Как уберечь себя в себе, не знаю.
Каким засовом ларцы затворить?
С пером жар-птицы ночи дожидаю,
Чтоб всей не требовалось птицы им словить!
МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ
Звонь колокольная. Синь поднебесная.
Птица прибрежная, ветром гонимая.
Пена морская. В смерти бессмертная
Странница белая. – Марина…
Юность победная. Тоска безысходная.
Из жён всех живейшая.
Озорунья ранимая.
Нервом сверхчувственным песнь лебединая.
Пена. Сирена морская. – Марина…
* * *
Править бельканто неспешным строку за строкой,
По свету гласом разлившись сурдинно-альтовым,
Мысль напоить вечной музыкой,
Благоговеть перед Словом,
Жить в ощущении горней бездонной любви,
Сердцем целуя трепещущим нервные струны
Душ человеческих, жаждущих МУЗЫКИ
…А не цыганских бубнов.
ПЛАНКА ВЕЧНОСТИ
Дремотою блаженной ли в окне
Пожар ночных зарниц моих горюет
Иль в каждодневном суетном огне
Очаг пылает,– всё одно взыскует
Сиюминутное и вечное ко мне.
И чудится, что вечность уж близка,
И суета сует всего лишь мнится,
И бренность слов рождённого стиха
Не обнажится, не проговорится…
Но планка вечности всегда столь высока,
Что мой талант – заложник вечный языка!
* * *
Уже не хочется ни спорить, ни мечтать.
Иллюзии не повод жить в кручине.
Стихом когда-то я вполне могла летать,
А вот парить меня, похоже, отучили.
И как ни грустно, но приходится признать:
Кому сонеты посвящаются при жизни,
Не трудятся обычно написать
За жизнь банального четверостишья.
На том спасибо, были вольны что читать
В минуту грустную Ронсаровы творенья,
Шекспиру быть предметом вдохновенья,
Причиной смерти Пушкина не стать.
Их нужно уж за то благодарить,
Что не терял поэт способность воспарить.