Только северный дождь
Посещает унылую келью,
Где когда-то пестрели
Цветные мои веера.
И удачи не ждешь,
И не можешь предаться веселью,
И в холодной постели
Слагаешь стихи до утра...
Словно тонкий бамбук,
Я терплю неприветливость стужи.
Под серебряным снегом
Мертвеет и никнет листва...
В сердце тысяча мук,
И никто сердцу больше не нужен.
Только сонное небо
Мои повторяет слова.
Сердце долго горит,
Но когда-то пожар прекратится.
И обуглится всё,
Что когда-то любовно цвело.
Небо мне говорит,
Что не нужно ни плакать, ни биться.
Мотылька не спасет
От огня никакое стекло .
Эти стихи написала на своем бумажном окне наложница Нэнхун, прозванная Лунным Светом. Написала и отерла тихие слезы, слишком часто в последнее время появлявшиеся на ее дивных глазах.
– Может быть, вы хотите чаю, госпожа? – спросила у Нэнхун ее маленькая служанка. – Я немедленно согрею и подам. Или, если угодно, можем заняться плетением или вышивкой.
– Нет, спасибо, милая Юй, – сказала служанке Нэнхун. – Мне ничего не хочется. Сердце мое осыпано снегом, как магнолии в парке Белого Феникса.
– Печаль убьет вас, госпожа! – воскликнула Юй. – Вы и без того похудели и...
– Подурнела? Я подурнела лицом? – испуганно воскликнула Нэнхун. – Скорей подай мне зеркало, девочка!
– Простите, госпожа, я не хотела этого сказать!
– Я не обижусь на тебя! Просто подай зеркало. Юй подала госпоже зеркало из полированной бронзы и украдкой вздохнула. Нэнхун посмотрела на себя и вздохнула тоже.
– Да, я превратилась в настоящую уродину, – грустно сказала она. – Под глазами у меня круги, румянец пропал, и лицо стало как у мертвого оборотня, восставшего из могилы! Потому император и презрел мои дары! Он от кого-то, верно, прослышал, что я некрасива!
Она отшвырнула зеркало и залилась слезами. Юй бросилась утешать девушку:
– Что вы, что вы! Вы очень красивы, моя госпожа! Просто вы слишком предались горю. Совсем не выходите погулять в сад, заперлись в покоях, словно затворница из обители Светлых Дев, и только и делаете, что тоскуете.
– Все это потому, что я влюблена, – прошептала Нэнхун. – И, увы, влюблена безответно. Мое сердце отдано владыке Жоа-дину.
Служанка всплеснула маленькими ручками и недовольно блеснула глазами, похожими на глаза сердитой иволги:
– Как вы можете быть влюблены в того, кого ни разу не видели, госпожа?! Вам до сих пор не доводилось встретить императора! С тех пор как вы оказались во дворце Восточного Ветра, и у вас на глазах, как и у многих наложниц, одни слуги да евнухи, которые только пугают своим мрачным видом!
– Нет, Юй, ты ошибаешься, – смущенно сказала Нэнхун. – Я удостоилась чести лицезреть императора. И после этого мое сердце отравлено безответным чувством.
– Когда же вам удалось увидеть государя?! – ахнула маленькая служанка. – Неужели вы нарушили запрет и тайком пробрались в его покои?
– Нет, что ты, – успокоила служанку Нэнхун. – Я никогда не покидала своих комнат и не ходила дальше беседки в саду.
– Но тогда как же?..
– Мне приснился прекрасный сон, – тихо проговорила Нэнхун. – Во сне я танцевала около чайного павильона в персиковом саду, и вдруг ко мне подошел император Жоа-дин. Он был так красив, что не описать словами. Он сказал, что боги предопределили нам полюбить друг друга, и отныне его сердце будет пленено мной, как мое – им.
– Сон? – удивилась Юй. – Ах, госпожа, не верьте снам! Их часто насылают лукавые духи-оборотни, чтобы смутить сердце и убить человека печалью. Пожалуй, я вывешу над входом в ваши покои выпуклое зеркало-багуа, чтобы оно отражало всё плохое и не пускало зло в дом!
– Милая Юй, ты хоть и моложе, да мудрее меня, – улыбнулась Нэнхун горькой улыбкой. – Ты знаешь, что нельзя верить снам и влюбляться в призраки. Но что мне поделать со своим неразумным сердцем? С тех пор как я увидела тот сон, я не нахожу покоя, ничто не утешает меня, и я мечтаю только о том, как бы владыка Жоа-дин посетил мое скромное жилище.
– Именно потому вы и вышили ему панно в подарок и смастерили тот чудесный игрушечный сад? – проницательно спросила Юй.
– Да. Я надеялась, что привлеку внимание государя этими безделками...
– Безделками?! Да вы над ними ночей не спали!
– Я отдала их надзирающему евнуху, а тот должен был передать мои дары господину Лукавому Коту, чтобы тот в свою очередь преподнес панно и игрушку государю. Но вот прошло уже немало времени, а никто не передал мне от государя даже ответного письма. Видно, ему не понравились мои дары. И теперь я пребываю в тоске и сохну, будто ива у ручья с отравленной водой..
Нэнхун посмотрела в затянутое бумагой окно. Начертанные ею иероглифы выглядели великолепно – словно руку к ним приложил сам бессмертный Учитель Каллиграфии, Небесный Чиновник Лиян.
– Госпожа, – подала голос маленькая Юй. – Я не хотела огорчать вас, но среди дев дворца Восточного Ветра ходят слухи...
– Я не люблю сплетен, ты же знаешь.
– Но, тем не менее, выслушайте. Знаете ли вы, что госпоже Шэси, прозванной Лаковой Шкатулкой, пожалован ранг драгоценной наложницы? Знаете ли, что государь весьма часто посещает ее и прилежно совершает на ее ложе обряды ветра и луны? Говорят также, что государь весь исполнен к Шэси весенним чувством и позволяет этой наложнице делать все что угодно. Она будто бы даже присутствует на государственных советах, хотя и сидит там, как и положено женщине, за ширмой.
– Что ж, – сказала Нэнхун, бледная, как лист дорогой рисовой бумаги. – Я не стану завидовать избраннице и осуждать выбор государя, – кто я такая, чтоб делать это! Но значит, сон мой оказался обманом, и после этого я не. хочу жить. Благодарение небесам, коса у меня достаточно длинна и крепка, чтоб на ней удавиться.
– Да простит вас Небесная Канцелярия за такие ужасные слова! – воскликнула служанка. – Что это вы выдумали – лишать себя жизни во цвете лет! Тем более что вы еще не до конца дослушали мой рассказ.
– Ах, и верно. Говори, милая Юй.
– Я знаю, что сплетни вам неприятны, моя госпожа, но я должна вам сказать, что во дворце Восточного Ветра ни одна наложница не испытывает дружелюбных чувств к Лаковой Шкатулке.
– То есть к госпоже Шэси?
– Да. Потому что госпожа Лаковая Шкатулка слишком заносчива, горда и умеет для каждого найти жестокое слово. Меж тем в ней нет ничего особенного, чтобы так возноситься!
– Юй!..
– Госпожа, поверьте, я сама как-то видела эту Лаковую Шкатулку, когда ее несли в открытом паланкине на прогулку в парк магнолий. Она и в полы халата вам не годится!
– Юй!..
– Смуглая, как рабыня с рисового поля, худющая, глаза злые и холодные, как у снулой рыбы, и вся обвешана драгоценностями, будто правящая императрица. И еще! У нее большие ступни! Верно, ей их не бинтовали; точно какой-нибудь девке из черного рода!