Другая история Золушки

Мать отделалась уже привычными стенаниями на тему непутевой дочери: ей, вишь, женихов старательно подсовывают, не скупятся, один краше другого, а она, обормотка, сбегает каждый раз, не понимает своего счастья. Я делала вид, что слушаю, а сама мечтала поскорей до своей комнаты добраться да выспаться нормально.

Моя любимая кроватка из дуба с новеньким матрасом и цветастым покрывалом радостно раскрыла объятия. Ура, да здравствует крепкий и здоровый сон!

Проснувшись, посмотрела на часы, немного подумала и начала собираться. Отчим должен был уехать в театр с минуты на минуту, а нам надо было немного пообщаться до его отъезда.

– Выспалась? – сидевший в просторном светлом кабинете отчим смотрел с насмешкой.

Я только вздохнула. И выспалась, и в себя пришла, и даже накраситься успела.

– Сегодня поедешь со мной. Я нового режиссера нанял. Познакомишься с будущим начальством.

Упс. Я со старым только недавно сработалась. А тут новый. Ладно, как скажете.

Шерстяное платье чуть ниже колена сверху, на колготки, сапоги с высоким голенищем, шуба из норки, шапка из того же животного. Вот она я. Любите и жалуйте. Симпатичная худощавая блондинка с ярко-зелеными глазами, красными губками бантиком, прямым носиком и высоким лбом. Каждый, кто увидит, влюбится.

Охранник отчима, «шкафчик» Валера, услужливо открыл двери «лексуса». Через несколько минут мы уже заходили в одно из зданий. Сейчас поднимемся на второй этаж, найдем этого режиссера…

– Пап…

– Слышу.

Действительно, крики, шум и ругань, доносившиеся сверху, только глухой не услышал бы. Кого там убивают? И где потом труп прятать?

– Сан Саныч, это невозможно! Работнички, чтоб их! – нам навстречу, на лестничный пролет, стремительно сбежал вниз высокий худощавый мужчина с черными как смоль волосами, полными чувственными губами и горящими синими огнями глазами. Ой, мамочки…

– Надя, знакомься, – чуть иронично улыбнувшись, повернулся ко мне отчим. – Это и есть наш новый режиссер, Антон Михайлович Порошин.

Ага, угу… Ой, глазки какие… Что там «папочка» насчет свадьбы твердил все это время? Уже хочу! Антоша… А имя-то какое… «Я летаю. Я в раю».

Со стороны мы, наверное, отлично смотрелись, на контрасте: он – брюнет, я – блондинка, он выше меня, шире в плечах, у меня глаза зеленые, у него – синие. Я поднималась по лестнице рядом с отчимом молча, Антоша же, как я уже называла его мысленно, громко разорялся насчет местного контингента. В общем, я решила: этот красавчик будет мой! И если Лизка, главная стерва театра, рвущаяся в примы, попробует у меня его отбить, я, наверное, первый раз в жизни воспользуюсь родственными связями. И вылетит та Лизка из театра, как ядро из пушки. Отчим ради того, чтобы меня выдать замуж, пойдет если не на все, то очень на многое.

Отчим увел Антошу к себе в кабинет, я подавила вздох разочарования и бодро зацокала каблуками к себе в гримерную.

– Видела? – остановила меня в коридоре Верочка, мечтательно закатив глаза. – Какой красавчик! Поговаривают, к нам из самой Москвы!

План созрел сам собой. Я кивнула на дверь неподалеку:

– Пошли ко мне, чай попьем, расскажешь.

Верочка разве что не облизнулась. У меня, как у падчерицы владельца театра, была не совсем обычная гримерная. Шире и просторней остальных комнатушек для актрис, она содержала в себе небольшой журнальный столик, электрический чайник, мини-бар и самое главное – шоколад, который Верочка могла есть тоннами. Вкусный, дорогой, молочный, черный, белый, с орехами, арахисом, соленый, он всегда был в наличии.

Я повесила шубку на собственную вешалку, сняла шапку, включила чайник, пока он закипал, быстро переоделась и сполоснула руки. Теперь я была готова слушать про Антошу. За чаем, естественно.

– Тебе как всегда?

Верочка закивала китайским болванчиком.

Я насыпала ей чай с кусочками фруктов, себе – каркаде, выставила на столик очередную открытую шоколадку, уселась на стул, требовательно взглянула на Верочку.

– Наши поговаривают, он сын Порошина, – начала та, отхлебывая чай и жуя дольку шоколадки.

Я напрягла мозги:

– Того самого? Московского олигарха?

– Угу…

– А что он забыл в нашей дыре?

У нас, конечно, второй по численности город в крае, но и пары миллионов не наберется. С Москвой точно не сравнить.

– Говорят, невесту у алтаря бросил.

Я поперхнулась орешком в шоколадке. Хороший, блин, расклад. Я от женихов убегаю, он – от невесты. Нет, точно, мы – отличная пара!

Глава 4

Многие ищут счастья в областях выше своего уровня, другие ниже. Но счастье одного роста с человеком.

    Конфуций

О, кто, скажи ты мне, кто ты,

Виновница моей мучительной мечты?

Скажи мне, кто же ты? – Мой ангел ли хранитель

Иль злобный гений-разрушитель

Всех радостей моих? – Не знаю, но я твой!

Ты смяла на главе венок мой боевой,

Ты из души моей изгнала жажду славы,

И грезы гордые, и думы величавы.

Я не хочу войны, я разлюбил войну,-

Я в мыслях, я в душе храню тебя одну.

    Денис Давыдов. «О, кто, скажи мне, кто ты»

– Все актрисы на него уже ставки делают, – между тем продолжила Верочка, – с кем из них первой переспит, а кому и предложение сделает. Лизка, та вообще уже медовый месяц планирует.

Я прищурилась: крашеная брюнетка, любительница «мачо и самцов», как она выражалась, Лизка приехала к нам в город из дальней деревни, благодаря своей внешности и постельным связям влезла в театр и один раз попыталась испортить мне жизнь, подмешав какую-то гадость в баночки с гримом. Мне заранее доложила Верочка, я отправилась к отчиму, тот поднял записи с камер наблюдения, доказывавшие факт проникновения Лизки в мою гримерку. В отданных на экспертизу баночках нашли жуткую химию, вызывавшую аллергическую реакцию в виде сыпи и удушения. Ну а дальше все просто: разбираться с правоохранительными органами Лизкин «папик» не захотел, запер ее на месяц в своей квартире. Уж не знаю, что и как он с ней делал, но вернулась она тише воды, ниже травы. И больше ко мне не лезла. А месяца два назад Лизкин «папик», местный бизнесмен, ее бросил. И она сейчас находилась в активном поиске нового покровителя.

Антошу я уже считала своим, а потому готова была фигу скрутить любительнице богатеньких мачо. Она, видите ли, медовый месяц уже планирует. Вот и пусть планирует дальше, в своей деревне.