Руда. Падение

Анфилада комнат: гостиная, кабинет, спальня. Чистые, ухоженные, затемненные и, в отличие от подвалов, абсолютно сухие. Здесь не было чучел монстров, не болтались сушеные гады под потолком, но стены были увешаны оружием, потемневшими полотнами древних баталий и охотничьими трофеями. В свое время неугомонный Викард попытался пристроить на крюках пару своих «охотничьих» призов, но Эрей наотрез отказался украшать гостиную отрубленной башкой вурдалака, вплавленной в святое серебро, или клыком мосторского монстра, жуткого оборотня, забитого в жестокой сече на глазах у пораженных заказчиков. С него вполне хватало кабаньих рыл и рогов оленей, согласно рыцарской традиции развешанных на геральдических щитах.

– Устраивайтесь, Истерро, – пригласил Эрей, указывая на мягкий диван, укрытый шкурой инь-чианьского медведя. – Полистайте книгу, пока вскипит чайник.

Истерро хотел возразить, что при способностях Темного секундное дело сотворить чай ударом пальца о палец, но засмотревшись на мага, азартно чиркавшего огнивом над сосновыми чурками, передумал ломать иллюзию простого человеческого общения. Он неторопливо прошел вдоль стеллажей впечатляющей библиотеки и понял, что обречен, что остаток дней проведет в унылой Черной башне, глотая фолиант за фолиантом. Потом смирился, сообразив, что подобное занятие вполне отвечает его вкусам и извращенным мечтам о долгом отдыхе, замурлыкал под нос нехитрую песенку и вытянул наугад солидный потрепанный том.

Эрей разжег очаг в камине, подвесил на крючок черный от копоти котелок и, с улыбкой взглянув на углубившегося в объемную рукопись монаха, запалил масляный светильник, поставил на столик возле дивана. Истерро буркнул неразборчивое ругательство, видимо, благодарствуя; маг устало опустился в кресло напротив и с облегчением прикрыл глаза, уходя в Океан. Ближайший час был свободен от надоевшей до чертиков болтовни. А котелок, полный заговоренного льда, закипит очень нескоро.

Океан принял блаженную улыбку мага как должное.

Океан многое принимал и многое отдавал, как должное. Ему чужды были жалкие страстишки, порой одолевавшие магов.

Эрей присел на гребне волны и внимательно прислушался к гулу Океана. Не раз и не два он приходил сюда за последние седмицы, слушал, смотрел, урывками, украдкой, пряча сознание от настырного Света. Он искал ответы на вопросы, но находил лишь покой, и покой был неизмеримо прекрасней любых ответов. Он прощупывал следы, старался восстановить связь, но Океан текуч, и никому не удавалось наследить в Океане: следы и связи в Нем не держатся, идут медузами на дно, редким жемчугом памяти, каковая присуща даже Силе, наполнявшей блаженные воды.

Лишь шепот порой выживал в Океане, по непонятной прихоти магического ветра, носился над волнами голой Силы, он увлекал опасными мечтами, точно болотный огонек, верный спутник ночной охоты.

…Я не позволю вам умереть…

…Отныне и навеки…

…Кровь станет общей кровью, судьба – общей судьбой, и плоть коснется плоти в назначенный срок. Тому, кто придет, нужен будет помощник, и да сбудется предначертанное звездами…

Летит шепот, стелется над водой едва заметной дымкой, паром воспоминаний. Туман встает, Сильный, впору заблудиться, заплутать, запутаться…

Что начертали ему звезды, Княже? Ему ли?

Кто придет, Княже? Кто, нуждающийся в помощи?

И чья судьба станет общей, чья кровь перемешается?

Не расположен Океан к ответам, Он расположен только к Силе, первобытной, дикой Силе юного мира. Молчит Великий Князь, не откликается, молчит Сын Божий Каменщик, не снизойдя к призыву мага Камней. Странный шепот бередит отравленную душу, стылый шепот в тумане предчувствий:

– Отныне и навеки!

С грустным вздохом маг выбрался из Океана, возвращаясь в сумерки реальности. Тотчас, как по команде очнувшегося генерала, смачно забулькал котелок. Эрей сладко, до хруста потянулся и подскочил, снимая плюющегося разбойника с крюка. Истерро все так же витал мыслями в иных мирах и временах, застряв где-то на половине тома, и маг мимолетно удивился скорости, с какой монах глотал предложенное блюдо. Он заварил чай, не тот благостный душистый напиток, которым потчевал его Истерро в Храме, свой, особый сбор, пропитанный полынной терпкостью, маслами горной пихты и можжевельника, придавшими напитку заметную благородную горечь. Несколько кровавых капель сока клюквы, благой ягоды болот Инь-Чианя, собранной в беззвездную ночь, дополнили букет. И хотя себя маг часто баловал настоем мухомора, волчьей ягоды, а то и травами посильнее, на светлом друге решил их не испытывать, отложив эксперименты на потом.

Истерро с улыбкой оторвался от книги:

– Спасибо и на этом! – монах склонился в шутливом полупоклоне. – Надеюсь, вы хорошо отдохнули, друг мой.

– Неплохо, – согласился Эрей, отвечая намеком на улыбку.

– Вы странный человек, советник, – снова улыбнулся монах. – Скажи вы сразу, что устали и мечтаете нырнуть в Океан, разве я посмел бы вам помешать?

– Я не человек, – покачал головой Эрей Темный. – Я маг. Маг Камней. Рискнете попробовать?

Истерро осторожно взял чашу, долго принюхивался, потом глотнул, самую малость, каплю на язык, как если бы опробовал отраву с расчетом тотчас вычислить противоядие. Эрей вернулся в кресло и пригубил свою долю «ядовитого» настоя, не скрывая насмешки. Глас Рудознатца вспыхнул стыдливым румянцем, сделал отчаянный глоток и замер, прислушиваясь к ощущениям. Просмаковал и убежденно заявил:

– Недурно, возьми черти всех грешников мира! Вы обязательно напишите мне рецепт!

– Беседа двух домохозяек, – прокомментировал маг, сочась иронией.

– И то верно, – согласился монах, отставляя чашу и скрещивая руки над фолиантом в непроизвольном защитном жесте. – Прав отец Свальд: вы очень не любите Братство. Почему? Ведь вы образованный маг, вполне способны оценить и наши способы помощи миру, и наши ученые диспуты, рождающие истину.

– Я не способен, – отрекся от комплимента Эрей. – От разговоров я теряю Силы. Порой быстрее, чем от боевого заклятья.

– Допускаю, что это не аллегория. Вы темный витязь, солдат Княжеской армии. И Тени, и солдатам не свойственно забивать голову учеными словами. Но все же это не ответ. И дело не в давней вражде между Светом и Тьмой, живущей доныне в замкнутом круге разделившихся некогда магов, нет, через эту ступень вы перепрыгнули легко, не принимая всерьез. Ваша человеческая память позволяет разделить общий случай и частные исключения. Со многими из нас по отдельности вы общаетесь с оттенком удовольствия. Возможно, ответ лежит в вашем прошлом: вам нанесли обиду и именно светлые маги стали ее источником.

– Вы уверены, что я хочу вам отвечать? – с долей интереса спросил Эрей.

– Нет, – грустно вздохнул Истерро. – Скорее я убежден в обратном, но попытаться стоило для пользы дела.

– Вы уверены, что хотите меня исповедовать? – снова спросил Эрей.

– Только если вы сами решитесь исповедаться, друг мой. Но клянусь: отныне не разглашу полученное знание, не сделаю его достоянием Братства, клянусь вам, простите меня, если сможете, верьте мне, я наделал много ошибок…

В глазах Эрея стыло равнодушие; оно занимало зрачки, как сдавшуюся крепость, пробираясь до самого дна тихих омутов, полных чертей и подводных коряг, оно выплескивалось вместе с Тьмой за пределы радужки, жадно заполняя глазницы, и не было в этой бездонной Тьме места для веры. Но где-то под ледяным равнодушием гудела, просыпалась, нарастала боль. Давняя, человеческая. Искала выхода скопившимся гноем.

– Ваше Братство – балаган, – горько заметил маг. – Это и есть причина. Я не люблю шутов. Что до прошлого… Что вы знаете обо мне, Истерро?

Светлый задумался, сморщив лоб и даже не вспомнив об угрозе мимических морщин в столь раннем возрасте.

– Не так уж много, – честно признался он, – хотя два года назад я наводил справки и искал ваши корни. Из любопытства. Если хотите, от избытка восхищения, настолько поразила меня боевая магия в вашем исполнении. Вы сирота, воспитывались дедом. Были женаты, дали имя приемному сыну. Потом ваша жена умерла во время эпидемии чумы, но сын стараниями Братства выжил, вы не можете поставить нам в вину…

– Не ставлю. Я благодарен. Поэтому общаюсь с вами. Со Свальдом. Терплю Ерэма, остальных. Только поэтому.

Истерро обиженно заерзал, изо всех Сил стараясь не придать значения словам, а отточенный в диспутах разум продолжал работать, искать слабину в доводах мнимого оппонента. Разум подсказал, что оплошность, некогда допущенная Братством, столь велика, что эту вину не смыть даже лучшими духовными порывами, не очиститься, не искупить. И все-таки ответ подсказал не рассудок, сердце, сумевшее впитать чужую боль:

– Из-за Братства вы остались сиротой, пожалуй, эта версия все объясняет.

– Пожалуй, – кратко согласился Эрей и спокойно долил остывший чай в чашу монаха, похожую на кубок, увитый драконьими хвостами. – На этом мы и остановимся.

– Как вам угодно! – Истерро снова склонился в поклоне; он выглядел забавно, на диване, укрытый пледом, согнувшийся в три погибели над фолиантом. Жест был смешным и оттого лишенным балаганщины, жест был искренним, а искренность маг ценил высоко. Светлый немного подумал и, видимо, придя к неутешительным выводам, резко решил сменить тему:

– Раз уж мы заговорили о событиях двухлетней давности…

– Вы заговорили, – педантично уточнил Эрей.

– Раз уж я заговорил о событиях двухлетней давности, – без тени смущения поправился монах, – позвольте спросить: вы нашли мерзавца, наславшего проклятье на государыню?

Эрей хорошо подумал, прежде чем ответить на бесхитростный вопрос Истерро. Но ответил:

– И да, и нет. Есть подозреваемый, к нему тянутся ниточки улик, но уверенности нет, а потому закрутить проклятье на него я не вправе.

– Вы можете вернуть ему проклятье? – почему-то не поверил Истерро.

– Любой магический удар можно вернуть сторицей, – дернул плечом Эрей. – Хватило бы Силы. Мне хватит.

Улыбка мага вышла жестокой.