Госпожа Иво. Драконья песня

– Анна? – голос брата заставил вздрогнуть девушку, сидящую в кресле. Анна кивнула, приветствуя Ивона и опустила взгляд в книгу. Читать исторические летописи стало для нее в последнее время наслаждением, так она могла, не только узнавать историю мира куда попала, но немного начать разбираться в том, как ей здесь выжить. Везде описывали женщин как неспособных ни на что. Да их даже за людей не считали и не считают! Это наводило на мысли, что слава всем богам, что она потеряла голос, иначе бы первое, что услышали здесь живущие – был бы отборный мат. – Ты опять здесь? Пошла бы ты вышивать, – брезгливо бросил Ивон и промаршировал к стеллажу с книгами по военному искусству.

Анна кивнула и перелистнула страницу. Зачем мешать ему? Пусть наслаждается властью. Здесь она лишь вещь, которая мешается под ногами. Ну, она и не мешается. Она перестала приходить на семейные обеды, она стала готовить себе сама, чем заслужила уважение повара, который теперь обедал с ней каждый день тут же на кухне и рассказывал ей последние сплетни из поместья или услышанные сплетни о драконах. А она улыбалась и готовила новые блюда, от которых разливался аромат по всей кухне. В последнее время что-то много стало слуг приходить к ней на обед… Да и сплетен стало вдвое больше.

Кстати о драконах. Они правящая раса, которая много лет назад прилетела на эту планету, и так как магии в человеческом мире нет, взять правление в свои руки, лапу или что там у них есть, не составило труда. Их король правит как драконами, так и людьми, их законы претворяют в жизнь по всей планете, как люди, так и драконы. Законов много, есть довольно неплохие, есть такие от которых хочется схватиться за голову и воскликнуть – да что ж такое? Но один закон невозможно пропустить: закон, где женщину может взять в свой дом любой дракон, если она ему приглянулась. А еще есть закон, где родственники могут продать девушку дракону, если считают что обеспечивают ей лучшую долю. Ага – лучшую долю. Да, она там рабыня! Но ведь и в своем доме девушка рабыня, вещь, пока не стала невестой. Ой, вот тут ее место меняется на сто восемьдесят градусов – она становится предметом торга, за который дадут приданное, откуп. Золото любят все. Но мне это не светит. Меня никто никогда не возьмет в жены. Хотя, как сказать. Мои волосы серебро, глаза туман, кожа молоко. И почему я не могу найти себе мужа? Да, потому, что отец уже решил все за меня. Я ему не нужна, вернее нужна, но только как золотой мешок, который он получит, чтобы пополнить свою казну. Меня продадут, как только мне стукнет восемнадцать. Да, именно так, продадут. Это мне сказал по секрету повар, когда поглощал мои булочки с медом. У меня осталось меньше года, более-менее свободной жизни.

«Как там говорила цыганка: буду жить вечно, но драться за свою жизнь? Наверное, так и получится. Хотя про вечность – это не вариант. Я человек, потому в свой срок умру. Но вернемся к драконам. Что там творится у драконов и как они относятся к рабыням – нигде не пишется. Или все очень плохо или просто никто ничего не знает. Может все будет и не так страшно?» – Анна закрыла книгу, слишком сильно хлопнув тяжелым переплетом, и встала. Контраст между той девушкой, серой мышкой и этой, уверенной в себе женщиной, был слишком разительным. Посадка головы, руки, взгляд серых глаз, которым она обвела полутемную комнату, бровь, которая изогнулась при взгляде на Ивона и вот она уже повернулась к двери и уверенными движениями распахнула тяжелые створки.

– Как она изменилась? – Ивон наблюдал за сестрой из-под опущенных ресниц. Сейчас он видел не тихого запуганного ребенка. Перед ним была женщина, уверенная в себе женщина. – Как это произошло? Мы так плохо ее знали или она так хорошо претворялась? Что она делала в своей комнате столько лет? Чем занималась?

Анна Ровар

Длинные густые серебреные волосы достались ей от матери, туманные глаза от отца, а походка, взгляд и умение владеть собой от женщины из двадцать первого века.

Анна шла по коридору, сложив руки на животе. Со стороны казалось, что она смотрит лишь вперед, но это была неправда. Она видела все. Периферический взгляд серых глаз и она видит все, что происходит вокруг нее в пределах полукруга. Вот открытый кабинет отца и там же в кресле напротив него, сидит ее старший брат – Нурин. Все мужчины ее семьи широкоплечи, высоки и со стальным взглядом. Никто из них никогда первым с ней не поздоровается, не спросит, как она спала или что она сегодня ела или чем занималась. Хотя, наверное, обо всех ее перемещениях отцу докладывают, но все равно ей хотелось немного чуткости. Она ведь по сути была девочкой, ребенком, которую как она надеялась, любили в детстве. Но как вернуть эту любовь? Или хотя бы узнать, почему к ней такое отношение? Или почему она немая, но все слышит. По законам природы, если бы она была глухой, то и немой. Но немота без потери слуха… Что случилось в детстве Анны, что она перестала разговаривать?

Анна дернула входную дверь и вышла на улицу. Синее небо с огромным солнцем, которое поразило ее, еще в первый день ее здесь пребывания, и она подставляет под его лучи свое лицо. Да, ей уже говорили, что девушка должна быть бледна как моль, но она то вообще-то не Анна Ровар, потому очень любит нежится под его лучами. Это сейчас она и собиралась делать. Небольшие качели во дворе и сегодняшняя Анна мирно покачивается, отталкиваясь от земли носком легких туфель, улыбаясь от того, что может погреться, выйти из сумрачного дома. Дом. Можно ли назвать домом место, где ты живешь? Можно. Кровать и стол, стул и диван – и есть то место, которое мы все называем домом. Но дом – это еще и люди, которые ждут вечерами и рассказывают о своих переживаниях, делятся мыслями и советуются. Можно ли назвать домом место, где тебя презирают?

Анна остановила качели и наклонилась к маленькому цветку, протягивая к нему руку. Несколько недель назад она уже попробовала потянуть энергию земли на себя. И о чудо у нее получилось. Но в тот же день она увидела в темноте коридора тень: высокая мужская фигура, огромная шляпа закрывает лицо, черный плащ, в который куталась тень, увы, не прибавили ей хорошего настроения. Но Анну не напугать тенями, она лишь мимоходом кивнула, приветствуя незнакомца и прошла дальше, старясь не вызвать ничем его гнев. Кто их знает этих теней…

Сейчас она опять позвала силу, стараясь немного взять, но достаточно, чтобы понять, что здешняя природа откликается на ее зов.

«Травник, нужно найти травник. Я так увлеклась историей, что забыла обо всем. У меня мало времени, я должна стать независимой, должна вырваться из этого плена».

А из окон первого этажа за ней наблюдал отец и брат.

– Как думаешь кто она?

– Не знаю отец, но Анна изменилась. Она каждый день посещает библиотеку, сама себе готовит, только что не стирает свои тряпки сама, – брезгливо ответил Нурин, стоя рядом с отцом у раскрытого окна.

– Она похожа на Анну, но теперь это не она. Ее будто драконы подменили, – выдохнул хозяин поместья. – Ладно, постарайся, ведь с завтрашнего дня начало торгов, нам нужно избавиться от нее как можно быстрее. Не хочу держать в доме того, кто не является моей дочерью.

– Хорошо отец, но по всем документам ей нет еще восемнадцати.

– Найди того, кто не будет сверяться с бумагами. Мне тебя учить? – брезгливо поморщился господин Ровар и отвернулся от сына, но и на «дочь» он уже не хотел больше смотреть. Дела поместья требовали постоянного внимания, а дочь не могла стать источником возмещения расходов. Сейчас она становилась его головной болью.

Нурин кивнул: – Я понял, – его взгляд пробежался по сидящей на качелях девушке. Вот она наклонилась к цветку и провела рукой над ним, потом задержала ладонь над цветком, так к нему и не прикоснувшись и улыбнулась своим мыслям.

«Сестра, те же волосы, те же глаза, но уже месяц мы видим отличия, которых с каждым днем становится все больше. Но мне ли судить? Отец, глава семьи, нам с братьями уже пора обзаводиться семьями, а денег нет, чтобы заплатить выкуп за невест. Наши торговые точки уже не приносят такую прибыль как хотелось. В семье где столько мальчиков и одна порченная девушка, не место жалости», – Нурин смотрел на Анну отмечая, что она красива, теперь красива. Улыбка сменила ее всегда печальное выражение лица, губы стали полноватыми, раскраснелись щеки, сияют глаза. Свои густые длинные волосы она уже месяц закалывает на макушке шпильками, но делает это так элегантно, что глаза сами собой останавливаются на ней. Серебреные волосы, туманные глаза, и цепкий взгляд, а еще походка, осанка. – Отец, чтобы показать Анну на торгах ее придется свозить на базар, нужны украшения и платье.

– Еще расходы… Ладно свози ее завтра, пусть выберет подарок на свой вкус, но в мерах разумного. И завтра же покажи ее на торгах, если получится – продай, твоя невеста не может ждать долго выкупа, – вздохнул отец и обернулся к Анне. Он любил дочь, когда она была малышкой, любил, когда она стала подростком и возненавидел, когда она выросла. Может от того, что придется ее продать как скотину на базаре? Может из-за своей никчемности и может он ненавидел именно себя, а не ее?

– Она будет ждать столько, сколько нужно, – кивнул Нурин.

– Это хорошо. А что это она делает? – указав на стоящую на улице Анну, спросил его отец. А Анна подняла голову вверх, туда к солнцу, развела руки в сторону и улыбнулась, улыбнулась своим мыслям. Со стороны казалось, она просто стоит, но она прислушивалась к своим ощущениям, своему телу. Воздух вокруг нее наэлектризовался, замолкли птицы, по ее коже пробежала волна мурашек, а она все стояла и улыбалась, окутанная магией тепла и солнца, а потом она закрыла глаза, успокаивая разум и прислушиваясь к своему телу.

– Не знаю, – выдохнул Нурин, не отрывая взгляда от сестры. Нурин помнил тихое дитя, которое хваталось за его ногу, боясь упасть с лестницы, помнил как они прятались на чердаке от строгого отца и помнил… Сейчас уже не важно, сейчас она товар и он должен сделать так чтобы этот товар купили. Он должен построить свою жизнь и увы, в его планы счастливая жизнь сестры, не входила.

«Мое тело здорово – это хорошо» – Анна фыркнула, когда ноги перестало покалывать, а волоски на руках опустились. – «Здесь есть энергия, и она отзывается, это хорошо».

Мужчины замерли у окна, продолжая наблюдать за девушкой, а Анна опустила руки и осмотрелась, будто ища кого-то кому можно было все рассказать. А потом направилась к дому, с улыбкой на губах, полностью уверенная в себе, и расставив приоритеты для своего будущего, которое отчетливо видела.

– Срочно найди покупателя, – выдохнул отец, – еще не хватало, чтобы из-за нее мы лишились голов. Мне не нужны проблемы с монахами.

Рынок невест

Повозка Роваров въезжала в городок под названием Америц. Вот же названьице! Хотя все названия захваченным городам давали именно драконы, когда пришли к власти все города были переименованы, вот потому и названье, больше похожее на имя девушки.

Анна сидела в глубине повозки и смотрела на свои руки, тонкие изящные пальчики, аккуратные ноготочки. Если бы она жила в той старой своей жизни, точно бы отправилась учиться музыке.

Сидящий напротив нее брат был сама невозмутимость. Строгий черный костюм, воротник под самое горло, лацканы пиджака в черном бисере и небольшой кинжал на поясе, больше принадлежность к высшим кругам, чем оружие. На Анне было серое платье, кружева по лифу и небольшой бант на широкой юбке на бедре, хотя это и не бант, карман. На голову ей водрузили небольшую шляпку и серебристую вуаль, закрывающую верхнюю часть лица. Сеточка была тончайшая, видимость хорошая, так что девушка согласилась. Волосы уложили в высокий пучок и закололи неизвестно откуда взявшейся золотой заколкой.

«Да уж, высшая каста. Горловина сжата у брата, вот-вот задохнется, лицо уже красным стало, но сидит даже бровью не ведет. Хорошо, что у меня декольте, правда, заставили набросить платок, а белоснежные кружева оттеняют кожу. А чего это меня так нарядили?»

– Что бы ты хотела выбрать в качестве подарка? – неожиданно спросил Нурин.

«Это он у меня сейчас спрашивает? Я что должна за секунду научиться разговаривать?» – опешила Анна, но взгляд от своих рук оторвала и посмотрела на брата.

– Ладно, я сам выберу, – усмехнулся Нурин. – Что взять с убогой?

«Убогой?» – задохнулась от гнева Анна. А брат продолжал: – Матушка умерла, потому что ты так и не заговорила, после той болезни. Все дети болеют, но тебя видно боги прокляли еще в детстве, что так нас наказали. У всех сестры заботятся о своих братьях, а у нас убогая, которая и может, что в комнате сидеть, да в окно смотреть. Правда в последний месяц ты изменилась.

«Это я должна заботиться о вас? Здоровые лбы, а сестра должна!»

Ох, сколько бы она ему высказала, если бы могла заговорить, даже рот открыла, правда ничего не произнесла и лишь головой покачала, надеясь, чтобы поскорее эта поездка закончилась.

– Молчишь? – рассмеялся Нурин. – Знаешь, я ведь любил тебя, когда был маленьким, жалел. А потом когда понял, что мне придется работать, чтобы на приданное заработать и чтобы семью завести – возненавидел тебя. Это ведь девушка должна приносить в дом богатство и достаток, а не сыновья. А мы теперь должны по полям ездить, проверять наделы, смотреть, как работают крестьяне, проверять счета в лавках. Хочу как другие, наслаждаться жизнью, а не…

Дальше Анна не слушала: «А не коровам хвосты крутить. Слышали, знаем. Сестра тебе должна!» – фыркнула она и улыбнулась, рассматривая брата. Холеный, это он точно заметил – ему нельзя работать, не дай бог похудеет, мир точно рухнет. Да, нет, планета с орбиты сойдет. Нет, худеть ему нельзя, жизнь оборвется.

– Смеешься? Ладно, сейчас смейся, вот приедем на рынок, там смеяться буду уже я, – фыркнул Нурин.

«Что он задумал?» – испугалась Анна. А повозка уже ехала по городу, постукивая колесами по каменной мостовой. Из небольшого окна Анна видела каменные дома, вывески и слышала крики возницы, перестук молотков и чувствовала запах свежего хлеба.

Когда же повозка остановилась, Нурин открыл дверь: – Пошли сестренка, рынок невест предполагает красивое платье и обязательный аксессуар в виде браслета. Так что нам сюда.

Анна задохнулась от гнева: «Мне еще нет восемнадцати! Они меня так рано продать решили?» – кричать и стенать бесполезно. Да и что может немая? Лишь руками развести и согласиться со своей судьбой. Так Анна и сделала – сцепила зубы от обиды, гнева и скрестила брови. Губы тонкая линия, и кулачки спрятались в ткани широкой юбки.

И вот перед ней небольшая лавка: платья, кофты, рубашки и брюки на витринах, на лестнице, на манекенах, короче везде, только что на потолке не висят. Цветущий молодой человек с лучезарной улыбкой пригласил их войти внутрь, с жалостью глядя на Анну: – Вы на рынок невест? Тогда вам направо, там все как положено. Сегодня первый день, потому невест мало, но для того, чтобы купить все необходимое у нас уже все готово. Сюда, пожалуйста.

Нурин схватил ошеломленную Анну под локоть и втащил внутрь затемненной комнаты, сразу повернув направо, и подтолкнул вперед: – На девушку платье и браслет невесты. Остальное как она пожелает, но не больше двух су.

***

Два молодых человека замерших у входа исчезли с ее глаз, и Анна решила осмотреться, как только Нурин вышел из комнаты вслед за слугами, куда ее впихнул. Даже если ее уже сегодня продадут, она должна сейчас взять то, что ей пригодиться в будущем. Дали возможность выбора, она его сделает. И она выбрала. Случайно брошенный взгляд и она уже знает, чего она так желает. Камни, целый сундучок камней, натуральных камней, правда с изъянами, с трещинами, со сколами, но это были камни, которых она сейчас наберет на целых два су. Больше ей здесь ничего не надо. Сундучок стоял на небольшом столике, открытая крышка дала ей возможность рассмотреть достаточно и оценить то, что ей пригодится в будущем. А нет, еще нужна леска, но она ее найдет в любом доме, нет, распорет свои корсеты, и достанет китовый ус или что там идет на эту пыточную камеру.

– Девушка, вижу, вы уже выбрали? – мелодичный голос и Анна поворачивается на звук голоса. Невысокая женщина, худенькая, миловидная, волосы серебро, распущенные по спине и плечам, ну это отличительная черта высшей касты, потому что у слуг волосы пепельные. Яркие синие глаза и платье… Черное, расшитое белоснежным жемчугом и серебреными нитями, воротник белоснежное жабо и тончайшие браслеты на тонких запястьях.

«Ну, эльф, точно эльф. Даже ушки чуть заостренные», – улыбнулась Анна своим мыслям и кивнула, указывая на сундучок.