Хантер

В коридоре послышался испуганный вскрик, гром посуды и топот шагов – кажется, весь заказанный ужин достался одному только волку. Поджав губы, Ли махнула рукой, накладывая полог тишины, и внешний шум точно портняжными ножницами отрезало.

В комнате темнело, но Хан не спешил зажигать лучину – он, как и его гостья, прекрасно мог обойтись без света.

Некоторое время оба молчали.

Ли пальчиком выводила на гладком плече Хана замысловатые узоры, болтала стройными босыми ножками с узкими ступнями. Внешность ее стремительно менялась по мере наступления ночи – светлые волосы почернели, кожа засияла ярче. Лунные глаза окрасились в алый, длинные заостренные ушки стали заметно короче, а вот клыки напротив, вытянулись, как у тигрицы.

И если несколько секунд назад перед Ханом была эльфийка, то сейчас рядом с ним сидела настоящая йольфи, хоть и по-прежнему невообразимо прекрасная.

– А ты все так же прячешься от самого себя? – спросила Ли, наконец подняв взгляд и проведя пальцами по волосам ведьмака, что были собраны замысловатым образом. – Ты ведь нечисть, тебя не накажут.

– Не стоит сейчас об этом, – Хан мягко убрал ее руку, задержав тонкие пальчики в своей грубой ладони. – Лучше расскажи подробней, что у тебя случилось?

– Отец нашел мне замену, – Ли согнула ноги в коленях, положив на них свою голову, и от этого стала казаться еще более маленькой и хрупкой. – Проклятая смеска. В прямом смысле проклятая. Уж не знаю, где он ее взял. Привел почти год назад. Она полу-человечка, полу-йольфи. Но еще маленькая совсем, даже уши не заострились. Не думала, что у отца что-то выйдет, девчонка ведь не расцвела, чистый ребенок. Но вышло все же. Забеременела. А я ушла. Все равно она родить не успеет, проклятье ее раньше в дамнара обратит. Тогда отец снова ко мне вернется. Ненавижу его. И себя. И ее тоже ненавижу.

Ли всхлипнула, и Хан обнял ее за плечи, прижал к себе.

– Давно ты здесь? – спросил ведьмак, желая отвлечь девушку.

– Здесь две луны. А из Эльфантиэля уже как пять лун назад сбежала. Ладно, плевать. Лучше заставь меня забыть об этой проклятой смеске, – Ли привстала, потянувшись к губам Хана, но тот увернулся.

– Не проклята она уже. Я то проклятье пару дней назад как снял.

В том, что неизвестная девчушка, о которой говорила Лионелла, была из злосчастной деревушки – Хан не сомневался даже. Не бывает таких совпадений, чтоб два разных йольфа по одинаковому свое потомство прокляли. Да и бабка Инейко говорила, что у мальчишки где-то на свете сестра имеется. Значит, нашлась пропажа, жаль только не там, где нужно. Совсем не там…

– Что-о-о-о? – зашипела Ли, подскочив. – Да ты понимаешь, что наделал? А если она отцу обещанного родит? Что тогда будет с миром? А со мной что будет?!

Девушка замахнулась, словно собираясь влепить Хану пощечину, но в последний момент передумала. Подскочила к узкому окну, растворилась в темноте – только рубашка с шорохом на пол упала.

Вздохнув, Хан подошел к двери и отворил ее, впуская Ильфорта.

Волк выглядел так, будто его пыльным мешком стукнули, или опять ромашками нечистыми оглушили. Глаза зверя ошалело блестели, морда перекосилась. С кончика высунутого языка капала слюна. Он открыл было пасть, чтобы разразиться тирадой вопросов, но Хан взмахнул рукой, сразу пресекая это.

– Завтра все. Сейчас спать пора, – и в подтверждении своих слов ведьмак первый увалился на кровать.

Уткнувшись в подушку, прикрыл глаза.

Чихнув, волк последовал его примеру, расположившись на коврике рядом. Поворочался, побурчал что-то тихонько, но Хан его не слушал, притворяясь спящим, да и думал сейчас совсем о другом.

Лионелла. Крошка Ли.

Маленькая богиня – так ее прозвали эльфы.

В нее влюблялся каждый из светлых высших, она же всем отвечала благосклонностью, но никого не любила в ответ.

Ли тоже сразу понравилась Хану.

Боготворил ли он ее, как прочие? Вряд ли. Эмоции ведьмака были сточенными, словно его зубы, и такими же половинчатыми, как глаза.

Возможно, умей Хан чувствовать, как полноценный человек, и он бы окончательно пал жертвой ее пленительных чар. Но тогда бы не смог узнать ее так, как знал сейчас. И вместо весьма странной и очень разносторонней дружбы получил бы в подарок одну ночь, которую вспоминал бы всю оставшуюся жизнь.

Со стороны Ли казалась капризной, отчасти несерьезной принцессой, несколько избалованной своим положением. Легкой, точно перышко, и живущей так же легко, окруженной любовью, и любящей целый мир вокруг.

Но Хан знал ее такую, какую не знали другие. Настоящую.

Они познакомились больше полувека назад, когда Хантер пытался воскресить свою память, выяснив хоть что-то о доведьмачьей жизни. В поисках ответов он не обошел стороной и Эльфантиэль – столицу Рассветной империи.

Впрочем, спокойно погостить у светлых высших ведьмаку не удалось.

Эльфы смотрели на него косо, а их аура на грудь давила – Хан аж задыхался, но упрямо шел к своей цели. Глупее был, чем сейчас… не понимал многого.

Нечисть у высших не водится – высшие магией по праву крови владеют, изнутри силы черпают, да другим богам поклоняются. Нет у них нави, есть лишь перерождение, и от того нечисти среди них туго приходится. Чужие нравы, чужие земли. И чем больше эльфов – тем туже.

Вот и Хану, хоть наполовину ведьмак, да все равно тяжело приходилось, а тут еще и сражаться вынудили почти под стенами столицы. Не понравился он одному из эльфов, ну и завязалось. Благо магию свою высший не счел нужным на него тратить, лишь мечом отходил. Иначе не выжил бы Хантер против светлого чародейства – и без того едва на ногах держался, воздух ртом хватал, будто рыба на берег выброшенная. Впрочем, и мечом – обычным, не зачарованным – ведьмаку крепко досталось.

Так и нашла его Лионелла. В тот день возвращалась она с поездки в соседний город – кое-как у отца выпросила – и едва живой полу-ведьмак заинтересовал ее. Она ведь столицу прежде не покидала, и нечисти не видела, ни целой, ни половинчатой.

Зато Хан эльфов много повидал, потому сразу понял, что Ли и не эльф вовсе, а смеска.

Зрел в ней магию йольфа ведьмачьим глазом столь же отчетливо, сколь и личину эльфа человечьим. Поэтому-то она ему и открылась, поэтому и сам он ей свой секрет, ото всех таимый, открыть не побоялся.

Отец Лионеллы уже долгое время был одержим единственной идеей – созданием обещанного ребенка. Думал, что с его помощью эльфы войну выиграют, да власть и над йольфами, и над людьми получат. Конечно, не распространялся он об этом своем стремлении, делая все тайком, но сути оно не меняло.

А крошка Ли (еще до своего рождения) обещала стать завершающей частью его эксперимента. Той самой избранной, совместившей в себе три расы. По крайней мере, по задумке ее отца.

Не стала, не срослось.

Мать Ли, смеска человека и йольфа, умерла родами, на радость королю – ведь больше не надо было прятать ее.

Сама же Лионелла, носительница крови всех рас, должная принести своему отцу власть над миром, по ироничному стечению обстоятельств получила слишком много от йольфа, чуть-чуть от человека и ни капли от эльфа.

Король даже проводил особый ритуал, решив, что покойная мать Ли ему изменила. Однако нет. Крошка со слишком бледной для эльфа кожей, была стопроцентно его дочерью.

Парадокс, но в том-то и заключалась проблема. Не могут мирно сосуществовать две противоположных крови высших, две их совершенно разные магии – какая-то одна обязательно верх возьмет, вторую всю до грамма вытеснит.

Если получить тройного смеску было бы так просто – наверняка уже кто-нибудь, да сделал бы это.

Отец Ли разочаровался, только попыток своих не бросил. А Лионелла так и росла с грузом неоправданных чужих надежд.

Пока она была маленькая, скрывать истинную сущность оказалось несложно – король лишь заблокировал магию йольфов, да поменял крошке ауру, вписав туда собственный, солнечный цвет. А вот когда Лионелла выросла…

Впрочем, и тут ее отец нашел выход – придумал сложное заклинание, завязанное его кровью, что полностью меняло суть Лионеллы. Даже запечатывало ее магию йольфи, взамен открывая доступ к светлой силе самого эльфа. Умен был король, ничего не сказать, и фантазию имел богатую, жаль только направлял не в то русло.

Единственным огрехом волшебства являлось то, что с наступлением темноты заклинание слабло, открывая и истинный облик, и чары Лионеллы. Да еще цвет кожи сменить до конца не могло, оставляя ее мерцающей и бледной, точно свет луны.

Но в Рассветной империи ночи коротки, а что до кожи… Да, дети солнца были обычно более загорелыми, от светло-золотого, до темно-бронзового, но к этой особенности маленькой эльфийки все вскоре быстро привыкли. Тем более, что такая бледность в сочетании с плавленым золотом волос лишь добавляла Лионелле нестерпимого очарования.

Только вот сделал все это ее отец не от большой любви – видал его Хан, любовью там и не пахло. Разве что ко власти, но уж точно не к дочери. Просто Лионелла живой ему нужна была, да никем в смешении крови не заподозренной. Ведь едва она расцвела, как он продолжил свои попытки создания обещанного дитя.