за перегородкой? Хуже торговок на базаре, ей-богу. Почитать бы, пока ясный день на дворе – да негодяй, жилец Васька спрятал книги и втихаря пускает на самокрутки. Это он «докопался» до Цоя.

– Доигрались до гражданской войны? – не унимается его вредный тенорок: – «И в пульсации вен мы ждём перемен…» Шибко подозреваю, что те вены давно были тухлые от наркоты. А её вместе с битлами, со СПИДом и прочей заразой в СССР завезли. Как и ваших цоев.

– Ещё раз: Цоя не троньте… А не вы, работяги, за трояк на демонстрации ходили?! – пошёл в наступление молодой голос. – По рядам поллитровки пускали, у кого руки были не заняты флагом и плакатом с рожей из Политбюро? Над шамкающим Брежневым кто потешался? На собраниях кто в ладоши бил, а в курилках шипел, что профсоюз импортными сапогами торгует? А в перестройку кто станки бросал и бежал к цеховому радио слушать Горбачёва? А? Кричали слесари «ура!» и в воздух кепочки бросали. Не вы?

Тенор растерялся, пошёл на попятную:

– Да ведь мы, это… Выступали против вранья, пофигизма, надоело. Думали, настоящий Хозяин на завод придёт. Как на Западе, процветание наступит. А вместо Хозяина – вороньё, бандиты налетели. Из великой страны воровскую «малину» устроили.

– Хм, бандиты. Заметьте, родные, доморощенные бандиты. Ваши же комсомольцы-добровольцы с трибун спрыгнули, на лету переобулись, перекрасились.

Когда-то для вставшей с постели Даши не засесть за компьютер – значило не проснуться до конца. Это было как начать день без контрастного душа, без утренней чашки кофе. А нечаянно оставить дома смартфон – хуже выйти голой и не накрашенной! Чувствовала себя беспомощной, одинокой, растерянной и заблудившейся в лесу.

…Всё началось, когда исчезло электричество. Нет, наоборот: когда исчезло электричество, началось всё. Для наступления хаоса достаточно нажать кнопку, отключающую электричество. Страна погрузилась в мрак и холод.

Нет электричества – нет жизни. Нет воды из крана, нет свежих продуктов, горячей воды, чистого белья и посуды. Умирает бытовая техника, без которой жизнь отшвыривает современную женщину на полтора века назад. Особенно тяжело, если это горожанка в пятом поколении, как Даша.

Из властелинов, небрежным щелчком клавиши открывающих Вселенную – превратиться в дрожащих слепышей, копошащихся в поисках тепла и еды.

В кладовке Даша наткнулась на связку свечей. Ещё в Миллениум купили потехи ради, чтобы подурачиться, ржали, прикалывались насчёт конца света. Свечи были китайские, дрянные, как всё китайское, превратились в слипшийся грязно-серый ком – но все несказанном им обрадовались.

– Ты, Василий, вот что объясни. Что за великая страна такая, что пальчиком её ткнули – и она грохнулась вдребезги? Схлопнулась, сдулась со свистом в один момент? – молодой голос принадлежит Дашиному мужу Сергею.

Сейчас Васька взвизгнет, что не в один момент, не-ет! ЦРУ-шники до-олго, тщательно готовили в массах недовольство и социальный взрыв – пустыми полками, очередями. Вот как объяснить диво дивное? По всей стране заводы и фабрики вкалывали в три смены, фермы и мясокомбинаты выдавали ежесуточно горы продукции. Куда всё девалось, а?! А ясно куда: выливали молоко, жгли масло и мануфактуру, под грифом «совершенно секретно» по приказу сверху – потому что во власти на всех уровнях сидели продажные шкуры.

– Не-ет уж, обратимся к хронологии событий (Василий торопится, глотает буквы, получается «хренология»). Ваши же жучки-древоточцы давно подтачивали страну изнутри… Начиная с пакостей, с хихиканья над советскими идеалами, с запрещённых книжонок. С мерзких этих анекдотов, с протезов…

– Каких протезов? – искренно удивляется Сергей.

– С брежневских – тех что во рту клацали! У генерального секретаря! Посмешище на весь мир. Не могли якобы нормальные зубы вставить дантисты из 4-го управления? Зубоскалили над стариком, прыскали в кулачок, издевались. А с гагаринскими шнурками фокус-то не прошёл? Не прошё-ёл, юмористы вы наши.

– Гагарина приплели, шнурки какие-то.