Признак высшего ведьмовства

– Я жду тебя, – сказал мальчик. – Я провожу тебя, ладно? Ты сейчас как, ничего?

– Ничего, – эхом отозвалась Мирта.

Шандор взял ее за руку, девочка покорно пошла за ним.

– Ты выздоровеешь, – утешал ее Шандор. – Пойдем послезавтра в клуб, потанцуем?

– Да, – рассеянно кивнула Мирта.

… Они вышли из школы, прошагали два квартала до дома Мирты по прямой дороге, а потом, когда дом Мирты уже был виден, девочка сказала:

– Спасибо тебе, Шандор. Ты иди, ладно? Я не хочу, чтобы мои видели, как ты меня провожаешь. У меня такая бабушка…

– Ладно, я понял, – улыбнулся Шандор. – А можно тебя поцеловать? Хотя бы в щечку, чтобы ты побыстрей выздоравливала.

– Да, – улыбнулась Мирта.

Они поцеловались. Мирта стояла и смотрела, как Шандор уходит. Она даже не обратила внимания на то, что мальчик забыл отдать ей ее школьную сумку. Девочка дождалась, когда ее друг скроется из виду, и решительно повернула в сторону заброшенной железной дороги.

Она не хотела туда идти!

Ноги понесли сами.

А голова… Она так страшно разболелась, что ничем нельзя было унять эту боль. Но даже не это путало Мирту и гнало ее в глушь, к ржавым рельсам и нави-савшим над ними ветвям плакучих ив. Девочку изводил голос – внутри нее, безжизненный, холодный, осуждающий и обличающий.

«Ты должна это сделать, Мирта, – говорил голос. Не грозно, а спокойно и обыденно. – Ты сама прекрасно это понимаешь».

– Почему? – едва слышно шептала девочка и продиралась сквозь кусты, еще не распустившегося шиповника.

«Потому что ты грешница, – пояснял голос. – Ты ведь лгунья, Мирта. Ты лжешь матери и бабушке, очень часто лжешь. И своему брату ты тоже лжешь, разве не так? А еще ты воровка, Мирта. Ты украла у своего брата дорогую ему вещь – его коллекцию. Воровство – большой грех, Мирта, и ты это знаешь. Но это еще не все, Мирта. Разве ты не помнишь того, что Бог заповедал людям? Чтобы они любили ближних своих. Как самих себя. А ты не любишь своего брата. Ты очень часто делала ему зло. Обижала его. А ведь он еще маленький. Ты могла бы быть добрее, Мирта! »

– Он тоже злой! – вскрикивала Мирта. – Тоже обижал меня, а ведь я старше!

«Ты должна была терпеть. Ты должна была показывать пример. Словен еще маленький мальчик, и если бы он научился добру у своей сестры… »

Голос превратил Мирту в объятое невероятным страхом и чувством вины существо.

– Я все исправлю, – залепетала Мирта. Ноги ее подкашивались. – Я буду доброй со всеми, и со Словеном тоже. Я подарю ему новую коллекцию карточек. Я больше не буду врать…

«Поздно, Мирта, поздно», – холодно отвечал голос.

– Почему?!

«Он скоро будет здесь. Он надвигается. И тебе суждено принять этот удар, потому что ты сильно прогневила Бога».

– Нет! Я не хочу умирать! – закричала Мирта. – Простите меня, я еще ребенок, я вырасту и буду другой!

«Прошением делу не поможешь. Нужно искупление. Ты-должна искупить. И ты искупишь».

– Я не хочу!!! – закричала Мирта…

И вдруг увидела, что она стоит на рельсах старой дороги. Только сейчас эти рельсы были другие – не прежние, ржавые и засыпанные мусором. Они сверкали в лучах весеннего солнца ледяным блеском новой стали, а вокруг них разливалось пронзительное голубое сияние. И еще эти рельсы гудели. Негромко и угрожающе.

– Я не хочу, – повторила Мирта беззвучно. – Не

надо. Пожалуйста.

И тут девочка услышала рев надвигающегося сзади поезда.

Она обернулась.

Поезд – черный и сверкающий – стремительно надвигался на нее.

– Беги, Мирта! – крикнула она сама себе.

Но ноги не слушались, ноги предали ее. А голос сказал:

«Прими это, Мирта. Так будет лучше».

– Для меня?! – вскричала Мирта…

Но она не успела получить ответа на свой вопрос.

А потом сине-стальные рельсы снова стали ржавыми. Над заброшенной железной дорогой нависла не нарушаемая ничем тишина. Ярко-желтая апрельская бабочка смело села на остывающий лоб неподвижно лежащей на полусгнивших шпалах девочки.

Глава вторая

EXTRA MUROS…[2 - За пределами… (лат.)]

Рождение ребенка по традиции считается радостным событием.

Но только не такого ребенка.

Или правильнее сказать – детей?

… Однако начать надо не с того. Потому что, родись подобное несчастное чадо в другой семье, в другом месте, в других условиях, да и при других обстоятельствах, все сложилось бы иначе. Но речь сейчас пойдет о тех, кто для жизни своей и своих близких избрал такие условия, о которых нормальным людям лучше бы и не слыхать, чтоб потом от кошмарных снов не просыпаться…

В те былинно-легендарные времена, когда князь Владимир крестил Русь, тех, кто противился новой вере и держался за капища древних богов, было больше, чем предполагают историки. А самое интересное то, что и пресловутых древних богов славянских было больше, чем тот скудный пантеон, что известен дотошным историкам, этологам и специалистам по древним мифам. Потому что велика, пространна и глухоманна была российская земля, и в непролазных ее чащобах таились такие культы и такие кумирни, о которых и по сей день достоверных сведений нет. Но то, что сведений нет, вовсе не означает, что нет и того самого культа…

В мрачной тайге много веков спустя после Крещения Руси стояло и даже процветало капище кровожадного бога Мукузы, покровителя охотников, душегубов да вольных лихих людей. Со временем бог Мукуза цивилизовался и стал покровительствовать только охоте, рыболовству и собирательству всякого гриба и ягоды, но уж никак не мирволил душегубству и поеданию соплеменников. Возможно, так бога Мукузу стали трактовать сами его адепты, проникшись мыслью о том, что душегубство им не к лицу, да и экономически невыгодно. Постепенно вокруг капища вначале возникло поселение, а со временем и деревня – из тех же лихих людей, что решили осесть и зажить в страшной тайге своим умом и хозяйством, не побоявшись подступавшей к самому порогу глуши и дикости. И надо сказать, бог Мукуза – а его представляли в виде идола с четырьмя лицами и глазами из чистого золота, а также зубами, которые следовало орошать жертвенной кровью, – помог первопоселенцам. Не разгневался на людей за то, что те без жалости корчевали вековые сосны, строили избы и расчищали себе место для вольного житья и посевов…

Однако даже до такой глухомани ухитрялись иногда добираться первые православные клирики с христианской миссией. Миссионеров деревня принимала охотно, потому что тут же и приносила их в жертву кровавому Мукузе, пополняя тем сонм безымянных христианских мучеников. Так проходили годы и десятилетия, не меняя ничего в укладе языческого бытия.

Но однажды покой поклонников Мукузы был основательно нарушен. Да так основательно, что они испугались – уж не ослабел ли их четырехлицый бог, раз допустил подобное непотребство? А дело было вот в чем.

На сей раз пришли и поселились невдалеке от хозяев этих мест люди, которые не слабым, всепрощаю-щим христианам и даже не рыщущим по тайге опричникам очередного далекого российского государя были чета. Новые поселенцы звали себя огнелюдами, поклонников Мукузы не тронули, но и дали понять, что ежели Мукузовы адепты не станут вести себя в отношении новых поселенцев мирно и дружественно, то от гнева странных огнелюдов четырехлицый зубастый бог Мукуза не спасет. Община огнелюдов насчитывала сотни полторы человек (в три раза меньше, чем у поклонников Мукузы), да к тому же баб там было гораздо больше, чем мужиков, но тронуть загадочных пришельцев местные не осмелились. В конце концов, тайга – она всем мать. Для всех найдет и место, и силу, и богатство. И для всякого идола можно тут будет выстроить кумирню.

Однако «мукузины чада» все же любопытствовали, какую веру и какого бога исповедовали пришельцы, именующие себя огнелюдами. Для того чтобы сойтись поближе, «мукузины чада» вежливо пригласили главных огнелюдов к себе в деревню – гостевать и веселиться на празднике в честь летнего солнцеворота. Огне-люды приглашение приняли, и тут выяснилось, что верховодит у них и всею властью заправляет баба, а не мужик, как то заведено у всех приличных народов. Звали ту бабу тоже не по-людски, а так, как принято у всяких дальних южных народов – Фарида. Фарида и три подчиненные ей породистого вида девицы не поскупились на дары и подношения старейшинам «му-кузиных чад», не отказались вкусить праздничных брашен и ястий и внимательно слушали рассказы старожилов о былых глухоманных временах, о том, как отступала черная тайга под натиском топоров поклонников бога Мукузы… Но сама Фарида, да и ее девы были немногословны, на вопросы отвечали скупо, не-охотно, что, впрочем, «мукузиным» старейшинам даже пришлось по душе, ибо сугубо непотребна та баба либо девица, что позволяет себе многоречие. А еще была в Фариде воистину нечеловеческая величавость, такая, что всякому любопытному уста замкнет… Прекрасна ликом и станом была Фарида, только глаза ее смотрели не так, как глаза простых земных женщин. Словно из серебра или текучей ртути были ее глаза, как показалось то отведавшим браги старейшинам, и подумали они даже, что во главе общины огнелюдов стоит не просто баба, а воплощенная богиня…